Ну, что мне делать?!

Ну, что мне делать?! -
Облака ловить -
лепить по образу,
подобию -
палаты,
в которых все на выси тароваты
и не избыть
способности любить
в любой сестрице,
в каждом брате...
Через "казаться" -
быть и только быть...
Духовной жаждою
небесные крупицы
обязан я
огнём внимания скрепить
в нетленный сплав
завещанного братства...
Волшебный мир -
мир полушарий крон,
что тайнами ажурными,
живыми -
подчёркивают окон
перезвон цветной -
в ночи сторожевыми
их делая кострами из времён,
в которых кровью
заливали имя
любого,
кто в людей был искренно влюблён -
я болен этой
всеобъемлющей любовью,
я ею в этот мир,
готовый взоры звёздных сил проспать -
внедрён
строкою умозрительного света...
Распад решёток -
есть моя тетрадь,
средь прославляющих рвы львиные с удобствами новейшими - трещоток,
обживших паутину интернета:
высоковольтности стиха
бежит паук -
мир нелюбви,
венчающий сиянием наук...
Но есть природы мир,
что - сфера
для поэта,
в которой - Богом
в сердце строго
льётся вера,
как окон свет в ночи,
как ропот трепетный
под вольным ветерком
древесных куп,
как губ летящих в темноте
немолчный шёпот,
как круг
имён -
во мраке человечества
всего создавших
мукою сгорания
волшебный купол
сияния любви
со всех сторон
времён и стран...
Небесного порядка
легион
присутствием своим
обожествляет мой
каждый певчий
выход на балкон,
плывущий, как ковчег
на свет завета
света,
в котором никого никто не обвиняет,
в котором к месту лобному
поэтов и пророков -
мычащим стадом
люди
не ведут
и препарируя бессонным
взором облака
цвета их называя
и оттенки,
метаморфозам
очертаний
поспевая вслед,
по главной сути
духа строк,
что не остудит
никакая Лета -
я говорю об этом...
Господне Лето -
тайна бытия -
тоска и радость,
счастье и утрата
любимого -
невосполнимая
в горниле быта,
дворцов шедевры
и страданием
пропитанные плиты
убогих зданий...
Я не ищу в удушье
духа виноватых,
я знаю их в лицо -
моё лицо средь этих
лиц я взглядом
совести нелгущей -
узнаю:
мы все в какой-то мере
и Иуды, и Пилаты,
Каифы, Ироды и маловеры,
и фарисеи, и изуверы,
но все мы - Лазари - раскаяньем перед лицом любви распятой...
Сплетенье линий,
отголоски трелей,
смех звонкий,
женское начало
и мужское,
объятье пустоты великой,
пролом в стене китайской
за которым
в любви,
чьё чувство глубоко его хранило,
скрылся Лао-цзы,
Овидия бессмертные элегии
из стыни скифской
и скифов, кровных мне,
зверушки золотые -
во мне, как в тигеле...
Нет силы
у могилы,
когда пройдя сквозь ненавистное -
поём о милом...
Я - прах, замешанный
с любовью в глину -
для расплавления
в святом сосуде
осознания юдоли боли -
любого:
человечность изводящего металла...
Я - торжество любви
во всём, везде,
как сплава -
солнцем и луною
золотого
в любом пространстве
времени...
Я речи
речкой пробивание
через живые склепы
бездушных ценностей
живущего и в ус
не дующего - ныне
существующего -
сребролюбием Ваала...
Кремнистый путь
из старой песни
мне интересен
и не тесен мир
лишённых вдохновения квартир,
поскольку для него - давно
я умер,
и мир нездешний
мне сказал: "Воскресни!"
Вот почему
коктейль я пью чудесный -
в чалме астральных
дум ступая
с верною тетрадкой
на балкон -
огнями разноцветными
неспящих окон,
шёпотом
глубины с высями соединивших крон
и ангельскими сонмами
над спящим городом плывущих облаков
и ум и сердце
вечною любовью
опьяняет он...
В прошедшей тьмой дворовою прохожей,
вдруг узнаётся - пеною рождённая богиня...
Я сам не знаю, как во мне в миг прозябают
дрожью вдохновенной -
Бога вечного, живого -
славящие гимны...
Я часто падаю, незримый миру на колени
и говорю: "О, Боже,
Ты -
вместившее в себя любовь без края
слово,
не знающее тленья,
Ты -
вдохновенье,
Ты -
восхождение духовной жажды на вершины, вездесущего для выси жаждущих, Синая!"
Я это знаю
экзистенцией,
мной не забытой,
мной не заспанной -
той подрасстрельной "одиночки"
в коей
словно у испуганной орлицы
зеницы
под перстами шестикрылого томления -
отверзлись очи,
каждого идущего от сердца,
моего стихотворения -
звучащего
ещё в грядущем...
О, бабочки
улыбок мимолётных,
о, рыбки глаз,
плывущих в неизвестность -
возлюбленные
зрением прозрений
лишь зреющих,
счастливые картины...
О, чистота
святая
Магдалины -
в любой прохожей -
через кожи
грешность -
бесплотность неба
через прах -
дороже
и дерзновение
души - сквозь смертный
страх...
Как лета ночи хороши,
поскольку -
зим всех сущих
в северном сиянии -
алмаз -
стал достоянием
на них
глядящих
через прежний холод
нас,
так хлеба вкус
нам открывает голод...
О волшебстве земных
страданий
мой стихийно
прошумевший стих -
так в кронах предрассветных
близких гор дыханье
являет ощутимо
вольности незримой
бриз...
Во всём, что Бог создал -
глядящему духовным
зрением любви нетленной,
повсеместной -
таится - в горних
через горе
юдольное -
задуманный сюрприз...
Никто не крикнет:
"Бис!"
и виршу эту
перечтёт едва ли,
но мне не до печали -
мой дух
к любви, означенной
мной выше,
подключённый -
шипенья равнодушных душ:
"Пиши, пиши!" -
не слышит -
он дышит
приближеньем дали,
в которой нет крестов
казнящих
и с пулемётами
дозорных вышек,
и "вышек"
нет -
оформленных
резиновым
земным законом,
но есть -
расцвет
осуществлённых
высью
мысли,
чувством непридуманным
любви к любви великой
полных -
слов...
За них я умереть
готов,
мне с ними -
жить в аду наземном,
рукотворными идеями
воздвигнутом
и охраняемом -
не страшно...
Я - вольный хлебопашец
лазури рукопашной,
пашня
под лемехом стальным
и строчек моих всходы -
реальная
духовная свобода...
Откланяюсь за сим,
оставив правоты
последней
приговор
за неподкупным,
целокупным
небосводом -
отечеством,
мне кровного
народа...