Забытая книжечка

Когда мне исполнилось тридцать пять, я совершил поступок. Конечно, я и раньше их совершал, но этот был,  пожалуй, самый решительный и честный поступок в моей жизни. Я выбросил старый портфель со своими рукописями. Все когда-либо мною написанное. Помню: там были 2 толстенные тетради стихов, 18 рассказов (3 – о детстве, 6 – из институтской жизни, 2 – о приключениях; темы остальных семи не поддавались четкому определению). Кроме стихов и рассказов, в портфеле хранились мои дневниковые записи за последние три года (раньше я никогда дневников не вел), почти завершенная повесть «Острова», посвященная моему любимому брату, начало романа о Балакиреве (триста двадцать восемь строк), отрывки из пьесы «Звонок», с нашумевшей «страшилкой» ничего общего не имеющей, пара-тройка этюдов на свободные темы и еще всякая чепуха, не достойная называться литературой. Все это я выбросил на помойку в один из пасмурных осенних дней.
Этот мой поступок нельзя назвать спонтанным. Наоборот, мысль уничтожить все написанное пришла ко мне за день до этого. Вечером и утром последующего дня она не покидала меня ни на мгновение. Я не знал: смогу ли сделать ЭТО. Думал долго, прокручивал в голове различные варианты и к обеду решился окончательно.
Я достал из-под письменного стола свой портфель (поясню: все мои фантазии, когда-либо материализовавшиеся в виде строк, попадали в коробку под стол, затем перекочевывали либо в мусорное ведро, либо в портфель, притаившийся тут же, под столом, терпеливо, иногда месяцами ожидая добычи), протер с него пыль и безо всякого видимого сожаления вынес на помойку. Говорю, без видимого сожаления, потому что… Потому что тогда мне так показалось.
Повторюсь, я вынес на помойку все, что когда-либо написал. Я так думал. Но ошибся. Одно я совсем позабыл.
Позабыл я одну книжечку, сборничек стихотворений, составленный когда-то давно (страшно даже вспомнить, насколько давно это было) мною и моими друзьями (где вы, ребята? Ау-у!).
Я наткнулся на него спустя месяца три. Случайно, когда искал на самой верхней полке книжного шкафа (там, на самом верху – поэты. Только они достойны этого места. Я глубоко уверен в этом) «Окно» Жданова. Наткнулся и оторопел. Так, наверное, бывает, когда неожиданно сталкиваешься с человеком, которого считал давно умершим. Не знаю. Но думаю – так.
Обложка, когда-то белая (цвет был ошибкой), но давно заляпанная, хранила в себе часть моей жизни. Той жизни, какую иногда вспоминаешь, с годами все чаще, словно сон, словно увиденное где-то давным-давно, увиденное со стороны, мельком, а потому потерявшее личностное наполнение. Шестьдесят страниц. Да и тираж невелик – всего пять экземпляров, хотя это слово в отношении моей неожиданной находки, как мне кажется, не совсем уместно. «Пять штук» звучит лучше. Помню, поначалу мы хотели сделать и вовсе три, но вовремя передумали. И правильно. 5 – подходящее число. Оксана (общелюбимая тремя факультетами наша сокурсница) за выходные и бутылку вермута выполнила заказ. В расчетах мы не ошиблись (речь идет не о бутылке, а о штуках).
Одна книжка была потеряна сразу же, в первый же день. Помню: пошли в пивной бар. Были две девицы. Имен сейчас, даже если напрягусь, не вспомню. Потом – мои знакомые по школе. Потом… Потом мы куда-то еще… Потом… Я не помню, что было потом... Короче, потом болела голова, было утро, а одной книги не было.
Этот неудачный опыт заставил нас действовать практичнее. Мы решили поделить книжечки, по одной – каждому автору (нас было трое) и одну для будущей презентации (как сказали бы сейчас, но тогда, в далеком и непонятном 198… году, никто не знал, что это за зверь. Возможно, этого слова вообще не было. Вполне возможно).
По разным причинам презентация так и не состоялась, и последняя, пятая, книжечка навсегда пропала в пыльных, безнадежно пропахших капустой, туалетом и сигаретным дымом бесконечных коридорах студенческого общежития. Кто знает, может быть, она нашла своего читателя (тема болезненная для некоторых авторов!). На этот счет у меня нет никаких сведений. Не знаю я о судьбе книжек моих соавторов. И о своей со временем перестал думать. Забыл. А она взяла, да и неожиданно напомнила о себе. Напомнила о чем-то необратимом, невозможном, в чем-то почти фантастическом и безвозвратно ушедшем.
Держать в руках осколок собственной жизни – странное чувство. Не берусь здесь описывать его. Ни к чему.
За эти годы я во многом преуспел: стал отцом, окончил институт, женился, вновь стал отцом, много работал, старался быть верен друзьям, защитил диссертацию, работал еще больше, все время что-то писал (чтобы потом выбросить?), печатался, выпустил еще одну книжку. Теперь уже в 500 экземпляров и… И почему-то сделалось грустно. Может быть, все, что я перечислил, было сделано мною, а вот эта старая забытая на годы книжечка – кем-то другим? Кем? И где сейчас этот другой? Как он живет? О чем думает? Что чувствует? Что пишет? И пишет ли вообще?
Странно устроен человек. Все ему не так, не эдак. Трудно угодить. Стремится быть счастливым и делает гадости. С годами становится ленивее и пошлее. Верит в светлое и боится признаться в этом самому себе. Любит и мучается своим чувством. Находит удовольствие в страдании. Не понимает других и требует быть понятым. Часто живет как в каком-то сюжете и принимает за реальность увиденное во сне. Я не исключение из этого правила. Но у меня есть смягчающее обстоятельство – книжечка. Старая книжечка. Вот эта. Заляпанная. Шестьдесят страниц. Три части. Моя третья.
Неожиданная находка (сказал бы «дверь в недостижимое прошлое», но это уже чересчур пошлая фраза) по-настоящему взволновала меня. Я медленно раскрыл книжечку, словно боясь что-то вспугнуть, и начал читать с самого начала.
Наконец – моя часть. Я прочел несколько стихотворений и задумался. Было над чем. При всей наивности и часто откровенной беспомощности они жили . Хромал ритм, неуклюжими были образы, рифма резала ухо… Все было против правил. Но стихи – жили. Невероятно…
Наступил вечер, а я все сидел на диване с найденной книжечкой в руках. О чем я передумал за эти два с половиной часа, в двух словах не объяснить. Воспоминания сменяли друг друга. Ушедшее возвращалось. Опять и опять. И все – старая забытая книжечка. Она была мне подарком судьбы. И дело здесь вовсе не в стихах, а в том… В том самом главном, о чем лишний раз не хочется говорить. Промолчать, оставить в себе след ускользающего навсегда.
Старая книжечка. Неожиданно найденная мною. В когда-то белой обложке. С нелепыми живыми стихами.