По белилам талою водой

Параллельно выцветшим гардинам
На картину лёг последний луч,
Дал блеснуть запыленным белилам,
Перьям обветшалых ныне туч.

На столе в последней капле виски
Догорает солнечный янтарь,
Бесконечно скучны обелиски
Тополей, напомнивших февраль.

Что за время года на мольберте?
Невозможно знать наверняка.
Ты меня попросишь «Чай нагрейте»
Я откликнусь: «Может быть пора?»

И ты сбросишь на пол одеяла,
И собой представишь наготу.
Я тебя так вечно рисовал бы,
Только почему-то не могу…

Вижу, как стареют твои пальцы.
Как им трудно сжать пустой стакан.
И забыв о юности трех граций,
Волосы – запыленный опал.

Сердоликовые бусы, словно камни,
Тянут нас в пучину пустоты.
…я отталкиваю краски, кисти, банки,
И впервые говорю «Вам», «Ты».

И целую шею, плечи, губы,
Пока дышишь горько в мою грудь.
Знаю, что смеются наши судьбы,
И потерянное время не вернуть.

Синяки останутся на коже,
Твоей коже, бархатной сперва.
И моя любовь жестока тоже,
Но жесточе ненависть моя.

Ты умрешь в моей просторной ванной,
Старости подведенной чертой.
Я тебя так вечно рисовал бы,
По белилам талою водой…