до восстребования

обнимать твои крылатые плечи. Прага. санскрит.
я, знаешь, никак не мог объяснить себе, почему ещё вчера я был любимым, а потом отрицательный резус-фактор и - выкидыш.
и почему даже сейчас, когда ты присылаешь ленточки с разных столиц,
эти милые сувениры от твоих нынешних протеже,
первым делом я с мрачной улыбкой константирую:
- моя птичка, больнее не сделаешь, я заделал все дыры виски, экстази и своим так называемым творчеством
и не оставил для тебя даже малости, даже милости.
расстаиваться из-за тройки по общей психологии - прагматичнее, чем в тот момент, когда тебе отвечают - я тебя больше не люблю.
о, я помню, как ты странно вздрагивала, произнося их снова и снова, механически и упрямо как умственно отсталые дети.
мне на мгновение захотелось, чтобы ты сказала, что это кошка взлетает на воздушном шаре,
а не ты из моей жизни.
- я тебя ненавижу. - звучит интригующе и интимнее,
чем все остальное.
в воздухе пахнет озоном, как перед вылетом и дождем.
и кошки с погнутыми хвостами провожают меня жадными взглядами.
представляю, что мне скажет твоя мама,
я соскучился по звукам твоего голоса, сбрасывая на автоответчик.
от тебя по прежнему пахнет солнцем и британскими treasurer, голландским джином?
я вдруг вспомнил тебя, выхватил из омута, вырвал - и как будто сразу все стало таким расплывчатым и немым. неважным.
и как будто сейчас ты с балкона выльешь своё пиво мне зашиворот,
выкрикнешь, что в заложниках у тебя мой котенок, моя заикающаяся язва, мой ревнивый
что-то мурлыкает про кольца и что уведет меня
как пить уведет
и чтобы я катился к черту, потому что последние конфеты съел и, черт побери, не поделился.
захотелось обнять тебя как прежде.
и шептать про мольберты, архитектурное, пересказывать бэнкса. и какая-то болезненная мазохистская нежность искажает на ты.
как с этим Москоу-сити, где истекает мой срок годности.
от меня остаются только письма.
до восстребования.