Я только гость планеты этой...

Михаил   Величко:  «Я только гость планеты этой…»

    Редеет круг моих земных друзей.
    Все меньше встреч, да и они без песен.
    Часов и дней, и весен карусель
    Кружит лукавым, хлопотливым бесом.
    А мне моих друзей недостает.
    А новых нет…
    Все суета и некчемь….
    Друзей моих никто мне не вернет.
    Никто из нас бессмертьем не отмечен.
    Мы не придем в весенний старый сад.
    Я знаю это.
    Только мне не легче…
    И в городской толпе я всем гляжу в глаза,
    С надеждою, что вдруг
    Кого-то встречу.

    Не так давно, в августе 2007 года от нас ушел еще один земной друг, учитель, отец, муж, мой дедушка Михаил Федорович Величко…
    Приятный летний вечер. Легкий ветерок ласкает кружевные верхушки сосен. Тишина и гармония буднего дня на даче.
    Один телефонный звонок – и все изменилось. Всего два слова, совершенно несовместимые друг с другом:  «дедушка» и «умер».
    Я понимала, что когда-нибудь это произойдет, но смерть близкого дорогого человека, который знал тебя с рождения и которому ты многим обязан, застала врасплох. К этому нельзя быть готовым. Это боль, которую сгладит всесильное Время, это утрата, которая всегда будет жить в памяти…
    Говорят, горе объединяет людей, но каждый из нас чувствует и переживает горе по-разному. Для меня в одну секунду тепло первого августовского дня сменилось пронзающим холодом беспросветной зимней ночи. Я стояла на краю пропасти с гордым и неприступным названием Вечность.

    Какая гипнотическая ночь!
    Какая тьма! И тишина какая!
    Мир опустел. Все улетело прочь.
    Нет ничего, лишь эта мгла сырая.
    Стою один в ночной таежной тьме.
    И никого на этом черном свете,
    Я брошен тут, в полуночной зиме,
    Не на Земле, а на иной планете…
    Ни звука и не лучика во мгле.
    Зима и ночь. Остановилось Время.
    Летят часы и годы на Земле,
    А на душе лежит веков беремя…

    И тяжек этот жребий: мгла и тишь.
    Уснуло все: деревья, ветры, реки.
    И ты в веках потеранный стоишь,
    В тайгу и тьму вмороженный навеки.

    А потом к одиночеству присоединилось жгучее чувство вины за все недосказанное, несделанное и недоделанное. Чувство несправедливости и несвоевременности, чувство нереальности происходящего – все сплелось в один венок утраты.
    Разве может быть, чтобы все закончилось вот так? Заплаканные и растерянные родственники у гроба, цветы, венки, катафалк, короткое прощание на кладбище, неприятная глинистая земля под ногами, пьяные полураздетые могильщики, небрежно и торопливо забрасывающие комьями земли тяжелый гроб. Потом длинный поминальный стол, незнакомые люди, чужие воспоминания и твои собственные, которыми тогда совсем не хотелось ни с кем делиться.
    Вот его комната, а в ней все по-прежнему: старая горчичного цвета тумбочка возле кровати, а в ней сокровища моего детства: подзорная труба, телескоп и небольшая коллекция минералов. Тогда, в детстве, мне казалось, что дедушка знает все: про звезды и полезные ископаемые, про книги и животных, про буквы и вулканы. Он отвечал на любые мои вопросы, терпеливо и спокойно объяснял все мои многочисленные «почему». Он действительно был эрудированным человеком. Главным же его увлечением оставались природа и лингвистика…
    Массивный стол напротив окна. Несколько простых граненых стаканов с остро отточенными карандашами, разноцветными ручками, ластиками, линейками. Дедушка писал много и увлеченно. Дневники, статьи и заметки, стихи, рассказы. Везде в его комнате блокноты, тетради, потрепанные старые папки, полные бумаг и газетных вырезок.
    Стихи были его отдушиной в суете серых городских будней, окошком в мир столь любимой им природы. Удачные или не очень, они всегда оставались искренними. Он писал о самом дорогом и посвящал стихи самым близким по духу людям:

    Вот тут в горах поэзия живет –
    В напеве ручейка и песнях ветра.
    Природа день и ночь свои стихи поет –
    И авангард, и классика, и ретро.

    Поют леса на разных языках,
    На новых и на древних – позабытых.
    В лучах – стихи, и в скалах, в облаках,
    Повсюду здесь поэзия разлита.

