Морис Роллина Безмолвие и др. 6-10-е
Посвящается памяти моего брата Эмиля Роллина*.
Сочувствию свело уста.
Беда сгубила упованья.
Бодриться? Изнывать в рыданье ? -
всё лишь бессильная тщета.
Для обороны нет щита,
погибли гордость и дерзанья.
Сочувствию свело уста.
Беда сгубила упованья.
Вражда с Судьбой - лишь суета:
питьё и снедь Судьбы - страданья.
Она, ведя нас на закланье,
твердит, что ждёт нас Высота...
Сочувствию свело уста.
Мaurice Rollinat Les Larmes du monde, 6-e.
A la memoire de mon frere Emile Rollinat*.
Dans les yeux de l’Humanite
La Douleur va mirer ses charmes.
Tous nos rires, tous nos vacarmes
Sanglotent leur inanite !
En vain l’orgueil et la sante
Sont nos boucliers et nos armes,
Dans les yeux de l’Humanite
La Douleur va mirer ses charmes.
Et l’inerte Fatalite
Qui se repait de nos alarmes,
Sourit a l’ocean de larmes
Qui roule pour l’eternite
Dans les yeux de l’Humanite !
Справка.
*Эмиль Роллина - старший брат поэта, который в 1876 году, в возрасте 33 лет
покончил с собой в приступе безумия.
Морис Роллина Немое страдание, 7-е.
Посвящено Виктору Лалоту*.
Пусть не увидят твоих слезинок !
Лучше не плачь, даже корчась от мук,
чтоб не сновали зеваки вокруг.
Боли своей не неси на рынок.
Вызови горести на поединок:
песенки пой, подучась у пичуг.
Пусть не увидят твоих слезинок !
Лучше не плачь, даже корчась от мук.
Молча дождись до своих поминок !
В истинном горе стенать недосуг.
Много причин и у прочих, мой друг,
горько рыдать без конца и заминок.
Пусть не увидят твоих слезинок ! -
Maurice Rollinat Douleur muette, 7-e.
A Victor Lalotte*.
Pas de larmes exterieures !
Sois le martyr mysterieux ;
Cache ton ame aux curieux
Chaque fois que tu les effleures.
Au fond des musiques mineures
Epanche ton reve anxieux.
Pas de larmes exterieures !
Sois le martyr mysterieux ;
Tais-toi, jusqu’a ce que tu meures !
Le vrai spleen est silencieux
Et la Conscience a des yeux
Pour pleurer a toutes les heures !
Pas de larmes exterieures ! —
Справка.
*Виктор Лалот - имя, которое упоминается, кроме Мориса Роллина, также в переписке
и дневниках двух известных писателей (Leon Bloy и Jules Barbey d'Aurevilly).
Повидимому, этот господин был близок к литературной среде.
Морис Роллина Запахи, 8-е.
Посвящено Жоржу Лорену*.
Порою аромат навязчив, как напев,
и я пропитан им, когда найдёт он, вея,
так, будто притекло дыханье доброй феи:
то смутно, не спеша, то вихрем налетев.
А воздух, их родня, одни вобрав случайно,
другие накопав, все запахи несёт...
В часы, когда луна взойдёт на небосвод,
из них милее те, в которых больше тайны.
В волнах густых духов кружится голова...
Когда нам лунный блик упрётся в изголовье
и память освежит, то мы полны любовью,
вдыхая аромат из урны естества.
Как вкрадчив яд духов, травитель наш неспешный !
Красотки без числа вводили нас не раз
на мягких канапе в божественный экстаз,
прибавивши к духам и поцелуй свой грешный.
Когда я весь в мечтах, когда я одинок,
рой запахов летит ко мне в случайной гамме,
порой миря меня с ужасными вещами
в окрестной тишине, на тысячах дорог...
Все дорогие мне возлюбленные дамы
струили, не скупясь, свой тёплый аромат.
От всех моих забот - а ими я богат -
не знал я ни сильней, ни ласковей бальзама.
Израненным сердцам так радостна весна !
С ней оживает вновь угасшее цветенье.
Весною нам милей земное окруженье.
Проходит зимний сон, душа опять ясна.
Печальные сердца, изнывшие в страданье
от тягостных утрат, должны набраться сил.
Не нужно подражать насельникам могил.
И запахи весны в нас будят упованья.
Где запахи вольны от грязи и от бурь,
они сродни цветам и с музыкой в союзе.
Они уносят нас из мира без иллюзий
в волшебный парадиз, прекрасный, как лазурь.
Но если входит в смесь коварный женский запах,
чья пряность и соблазн нам чувства веселят,
в рассудок наш войдёт пьянящий тонкий яд...
Мы - копия мышат в кошачьих цап-царапах.
