Роберт Лоуэлл - Брак

I

Мы оба были из среднего класса. Нашей верности
хватило бы, чтоб позировать Ван Эйку,
когда мы стояли вместе в Мейдстоне —
патриарх и его молодая жена
с тремя маленькими девочками
в лучшей воскресной одежде.
Бесформенное удобство твоего цветастого платья,
на свету прозрачного.
Цветная семейная фотография
только едва заметным напряжением плеча
выдаёт твою беременность.

Даже здесь Шеридан, ещё не рождённый,
уже был центром симметрии.
Даже тогда он, укрывшись, рос,
обретая телесность и мускулистость.
Он будет летописцем войны —
собирателем груды неточных воспоминаний.
Потом его странный юмор
сделает его эльфом и земляным человечком —
они, как и он, встают рано.
Этим летом он — солдат.
В отличие от отца и матери,
и от всех, кого он знает,
он может выбрать любую из сторон:
красный мундир, ополченец, Георг Третий...
Двузначность революции сделала его
полуангличанином, полуамериканцем.


II

Я смотрю на «Брак Арнольдини» и вижу:
молодой итальянский купец у Ван Эйка
не был ни священником, ни солдатом.
В век Веры
он не боится стоять безоружным,
с вытянутым лицом, на глазах худея,
в своей брачной спальне.
Полуеврей, быть может,
и только что женат,
он послан на заработки в Брюгге.
Его жена уже с брюшком.
Он поднимает руку,
белую и тонкую, как и его лицо.
Он держит её, как свечу, благословляя её —
улыбающуюся, полнеющую, цветущую.

Джованни и Джованна —
даже в век нарядов
они, кажется, любуются своей утончённостью,
одетые, как короли.

Эта картина слишком похожа на их жизнь —
сплетение стольких второстепенных фактов —
их спальня с одной свечой,
ещё горящей в канделябре,
с розовеющими персиками на подоконнике.
Деревянные туфли Джованни на каблуках
сброшены на пол её маленькими башмачками,
окрашенными бычьей кровью
под цвет беспокойного свадебного чертога.

Они — соперники в одомашенности и любви.
Её рука — в его руке, как фарфор.
Другая её рука
дотрагивается до головы нерождённого младенца.
Они молятся и ждут,
как будто ветры с небес,
прикоснувшиеся к ним в день их брака,
остаются их частыми гостями,
а не подобным молнии чудом
для сакраментального фотографического действа.

Джованни и Джованна,
которая переживёт его на двадцать лет...