Дяде Феде

По доброму завидовал я паре
Преклонных лет, бредущей неспеша.
Встречаемся мы часто на бульваре,
Куда вожу гулять я Малыша.

Одежда «second hand», но не подставит
Промозглой слякоти, дождю, жаре
И ветру, что частенько сильно тянет,
Меж зданий, как зимой на пустыре.

Мы примелькались, видимо, друг другу,
При встрече вежливо кивали головой,
Бродили по исхоженному кругу,
А мысли суетились чередой.

Как это важно в старости остаться
Вдвоем, друг друга, понимая взгляд,
И, даже мысли, что в одном гнездятся, 
Другому уже много говорят.

Без перерыва их лилась беседа.
Воспоминаний боль, словно озноб,
Пронизывал, как острый отзвук бреда
Кошмарного, морщиня мокрый лоб.

Однажды дождь запрыгал на асфальте,
Я предложил под зонтиком им встать,
Который оказался взятым кстати,
И мог надежно спины прикрывать.

Старинный зонт достался по наследству.
Таких уж нет – громоздок и тяжел,
Но назначенье выполнял он честно,
Свой, доживая век, который уж прошел.

Так, слово за слово, знакомство состоялось,
Уж дождик перестал на зонтик лить,
А общих тем для разговора оказалось
Довольно много и, хотелось их продлить.

В нас пробудилась дружеская связь.
По телефону стали мы общаться,
И вечером, со службы возвратясь,
Спешил я на бульвар, чтоб повстречаться.

Всегда мне интересен мир людей,
Их судьбы трогают порой до помраченья.
Свидетели давно минувших дней,
Живые жертвы извращенного ученья.



       - 2 -

Забыл представить их. Её Татьяной звали.
Он Федор, но фамилии не назвал.
Не важно это, все таких встречали,
Кого крен жизни интересовал.

В крестьянстве Федя рос, трудолюбивым.
Деревне повезло – учитель был,
Он, подчиняясь лозунгам партийным,
Детей крестьянских грамоте учил.

Учиться нравилось, все посещал уроки,
Хватал науку, как голодный пес.
Я не придумал здесь, рифмуя строки,
Он сам такую фразу произнес.

Работал парень основательно, без спешки,
И скирды хлеба мастерски вершил.
Отмечен был. Ему диплом по вешке
Сам всероссийский староста вручил.

Влюбился Федя рано, очень сильно.
Любовь и страсть сплелись в один клубок.
Их чувства были прочны и взаимны,
Без Тани жить он далее не мог.

Сыграли свадьбу. Гармонистом
Товарищ был, играл от всей души,
И свадьба русская со свистом
Звенела, веселясь, в ночной тиши.

Детишки, как грибочки, год за годом –
И лялька есть, и нянька подросла.
Тайком родители молились, жили с Богом,
И жизнь сполна им счастия дала.

- 3 -

Все было хорошо, но черным вороном
Прокаркала повестка на дворе.
Жена в слезах простилась с милым Федором,
И что-то долго говорил он детворе.

Служить пришлось не далеко, почти что рядом.
Ведь долг есть долг. Пришла пора отдать.
Боялся Федя одного, что с продотрядом
Заставят хлеб в деревнях отбирать.




Но снова повезло. Замечен командиром:
Трудолюбив, настойчив, смел,
Смекалист в деле и уже примером
Стать в кавалерии успел.

И даже комиссар одобрил выбор.
Он видел, что из парня выйдет толк,
Подписан рапорт был, и Федор
Отправился служить в учебный полк.

Летели дни. Учеба к завершенью
Стремительно неслась, как вся страна.
Буржуазии призрак был мишенью
Ненавистной, как в вере сатана.

Окончена учеба, Слава Богу!
Все силы Федор был готов отдать стране.
Как офицеру, в дальнюю дорогу,
Позволили поехать с ним жене.

- 4 -

И паровоз помчал, трубя и фыркаясь,
Леса и реки, трав обилье. Суета
На станциях, с мешками мыкаясь,
Народ, казалось, мельтешил туда сюда.

