Так мне думается

(реца на стихо Игоря Белкина "Два одиночества"
http://www.stihi.ru/2010/07/08/18 )


Константиныч, ну никак я не возьму в толк, с какого перепугу тут все тебе советуют отдыхать? Не слушай никаво! Слушай Маяковскова Вы Вы. Он говорил ить как? А вот как: " Пахай всегда. Пахай везде. До дней последних донца. Пахай, и никаких гваздей, штоп мне не уколоцца."
Вот так и ты. Пахай!

Расскажу-ка я тебе, как сосед по даче, дед Еремеев (ему уже 87 тогда было) учил моего батона:
- Сурёжа, никада не прекрасчай любить женщинов. Вот вазьми миня. Мая Марея женсчина сурьёзная, а ито панимаит толк в любови. Мы с ей да прошлова года никак не меньш, чем по пару разов на дню стыковку производили. Чисто для здоровья. А тут што-та я видеть плоховато стал. Пашол, дурень старый в полуклинику. Дукторица спрашиваит миня:
- Дедушка, а вы случаем не пьёте водочку до сих пор?
- Пью, дочка, а хтош её не пьёт?
- Так вы, может и курите ещё?
- Да не сильно, - говорю - пачки полторы папиросов за день всево-то. А в войну так и трёх не хватало.
- Вот-то вы шутник, - дохтурша пискнула, - так, может у вас ещё и с женщинами отношения не прекращены?
- А как жеш их прекратиш-та, когда оргазизьм требоваит, - говорю - только пореже типерь уш как-то всё. Пару раз за сутки и всё тут.
- Это, что ж, теперь "поменьше" называется? - удивилась пигалица - а сколько же было "не поменьше"?
- Дык это по-разному всяко. Когда под боком своя, так всякий раз, как захотелось.
- А сколько же вам хотелось, дедусь? - не унимается духторица.
- Ну скоко-скоко... Развеш я считал? Может когда и по пяток только разков, а так всё поболе. Так исчо я ш не забывал и соседкам помочь в беде. У их же у многих мужиков поубивало, вот и приходилось мне за полсела трудиться. Сколь детей внуков наплодилось, я уш и счёту не знаю.
- О-о-оооох! - разъубивалась дохтурша. Ну, а хотите, чтобы зрение у вас в порядке было. Вот вы весь свой потенциал жизненный и поисчерпали, по соседкам бегая.
- И што ж типерь делать-та мне, касатка? - спрашиваю.
- Выход простой. Надо со всем этим как-то поостеречься. И прекращать. И пить, и курить, да и с женой тоже... Поди, замучали женщину. Ведь не девочка она у вас.
- Не девочка. Факт. Восемьдесят пятый годок надысь справили.
- Нет! Вы просто сумасшедший, дедушка! Да как она вас терпит-то, не понимаю? Ей-то ведь это точно уже не нужно.
- Почему ж не нужно-то? - спрашиваю.
- Да физиологически женщина в таком возрасте не готова принимать партнёра. У неё же всё усохло давным-давно. Или вы таких элементарных вещей не понимаете?
- Чиво это усохло? - спрашиваю - Очень даже ничево не усохло. Как поглажу как нада, мигом мокрая становится.
- Ай, дедушка! Хватит фантазировать! - говорит. - Короче, хотя бы на месяц, вам нужно притормозить со всеми вашими играми, а там в динамике посмотрим, как лечение пойдёт.
- Ну, - говорю, - месяц может как и сдюжу. - Только уж на большее не уговаривай, дочка. Я ж не железный, хоть и осколков во мне с войны ещё полно сидит.

- Ну и как, - спрашивает мой батон, - выдержал, Фролыч?
- Так я ж тебе, Сурёжа, пра то и говорю - никогда не прекрасчай женщинов любить.
- То есть ты, дед, не прекратил?
- Да кабы! Именно, што прекратил. Думал, што тока на месяц. А оно оказалось насовсем. После полуклиники пришёл домой, Марее всё опсказал, та повздыхала, ну, говорит, нада, так нада. Ну и на диван миня атодвинула. Сперва хотелось - мочи нет. Всю ночь шубуршился, всё думал, а ну иво, зрение то, когда организм весь балит и требуит своево.
Потом думаю - или я не мужик, и силы у меня нет, штоп подождать каких деньков тридцать? Потом попривык. Вроде и ничево так стало. А то после любови серце так к горлу патскочит, аж ни дыхнуть бывало. А тут вроде не нада лишнево трудицца. И серцу отдых какой ни есть. А потом и замичать перестал Марею. Вроде как мебель. Есть и ладно. Нет и не помер бы.
- Ну и дальше-то чего?
- А чиво-чиво? Походил я месяц к той духторице, попил каких-то лекарствов, попромывала мне Марея ейными настоями глаза. Месяц так ходил. Кончился месяц. Спрашиваю:
- Ну, теперь можно-то хоть мне выпить, да к Марее на кровать перебирацца?
- Что с вами поделаешь, - говорит, - если никак без этого, так перебирайтесь.
- Ну и?.. - не терпится батону.
- Што ну? Вот я ж говорю - не прекрасчай! Ни на месяц, ни на полмесяца. Ни на час, нафиг! В нашем деле оно што главное?
- Что? - улыбается батон.
- Практика, Сурёжа! Прак-ти-ка! Как остановил канвейир, так фик ты иво опять запустишь. Сдох мой канвейир. Вот што.
- Ну, а зрение-то хоть восстановилось?
- Да какое там!.. - загрустил дед. - Исчо хужее, чем до дохтурши видеть стал. Вот я, знаешь, что думаю себе, Сурёжа?
- Что?
- А может эта дохтурша сама какая больная, и мужика у неё отродясь толковово не было, зато она и мне жисть попортить захотела, со зла на всю нашу мужицкую сущность? Вот я чиво думаю.

Вот такая история, Константиныч!
Так что не прекращай любить женщинов! Никогда! Даже на полчаса! И стихи для них пиши всегда и с удовольствием и никого не слушай, кроме собственного сердца.
Так мне думается.