Крис Кельвин

Сарториус мне писал, что ты опустился,
что ты почти не жилец, а точнее - самоубийца,
что таким, как ты - он писал мне серьёзно -
лучше сидеть на печи, а не летать к звёздам.
     Ты вернулся обратно, и я тебя не узнал,
     ты очень изменился - особенно твой оскал.

После возвращенья в голове твоей каша,
ты утверждаешь, что вакуум это среда не наша,
что мы возвратимся обратно в удобную воду,
чтобы приятно метать икру и продолжать природу.
     Мы сидим на ступеньках, глядим на Луну.
     На Солярисе я не был, но тоже разного хлебнул.
    
Ты уверяешь, что жизнь - в состоянии жидком,
что человек как таковой скоро станет реликтом,
что летать на точные звёзды - это даже смешно,
поскольку всё, что нам надо, находится в H2O.
     Мы сидим на ступеньках, не меняя своей позы.
     Ты говоришь о земле, а смотришь почему-то на звёзды.

Ты уверяешь, что эмигрировал бы в Атлантиду,
что человек разумен исключительно только для виду,
что, попадая в космос, он становится вне игры,
и что любовь существует только для красной икры.
     Ты, наверное, прав. Тебе виднее,
     поскольку ты один, и никого нет у тебя на шее.

Ты говоришь, что дальние миры - шалавы,
что, покинув стихию воды, мы оказались неправы,
что человечеству нет места нигде во Вселенной,
и что звёзды дали нам под зад твёрдым коленом.
     Ты прав. Космос, конечно, не для людей -
     там мало кислорода и трудно стругать детей.

Ты утверждаешь, что не веришь в человека,
что морская болезнь - достоинство древнего грека,
что для экспансии вдаль у нас слабые нервы,
что Европа закончилась давно - ещё до нашей эры.
     Я смотрю на звёзды, и мне становится грустно.
     Кто мы - мыслящий тростник или морская капуста?

Ты говоришь, что теперь читаешь Плутарха,
что Гагарин был обречён сразу же после старта,
что нужно небо любить и просто смотреть на солнце,
что человек всегда одинок - и в космосе ещё больше.
     Я слушаю тебя, вытянув затёкшую ногу,
     на Солярисе я не был - и, слава Богу.