Сменила зелень, выжженная степь,
Колючки и верблюды одинокие
И с непривычки тяжело было смотреть
На люд иной и на пески глубокие.

Но, присмотревшись, стало ясно -  жизнь
И здесь ростки прекрасные пустила.
Там, где вода, сады тянулись в высь
И тенью прикрывали от светила.

Поля хлопковые прельщали белизной,
Ковром раскинувшись, на склоне лета.
Татьяне захотелось вдруг домой –
Милее нет березового цвета.

От окон детвору не оторвать:
Орлы сидели на столбах, как на насесте.
Родители глазели им подстать
И радовались: наконец-то, вместе.

- 5 -

Закончен путь. С вокзала – гарнизон.
В казарме комната была уже готовой.
Здесь сразу Федор принял эскадрон
И закружился в ритме жизни новой.

В тревоге постоянной мать жила-
За мужа, за детей. Восток был непонятен.
Частенько ночи напролет ждала,
Он приходил, всегда подтянут и опрятен.

О службе ни чего не говорил,
(Все в тайном мраке воинское дело)
Он как-то ранен был, но все ж хватило сил
И в схватке покарал врага умело.

Так протекали дни в тревоге, в ожидании,
Однажды Федор не пришел в обед,
Он банду басмачей (дошло до Тани)
Преследовал, поймав их волчий след.

- 6 -

Пустыни, горы, перевалы,
Колючка, редко деревцо,
Орлы порою да шакалы,
Солнце и ветер жгут лицо.

Не каждый местный житель знает,
Где тропка или в речке брод.
Из рода в род то знание шагает,
Семье, суля известность и доход.

С проводником скакала банда,
Но Федор был не лыком шит,
Он понял замысел коварный
И встал в засаде, как гранит.

Бой был коротким, но жестоким.
Не многим удалось уйти,
И вскачь ущельем глубоким,
Рубались на смерть по пути.

Погоня, горы и ущелья,
Треск выстрелов и храп коней,
И, вдруг, в предгории селенье
И речка, снега холодней.

    - 7 -

Попили ледяной водицы,
Толмач с людьми поговорил
И перевел: - Здесь заграница.
Афганистанским город был.

Афганистан был самым первым,
Кто власть советскую признал,
Он оказался другом верным,
Бойцов по братски всех принял.

Коней стреножили, пустили
На сочных травах погулять
Вдоль речки. Грязь с себя отмыли.
Плов не пришлось всем долго ждать.

Обильным было угощенье,
Кумыс расслабил всех в конец.
Афганцы сами охраненье
Расставили из двух колец.

Гостеприимство для Востока
Кораном определено,
И гость, приехав из далёка,
Всегда почувствует его.

Три дня бойцы там отдыхали,
 В порядок привели себя,
А на четвертый поскакали
Домой, где родина, семья.

    - 8 -

Опять ущелья, перевалы,
Могилки скромные друзей,
Погибших не во имя славы,
А ради тех счастливых дней,

В которые безумно веря,
Сражались из последних сил.
В той пасти огненного зверя
Лежали тысячи могил.

Вот и знакомые дувалы.
Отряд принял нормальный строй.
И громкий голос запевалы
Бодрил энергией живой.

Федор одним прыжком ступени,
Стремглав, как ров преодолел,
Честь, автоматом, весь в волнении
Отдать дневальному успел.

Слезами радости Татьяна
Касалась пыльного лица.
Она меж дел молилась неустанно,
И Бог вернул ей мужа и отца.

Сын норовил все вынуть шашку,
Дочь на колени забралась.
Стол, воду, чистую рубашку
Готовила Татьяна, суетясь.



Всю ночь шептались, говорили,
(Детишек бы не разбудить)
И души родственные слились
В единый ком, что не разбить.

На утро командиру донесенье
Подробное легло на стол.
В нем все свои соображения
Изложил Федор. Эскадрон

Просил к награде он представить,
Бойцов погибших не забыл,
Их помянуть в строю, прославить
Салютом общим предложил.