    Поют маралы гимны старине,
    Поет          любовные куплеты.
    И волки древние поют псалмы Луне –
    Все славят жизнь, любовь, весну и лето.

    Все -  соло и дуэты и хоры,
    Все в душу льется с водопадной силой,
    Потом в душе хранится до поры,
    Пока строкой не станет легкокрылой.

    Стихи он всегда печатал на старенькой печатной машинке. Именно благодаря ей, я научилась читать задолго до школы. Дедушка нажимал клавишу, а я спрашивала, какая буква на ней  «нарисована», а потом смотрела как на бумаге буквы складываются в слова…
    А вот на этой тумбочке, доверху набитой его фотографиями в желтых и красных пакетах из-под фотографической бумаги  «Унибром», когда то рос высокий лимон, и необычным казался в детстве запах его крупных, словно глянцевых листьев.
    Фотография – еще одно дедушкино увлечение, в котором он достиг определенных высот мастерства. Саянские хребты, бурные пороги, цветы, птицы и, конечно, портреты родных и друзей. Все это было в его жизни, все это остается с нами…
    Книжный шкаф и 30 томов Большой Советской энциклопедии за стеклянными дверцами. Кладезь знаний. Открываешь наугад любую книгу и погружаешься в мир неизвестных слов, имен и фамилий…
    Все мое детство было связано с дедушкой. И даже не с дедушкой а с ДЕДУШКОЙ.  Мы ходили с ним по лесам вокруг Красноярска. Летом и осенью – за грибами и ягодами, весной – за березовым соком,  а зимой – просто покататься на лыжах, лазили по скалам на  «Столбах». Он знал, как называется каждая былинка у нас под ногами, рассказывал, как свистит иволга  и как кричит кедровка.

    Таежный вечер. Месяц юный
    Глядит, как в зеркало, в реку…
    Моя палатка в свете лунном
    Одна на тихом берегу.

    Костер погас и отгорели
    За речкой факелы зари…
    В лугах за Канном коростели,
    Да не один, а целых три.

    А я забыл, что под луною
    Есть в этом мире коростель.
    Сто лет не слышал. Над волною
    Всю ночь скрипит дергачья трель.

    Я слушаю ее, как чудо,
    Как позабытый детский стих.
    И вспоминаются минуты
    Далеких лет и мест иных.

    Их не измерить общей меркой,
    И прелесть их у всех своя,
    Но зачеркни их – и померкнет
    Святая книга Бытия.

    Эти уникальные уроки живой природы до сих пор остаются в памяти. И без преувеличения хочу сказать: самым главным и лучшим учителем в моей жизни был и навсегда останется ДЕДУШКА.  Ему хочу сказать это последнее «спасибо»:

    Спасибо! Ты меня учил
    Лесному языку,
    Мелодиям ручья
    И письменам травы,
    И азбуке дождя…
    С природой я на «ты»…

    Спасибо! Ты мне говорил,
    Как путь по звездам знать,
    Рюкзак собрать, узлы вязать
    И на скале стоять.

    Спасибо! Ты меня любил
    Любовью безусловной,
    Как ангел мой меня хранил,
    Звездой был путеводной…

    Вот бегает по полянке маленький Михаил, босоногий мальчишка, названный в дедушкину честь. Бежит, радуется лету, солнцу, теплу, что-то строит в песочнице, набирает в ведерко воду, поливает вишневый куст, лихо крутит педали на трехколесном велосипеде – у него масса таких важных для любого малыша дел. Твоя жизнь, ДЕДУШКА,  продолжается в этом светлом мальчике с таким же, как у тебя именем. Все мы гости на этой планете, и когда-нибудь мы все с тобой встретимся, а пока живем – любим и помним.

    Бежит тропка в неведомом лесу.
    Что там за поворотом, все незнамо.
    Я той тропой не груз, а жизнь несу –
    Все больше под гору и редко прямо.

    И недалеко где-то есть обрыв…
    Я упаду в поток воды холодной
    Под сень седых моих плакучих ив –
    И сам седой, никчемный и бесплодный.

    И все…И все… Я не жил тут в лесах,
    А только шел предписанной тропою…
    Скажу: «Прощай, волшебный старый сад,
    Я б взял тебя на все века с собою,
    Ноты не мой. Ты нужен всем -  другим,
    Ты сохрани их, Сад, и сбереги.

    
                Мария Величко