Когда вокруг дурман - трагедия в мозгах,
неравномерный пульс и головокруженья,
и человек умрёт в удушье, в помраченье,
лишь дама даст приказ: "Умри в моих руках !"
Подарок хоть кому - болтливым и безустым -
духи любых сортов. Они при блеске люстр
витают в алтарях всех Будд и Заратустр.
В них есть секретный ключ к смешным девичьим чувствам.
Магическая власть платочков из батиста !
От них острее ум и чище кожа лиц,
а в памяти живей рой снов и небылиц,
способный вдохновить поэта и артиста.
- Но это до поры, пока не уложили
тела в холодный гроб из крашеных досок,
с опилками на дне - и ляжет он в песок
в смесь запахов: смолы, червей и мёртвой гнили...
Maurice Rollinat Les Parfums, 8-e.
A Georges Lorin*.
Un parfum chante en moi comme un air obsedant :
Tout mon corps se repait de sa moindre bouffee,
Et je crois que j’aspire une haleine de fee,
Qu’il soit proche ou lointain, qu’il soit vague ou strident.
Fils de l’air qui les cueille ou bien qui les deterre,
Ils sont humides, mous, froids ou chauds comme lui,
Et, comme l’air encor, des que la lune a lui,
Ils ont plus de saveur ayant plus de mystere.
Oh oui ! dans l’ombre epaisse ou dans le demi-jour,
Se gorger de parfums comme d’une pature,
C’est bien subodorer l’urne de la Nature,
Humer le souvenir, et respirer l’amour !
Ces doux asphyxieurs aussi lents qu’impalpables
Divinisent l’extase au milieu des sophas,
Et les folles Ines et les pales Raphas
En pimentent l’odeur de leurs baisers coupables.
Ils font pour me bercer d’innombrables trajets
Dans l’air silencieux des solitudes mornes,
Et la, se mariant a mes reves sans bornes,
Savent donner du charme aux plus hideux objets.
Toute la femme aimee est dans le parfum tiede
Qui sort comme un soupir des flacons ou des fleurs,
Et l’on endort l’ennui, le vieux Roi des douleurs,
Avec cet invisible et delicat remede.
Sois beni, vert printemps, si cher aux coeurs blesses,
Puisqu’en ressuscitant la flore ensevelie
Tu parfumes de grace et de melancolie
Les paysages morts que l’hiver a laisses.
Tous les coeurs desoles, toutes les urnes veuves
Leur conservent un flair pieux, et l’on a beau
Vivre ainsi qu’un cadavre au fond de son tombeau,
Les parfums sont toujours des illusions neuves.
S’ils errent, degages de tout melange impur,
Rampant sur la couleur, chevauchant la musique,
On est comme emporte loin du monde physique
Dans un paradis bleu chaste comme l’azur !
Mais lorsque se melant aux senteurs de la femme
Dont la seule acrete debauche la raison,
Ils en font un subtil et capiteux poison
Qu’aspirent a longs traits les narines en flamme,
C’est le Vertige aux flux et reflux scelerats
Qui monte a la cervelle et perd la conscience,
Et l’on mourrait alors avec insouciance
Si la Dame aux parfums disait : « Meurs dans mes bras ! »
Complices familiers des lustres et des cierges,
Ils sont tristes ou gais, chastes ou corrupteurs ;
Et plus d’un sanctuaire a d’impures senteurs
Qui vont parler d’amour aux muqueuses des vierges.
Par eux, l’esprit s’aiguise et la chair s’ennoblit ;
Ils chargent de langueur un mouchoir de batiste,
Et pour le sensuel et fastueux artiste,
Ils sont les receleurs du songe et de l’oubli :
— Jusqu’a ce que l’infecte et mordante mixture
De sciure de bois, de son et de phenol
Saupoudre son corps froid, couleur de vitriol,
Dans le coffre du ver et de la pourriture.
Справка.
*Жорж Лорен (1850-1927) - художник-иллюстратор и поэт. В 1884 г. вышел его сборник
стихов "Розовый Париж". Впоследствии публиковались и другие стихи. Как иллюстратор,
пользовался псевдонимом Cabriole. Иллюстрировал сборник, издававшийся кружком
поэтов-"гидропатов" - "Hydropathes".
Морис Роллина Благодеяния Ночи, 9-е.
Посвящено Раулю Лафажету*.
Когда, на смех другим, бросает мне свой трос
коварная печаль, желая стать буксиром,
ко мне приходит Ночь с волшебным эликсиром,
прозрачною росой смывая токи слёз.
И с ней Надежда мчит ко мне в венце из роз,
простёрши два крыла над всем обширным мирам,
смеясь над морем лжи на зло её кумирам,
и горести все прочь бегут, как рой стрекоз.
