Тадеуш Ружевич. прививка от фашизма. Памяти
Вместо предисловия- 24.04.2014 скончался польский поэт и драматург Тадеуш Ружевич
-------------------------
Дальше- моя заметка 2010 года и фото 2002 года.
Опять "Невский книжный форум". 2002 год. Субботнее утро.Я приехала туда
работать и ждала некоторые издательства. Пока бродила около стендов.
И вдруг я увидела ТАДЕУША РУЖЕВИЧА. САМОГО ТАДЕУША РУЖЕВИЧА.
И вспомнилось...
Конец 70-х годов. Мне 16 лет. Я хожу на занятия в Литературное Объединение при газете "ЛЕНИНСКИЕ ИСКРЫ". Руководил им Вячеслав Абрамович Лейкин.(Сейчас есть ЛИТО В.А.Лейкина. Но оно уже в других стенах. И там нет меня).
Именно В.А.Лейкин читал нам вслух стихи.Хорошие стихи.Чтобы привить нам вкус.
Именно он прочитал нам тоненький сборник Тадеуша Ружевича, после чего я и "заболела" верлибром.
Тогда, в годы книжного дефицита, мы не могли ориентироваться в книгах. Мы, школьники. Да и в поэзии царили другие времена.
На это лето я взяла в своей Библиотеке сборник стихов Т.Ружевича.Более поздний. Изданный в 1985 году в издательстве "Художественная литература".
Перечислю переводчиков этого сборника. Несколько имён, чтобы был понятен уровень:В.Британишский (составитель и переводчик),Д.Самойлов,Ю.Левитанский, В.Бурич,Б.Слуцкий,Н.Глазков,Е.Винокуров, Н.Астафьева и др.)
И приведу пример самой известной поэмы Т.Ружевича "Косичка" (в данном случае в переводе замечательного поэта Б.Слуцкого.
ТАДЕУШ РУЖЕВИЧ
КОСИЧКА
Когда всех женщин из транспорта
остригли
их волосы
четыре работника
замели липовыми вениками
и собрали в кучу
За чистыми витринами
лежат недвижные волосы
задушенных в газовых камерах
в тех волосах шпильки
и костяные гребни
Свет их не просвечивает
ветер их не треплет
ни дождь ни ладонь ни губы
не прикасаются к ним
В огромных витринах
клубятся сухие волосы
задушенных
и серенькая
косичка мышиный хвостик
с бантиком
которую дергали в школе
невежливые мальчики.
Музей в Освенциме, 1948"
цитируется по сб.:Ружевич Т. Стихотворения и поэмы/пер. с польского.-М.:Худ.лит., 1985.-С.50
Я думаю, нам, слушающим это стихотворение, навсегда была сделана прививка от фашизма.
И если таковая есть- прививка от дурного вкуса.
Верлибр в 1970-е-80-е годы часто был полем приложения эзопова языка.
И , по-моему мнению, настоящий верлибр должен быть глубоким и гражданственным.
Возможно, теперь вы поймете мой шок, когда я увидела Тадеуша Ружевича.(Наверное, в тот год подготавливался новый сборник его стихов).
Я попросила разрешения у Т.Ружевича сфотографировать его. Он был очень удивлен. Приятно удивлен. И посмотрел в объектив.
По правую руку от Т.Ружевича сидит писатель Я.Гордин.
Остальных людей на этой фотографии я не знаю...
Фотографируйте! У Вас будет память не только о себе и о своих мгновениях. Но и об окружающих.
ДОПОЛНЕНИЕ. Я надеялась,что эта история одного фото будет расширяться. Так и вышло. Я бы хотела, чтобы Вы прочитали переводы стихов Т.Ружевича, выполненных участником нашего сайта Глебом Ходорковским (1932-2018)
http://stihi.ru/avtor/hodorkovskij&book=79#79
.
А это - стихотворение в переводе Аллы Шараповой, автор Чеслав Милош
ТАДЕУШУ РУЖЕВИЧУ, ПОЭТУ
http://stihi.ru/2010/04/29/8622
Согласны в радости все инструменты,
Когда поэт приходит в сад земной.
Четыре сотни голубых потоков
Работало на час его рожденья.
Корсарское крыло бессонной мухи,
Нить шелкопряда, усик мотылька –
Предвестники его прихода.
Люпины в поле, как большие башни,
Светили для него. Все инструменты
В футлярах чёрных и чехлах зелёных,
Ликуя, ждут его прикосновенья.
Да славится тот край, где он рожден.
О нём шумят прибрежные теченья,
Где плавают непробуждённо чайки
И корабли качаются в волнах.
Луна бежит над городом безвестным,
Протягивая луч в холодный дом,
Где он сидит за письменным столом
И слушает, как бьют часы на башне.
Он жив в игле сосны и в крике серны,
В пожарах звёзд и в линиях ладони.
Часы не мерят песнь его, и эхо –
Как в раковинах древний голос моря.
Не молкнет голос, вездесущ и мощен.
Поэта шёпот – для людей опора.
Блажен народ, поэта породивший:
В своих трудах он не бредёт в молчанье.
Лишь риторы поэтом недовольны.
Они расселись по стеклянным стульям
И развернули свитки благородства.
Поэта смех гремит над их синклитом,
А жизнь его – вне меры и предела.
Во гневе риторы: ведь стулья треснут,
И – ни травинки, лишь круги сгоревшей серы.
И муравей степенно обогнёт бесплодный, ржавый прах.
Вашингтон, 1948
.
Июль 2010, СПб, доп. апрель 2014, отред. февраль 2023
Свидетельство о публикации №110070807398
http://stihi.ru/2014/03/17/9250
Владимир Потаповский 24.04.2014 23:28 Заявить о нарушении