От Марии

Говорила тебе мама, сынок,
Тридцать три - не срок.
А до срока незачем даже
Вставать со стула.
Вот тебе микстура,
От раны под сердцем.
Ты, говорят, иноверцем
Сделался,
Впрочем, все про тебя говорят,
Не всему верится.
Ты мне, сынок, обещал,
Что найдешь свой причал.
Но не сказал, что рыбаки прилагаются,
Тебя снова видели с этим Андреем!
А соседи сказали, что еще и с Петром и Павлом.
У меня спросил бы, так я бы сказала,
Что идущий вперед, позади оставляет
Не только страны,
Но еще и ведомых им,
И не странно,
Что стрела прилетает зачастую
Именно в спину.
Ты говорил, что женишься, сын мой,
Говорил, может в Сирии
Или в Персии ты найдешь
Свою песню.
Говорил, что в Дамаске такие ткани...
Сын, не хорошо врать маме.
Ты не женился вовсе
Да и в Дамаске не был,
Только кормил всех рыбой и хлебом,
А когда остались только проповеди,
Они твои вещи отняли.
Ушли на север в твоих сандалиях,
Тебе только притчи твои оставили.

Мой сын, что за странный бог у этих людей?
Они никогда не думали, что он просто злодей?
Что за жертва угодна ему,
Что за жатва, кровавая пища,
Я не пойму,
Зачем богу нужна чья-то смерть?
Чтобы было на землю легче смотреть,
Чтобы он лучше слышал,
Легче дышал?
Может его кто-то обидел
Или когда-то бросили,
И теперь его сердце в осени,
И он хочет только смертей,
Что за страшный бог у этих людей?

Ты бы остался на берегу Иордана,
С этой красивой девушкой,
Что сказала:
"Пойду за тобой куда хочешь, милый."
И назвалась Магдалиной.
Вы бы родили десять детей,
И когда тебе было бы под шестьдесят,
Ты вошел бы в свой грушевый сад,
Посмотрел, как листва на солнце
Капает золотом,
И понял бы, что все, что ты должен небу -
Это не быть голодным, необутым,
Несчастным и плохо одетым.
Слушать, как играют в саду твои дети,
Знать, что в доме твоем тебя ждут
И примут.
Не подставлять под удары спину,
А нести свою веру в дома из глины,
А нести свои песни в сердца из стали,
Чтобы люди не стали и перестали,
Чтобы поняли, улыбнулись или отстали.
Чтобы солнце в последний раз
Отразилось в твоих глазах
В девяносто,
Чтобы жить было так восхитительно просто.
А седьмой день недели был
Днем бесконечной жизни,
А не воскресеньем.
Чтобы каждый сам отвечал за свое спасенье,
Но, вспоминая тебя,
Всем становилось немного лучше.
Ты засни, сынок, ты меня послушай,
Пока ты будешь спать,
Я заверну твою душу,
В пять одеял из овечьей шерсти,
Грейся, сынок, грейся.
Через месяц тебе тридцать четыре,
Через месяц.