- 9 -

Здесь замолчал. Мы тихо ждали,
А он смотрел, не видя нас.
Другая сторона медали
Пред нами встала без прикрас.

Даже Малыш насторожился,
Он уши поднял, заскулил.
Я был сконфужен, извинился
И пса водичкой напоил.

ЧК не дремлет. Темной ночью
Вершила все дела свои
И, мало кто, тогда воочию
Мог видеть эти корабли,

Вернее даже, корованы
Из черных воронов. Они,
Избороздив  страну коварно,
Везли рабов на край земли.

Прилично было все сначала.
Пред Федором положен лист,
И с ним, подчеркнуто устало,
Общался в возрасте чекист.

Он предложил пароли, явки
Рукой своею описать,
Все ручейки и все канавки,
Чтоб информация стекать

Могла афганцам без задержки.
Кто из начальства помогал?
И тот диплом, что был по вешке,
Вещдоком на допросе стал.



Все ясно. Он еще в те годы
Старался и в доверье влез,
Чтобы проникший луч свободы,
Поник и навсегда исчез.

Стыдил он Федора – крестьянство
Сколь не корми, все смотрит в лес.
И удивлялся, что коварство
В себе взрастило до небес.

Был Федор потрясен допросом –
Кто чушь такую мог нести?
Но новый кадр с красным носом
Расставил точки все над «i».

Он был здоров, откормлен, молод,
Как две кувалды кулаки,
В одном лице и серп, и молот
И пустота в глазах с тоски.

Был протокол написан. Статус
Определен. Он подпись ждал
И бил меж чарками, на закус,
Врага народа наповал.

Но думал Федя – все ошибка,
К чему допрос, к чему вся блажь,
И верил, что вся эта пытка,
Лишь местной сволочи кураж.

Но вот и суд – лихая тройка –
Ревтрибунал, все рассмотрел,
(Подобных дел уж было столько…)
И вынес приговор – расстрел.

- 10 -

Вот и конец. Пока на нары.
Итог всей жизни подведен,
Мозг ворошил её упрямо.
Был Федор сильно удивлен:

Вдруг, детских лет воспоминанья,
Как памяти бесценный дар,
Где он с отцом, гася желанье,
В санях помчался на базар.

Крестьянам НЭП дала возможность,
Прибавила надежды, сил.
Продать излишки стало можно.
Отец впервые леденцов купил.



Еще припомнились детишки:
В корыте, с Таней их купал,
И раз, конечно, с непривычки
Водой холодной «приласкал».

Невольно Федор улыбнулся –
Так глубоко ушел в себя.
Вдруг голос резкий, он очнулся,
- На выход! Требуют тебя!

А новый следователь важно
С бумагой подошел к окну:
- Пункт изменен, и ты отважным
Трудом искупишь всю вину.

  - 11 -

Был эшелон готов в дорогу,
Очередной проведен шмон.
Собаки и охрана строго
Стояли в ряд со всех сторон.

Вот поезд тронулся уныло,
В молчании, без прощальных рук.
Что неизвестность им сулила,
Никто не знал. Но, все ж, от мук

В дороге краткий отдых был.
Шумели лишь бандиты, воры,
Свой, обнажая хамский пыл
И тел, исколотых, узоры.
 
В дороге Федя не общался,
Друзей душевных не искал,
Уверен был, что затесался
Сексот, так опыт подсказал.

Его, ведь, тоже вербовали,
Но соглашался только плут.
Всем обещали, всех стращали -
В одной упряжке пряники и кнут.

-12 -

Вот и окончена дорога-
Забытый издавна разъезд.
Кругом тайга, москитов много,
Как и в стране подобных мест.

Собачий лай и крик конвоя,
Кто злей из них? Не разобрать.
Собаке предпочтение – без воя,
Без подлости она умела рвать.