А если у меня тяжки воспоминанья,
Ночь вальсы мне поёт весёлые в молчанье,
на тысячи ладов средь полной тишины,
и я, в ответ, подчас вдруг улыбнусь невольно,
а Ночь, шаля, крадёт улыбку у Луны,
и мне тогда стаёт уже не слишком больно...
Maurice Rollinat Les Bienfaits de la nuit, 9-e.
A Raoul Lafagette*.
Quand le chagrin, perfide et lache remorqueur,
Me jette en ricanant son harpon qui s’allonge,
La Nuit m’ouvre ses bras pieux ou je me plonge
Et mele sa rosee aux larmes de mon cоеur.
A son appel sorcier, l’espoir, lutin moqueur,
Agite autour de moi ses ailes de mensonge,
Et dans l’immensite de l’espace et du songe
Mes regrets vaporeux s’eparpillent en choeur.
Si j’evoque un son mort qui tourne et se balance,
Elle sait me chanter la valse du silence
Avec ses mille voix qui ne font pas de bruit ;
Et lorsque promenant ma tristesse moins brune,
Je souris par hasard et malgre moi, — la Nuit
Vole, pour me repondre, un sourire a la lune.
Справка.
*Рауль Лафажет (1842-1913) - "поэт Пиренеев", уроженец города Foix, бард департамента Арьеж, хранитель местного музея, радикал-социалист. С 1864 г. бывал
в Париже. Опубликовал книги стихов "Pics et vallees" ("Вершины и долины"), "Les accalmies" ("Затишья"), "Symphonies pyreneennes", "Les Aurores". Его сын Роже также известен как поэт.
Морис Роллина Креолка, 10-е.
Гамак в потускневшем пейзаже.
В омбрельке не стало уж толка.
Качаясь, зевнула креолка,
и волны взревели на пляже.
Лишь блики в сиянии лунном -
как бронза, на личике юном.
А травы морские по дюнам
свой едкий струят аромат.
Боа - как угри по бурунам -
в лесу расползлись наугад.
Колибри - один за другим -
растаяли в небе, как дым.
Креолка в спокойствии спит.
Она - будто смутная тень.
И воздух, как кончился день,
сливается с цветом ланит.
Maurice Rollinat La Creole, 10-e.
Voici l’heure decoloree :
La creole a quitte l’ombrelle
Et baille dans son hamac frele
Au bruit de la vague eploree.
Les chatoiements du clair de lune
Vont et viennent sur sa peau brune :
Cependant que sur l’apre dune
Les algues soufflent leur parfum.
Plus d’un boa cherchant fortune
Dans la foret se traine a jeun,
Et les colibris, un par un,
S’effacent dans le jour defunt.
Gracieux fantome indistinct,
Elle dort d’un sommeil profond,
Et la couleur de l’air se fond
Avec la couleur de son teint.
Морис Роллина Молчание, 11-е.
(Перевод с французского).
Посвящено: A Mademoiselle A.H.
Молчанье - тень из царства теней,
душа всего, в чём есть секрет.
Его не жалует рассвет.
Оно наперсник сновидений.
В нём ищут средство от мигреней,
защиту душ от зол и бед.
Молчанье - тень из царства теней,
душа всего, в чём есть секрет.
Оно от роз и от сиреней
стремится в глухонький боскет,
где лунный отблеск как привет
дрожит над сумраком растений.
Молчанье - тень из царства теней.
Maurice Rollinat Le Silence, 11-e.
A Mademoiselle A. H.
Le silence est l’ame des choses
Qui veulent garder leur secret.
Il s’en va quand le jour parait,
Et revient dans les couchants roses.
Il guerit des longues nevroses,
De la rancune et du regret.
Le silence est l’ame des choses
Qui veulent garder leur secret.
A tous les parterres de roses
Il prefere un coin de foret
Ou la lune au rayon discret
Fremit dans les arbres moroses :
Le silence est l’ame des choses.
Примечание.
Это стихотворение общеизвестно в своеобразном мудром переводе Иннокентия Анненского:
Безмолвие.
Безмолвие – это душа вещей,
Которым тайна их исконная священна,
Оно бежит от золота лучей,
Но розы вечера зовут его из плена;
С ним злоба и тоска безумная забвенна,
Оно бальзам моих мучительных ночей,
Безмолвие – это душа вещей,
Которым тайна их исконная священна.
Пускай роз вечера живые горячей, –
Ему милей приют дубравы сокровенной,
Где спутница печальная ночей
Подолгу сторожит природы сон священный…
Безмолвие – это душа вещей.
Высказывают мнение, что эти тринадцать строк Мориса Роллина – своего рода послесловие к «жестокой книге» Шарля Бодлера «Цветы зла».
Свидетельство о публикации №110062700508