Собаки и конвой – хребет машины адской,
Им слово «фас» достаточный приказ,
Не даром люди говорят с опаской,
Что наше государство против нас.

Страна росла, вооружалась, крепла,
Дешёвый труд ей был необходим.
Она заводы подняла из пепла,
Людей же превратила в пепел, в дым.

- 13 -

За двадцать лет прошел сквозь муки ада,
Но выжить был обязан – Федор знал.
Нашли замерзшего ( кому-то было надо),
И пальцы ног ему вживую врач отнял.

Он строил лагеря и город на Амуре,
Копал руду, спрямлял изгибы рек.
Стереть старались в человеческой натуре
Само понятье – ЧЕЛОВЕК.

ГУЛаг –  системы отраженье,
В нем исполнитель воли – криминал,
Как и в стране, чиновника безделье -
Важней закона.  Бандитизм – её финал.

Порой в мятеж перерастали там проклятья –
Есть человеческой терпимости предел,
Но танки брали всех в свои объятья,
Один врагов народа ждал удел
- 14 -

И вот, как гром средь бела дня, сообщенье:
Отец народов кончил путь земной.
В ГУЛаге наступило послабленье,
И стали многие готовиться домой.

Но где тот дом? Без права переписки,
Потеряны родные и друзья.
За много лет все те, кто были близки,
Как облако растаяли, скользя

В бездонном океане бед и горя,
В жестоких жерновах суровейшей войны,
Но Федор силы сохранил, с судьбою споря,
В надежде отыскать следы жены.

Сначала он добрался в те места,
Где прослужил, с семьей, где разлучили.
Но мир был пуст, сплошная суета,
Ни кто о нем не знал или забыли.

Беспомощность контор официальных,
Высокомерие, отписки, ложь
И приступы удуший моментальных
Рождали в нем беспомощную дрожь.

Еще года лишений, нищеты,
Отсутствие жилья, работы постоянной
И инвалидной пенсии гроши –
Вся компенсация той жизни окаянной.


     - 15 -

Но снова случай Федору помог,
Он встретил земляка, присели на скамейке,
И после разговора тот припомнить смог,
Что-то подобное в соседней деревеньке.

Но знает точно, Таней звали ту,
Муж враг народа был и арестован.
«Уймись, старик, - сказал, - забудь мечту.
Наш мир Татьянами, врагами нашпигован.

А, вообщем, все бывает в жизни, друг,
Ты жив остался чудом, Слава Богу!
Я не богат. Сам видишь. Ну, а вдруг!?
Возьми вот это. Запрягай в дорогу».

Не помнит Федор, как благодарил,
Как сразу обещал вернуть при случае,
Но даже адрес взять его забыл
Он был уже в дороге весь,… измученный.

- 16 -

И снова поезд, словно черепаха,
Разъезды, монотонный стук колес.
Вот так, наверное, на плаху
Ведут,- подумал он, совсем всерьез.

Конец пути и станция родная,
Все те же улочки, заросшие в пыли.
Он видел дом перед собой, шагая,
Пятнадцать верст лишь отделять его могли.

Полуторка, догнав, остановилась,
Рюкзак забросил в кузов, сам залез,
И сердце учащеннее забилось,
Кивал приветливей знакомый лес.

А вот и поворот. Деревню видно.
Шоферу руку с благодарностью пожал.
С попутчиков, сейчас подумать стыдно,
Но плату в те года никто не брал.

Беднее люди жили, но добрей,
С сочувствием друг к другу, с пониманьем,
Ведь горе горькое суровых дней
Мало кого не тронуло вниманием.

- 17 -

Вот, наконец, знакомая избушка,
Подсевшая, подгнил один венец,
Подслеповата, сгорблена старушка,
Уныло поджидает свой конец.

Дверь тяжело, со скрипом отворилась,
И в полумраке Федор разглядел,
Когда она к нему поворотилась,
Татьянино лицо – бело, как мел.

Вдруг табуретка жалобно запела,
Татьяна поднялась, чтоб подойти,
И вымолвить одно едва успела,
Его, обнявши, - Феденька, прости.

Обмякла сразу, как печная сдоба,
Он удержаться на ногах не смог,
 Беспомощно упали на пол оба –
Без пальцев нет устойчивости ног.

Она о чем-то долго причитала,
Со временем, разборчив говор стал,
Затем, уставшая, разбитая вся встала,
И Федор ласково к груди ее прижал.

     - 18 -

Собрали вместе стол, на скору руку,
Бутылку горькую из сундука
Поставили, унять, надеясь муку,
Но горьких слез горчее нет пока.

- Прости меня, не сберегла детишек,
Забрал их тиф пред самою войной.
Такая нищета, что даже им пальтишек
Я теплых не могла купить зимой.

Все сослуживцы сразу отвернулись.
Одни с презрением  смотрели на меня,
Другие, просто от меня замкнулись,
ЧК боялись все, сильней огня.

ЧК меня в покое не оставила,
Ярлык врага был прочно прикреплен.
Как прокаженную, прогнать меня за правило
Считали люди, мой не слыша стон.

В ауле приютила нас казашка,
С детьми осталась так же, как и я.
Не зная языка, в одной упряжке
Срослись душой мы, как одна семья.

Я благодарна ей. Не знаю, уж, жива ли?
Хватило лиха в эту бойню всем.
От наших и от немцев пострадали,
Сколько нам мучиться еще, да и зачем?

Потом, когда детей похоронила,
Слез не хватало – высохли глаза.
Я больше не могла. Неведомая сила,
Казалось, сорвала все тормоза.

Противно стало пребыванье на чужбине,
Где мне пришлось такое пережить,
А мысли о тебе, о дочери, о сыне
Могли легко рассудок погубить.

Мой путь домой был труден, непонятен.
Все на Восток – подальше от войны,
А я на Запад, где, уж, мог быть  неприятель,
Мне безразлично было все до глубины.

В деревне немцы не остановились,
Так наезжали, изредка совсем,
Людей не трогали, порою в баньках мылись,
Не увлекаясь более ничем.

Да, и в дерене нас осталось мало,
Лишь старики, больные, детвора.
Забрал бы нас Господь, мы думали устало.
Орудий рев напоминал, лишь, что война».

         - 19 -

Он тоже говорил, чуть успокоил, вроде.
Знал твердо – веру потерять страшней.
Уж за полночь и силы на исходе,
Решили: утро ночи мудреней.

Пожили несколько. Латать избушку нечем.
В колхозе дёшев и тяжел весь труд.
Здоровья нет: спина, желудок, печень
Знать о себе все более дают.

Однажды в поликлинике районной,
Разговорился Федор с мужиком.
Он в городе заведовал конторой
И обещал помочь с работой и жильем.


Прошло полгода, уж о нем забыли,
Но вдруг явился на грузовике,
Велел собрать, что нужно, что нажили,
Брать было нечего, помчались налегке.

  -20 -

Татьяну в ЖКХ без проволочки
Оформили и дали  фонд жилой,
И Федор понял, что дошли они до точки, 
С которой надо начинать отсчет другой.


Мели дороги, мусор убирали,
Снег чистили, весной кололи лед,
По ходу дел, бутылки собирали,
Они давали дополнительный доход.

А вскоре Федор подъискал еще работу,
Служебных стал дрессировать собак,
Хлопот прибавилось, но о деньгах забота,
Их больше не тревожила никак.

Вот так вот и живут, теперь на пенсии,
Свидетеля два тех жестоких лет.
Я рассказал с их слов, без всякой версии,
А сколько было тех, кого уж нет.

Судьба, что бумеранг, попал он в мясорубку,
Сырье в которую усердно поставлял,
Затем и с ним сыграла злую шутку,
Как многие, её добычей стал.

Жизнь изменилась к лучшему, бесспорно,
У каждого из нас своя стезя,
И, дай нам Бог, пройти ее достойно,
Но годы, как урок, забыть нельзя!