Волшебный стульчик

Кавказский пленник

Иду я по Судаку, а мне торговцы, загорелые, с заветренной кожей вино в пластмассовых бутылках предлагают: «Вах, попробуй, дорогой. Агат, а не вино». Стал я смотреть и оглядываться, у кого взять, но вдруг из толпы выбегает татарчонок в халате и берет настойчиво за руку: «Не бири у них, бири у нас, здесь тьфу гадость продают, а дядя Ахмед настоящую Массандру знает в коллекционных бутылках». И повел он меня по улицам, я даже заблудился с незнания, но татарчонок тащил меня и тащил и бубнил что-то под нос. Было слышно только: «Массандра, вах-вах».
Подошли мы к дому из крымского кирпича, увитого виноградом от земли до самой крыши, но татарчонок повел меня не в дом, а в погреб. Спустились мы и очутились в дегустационном зале что ли, в специальном холодном помещении, в центре которого сидел дядя Ахмед и как в Кавказском пленнике раскрыл столик, а там бутылок видимо не видимо, разного года выпуска только слюни и текут. Тут я и засиделся, прям как в Кавказском пленнике, только на утро голова не болела. Дядя Ахмед мне налил правильного вина и ничего не болело.
А потом я узнал, что портвейн должен быть Алушта или Ливадия, если он просто Массандра, то это значит из остатков.

Волшебный стульчик

Сосед долбил в стену второй месяц. Осыпалась штукатурка, цветы завяли, собака Альфа стала подвывать и я обратилась к мужу Вадиму, чтобы он сходил на второй этаж. Но Вадим очень уважал полковника, потому что он мог запросто проколоть шины швейцарским ножом, если занимали его место на автостоянке, поэтому ответил: «Мы когда ремонт делали, тоже колошматили все подряд, надо потерпеть».
Но когда муж ушел на работу, я сама поднялась на второй этаж и долго сквозь раздававшийся шум звонила в квартиру номер 86, с трудом прижимая белую пластмассовую кнопку крашеным ногтем. Наконец звук дрели прекратился, кто-то долго рассматривал меня в глазок, дверь открылась и вместо полковника на пороге стояла крепкая двухметровая женщина с перфоратором в руках, лицо ее от строительной пыли закрывала маска. Женщина улыбнулась и спросила:
— Что достали вас совсем?
— А где полковник, — спросила я и оглянулась, словно полковник как-то незаметно вышел из помещения и притаился за спиной.
Женщина  тоже осмотрела площадку, улыбнулась и произнесла:
— Полковник уже месяца два как сбежал. Говорит, что я не могу ему родить сына. Вот и уехал. А я из-за этого ремонт затеяла.
Я подумала, перебирая в руке ключи от квартиры, и ответила:
— Да достали, просто мочи нет.
— Ну, потерпите немного, — сказала женщина и закрыла дверь.
Я постояла и вспомнила, что у нас в бухгалтерии был волшебный стульчик, кто на нем не посидит, обязательно попадет в декрет. Сначала на нем сидела Нора Ивановна, которой было тридцать девять лет, и никто уже не верил, что это возможно, но Норочка забеременела и ушла в отпуск.
Потом на этом стуле сидела я, и все получилось у нас с Вадимом, а потом не знаю, кто сидел, потому что была в декрете. Но после него вышла и все мне: «Лена, дай стул, Лена дай стул», так что директор Матвей Иванович потребовал стул изъять, чтобы никто в декрет не уходил, но бабы на него взъелись и стул забрали, поставили в кладовку, охраняют. Кому надо достают и сидят.
Так вот задержалась я на работе вечером, осталась позже всех, аккуратно этот стул запаковала в бумагу и вынесла, а охранник сделал вид, что не заметил, потому что ему этот стул тоже, как и директору, не нравился.
Принесла я это чудо к 86 квартире и поставила рядышком, а когда женщина вышла, то выдала ей стул и инструкцию рассказала, как пользоваться. Женщина улыбнулась, стала от моего подарка отказываться, но все-таки взяла, потому что видимо совсем приспичило.
Не знаю, получилось ли у нее или нет, но полковник через две недели вернулся, ходил по двору и втыкал свой швейцарский нож в шины машин, которые неправильно стоят на автостоянке.

Стриж

Иду по улице и вижу, как маленький черный комочек в траве барахтается. Присмотрелся внимательно, а это стриж. Прыгает, дергается, но ножки тоненькие и хиленькие, поэтому взлететь не получается. Я его аккуратно в ладонь взял и подкинул. Стриж сразу взмыл над головой, сделал благодарственный круг и скрылся в облаках, чтобы в другой раз на землю не садиться, а приземлиться где-нибудь на пятиэтажке или на крыше палатки «Пиво-воды». Стриж же может взлетать только с поверхности, находящейся высоко над землей.
Папа говорит, что все в этом мире сделано не зря, и даже такая бестолковая тварь, как стриж создан для того, чтобы его, например, ели кошки. У нас в поселке этих дворовых голодных кошек видимо-невидимо. Глядишь, уже тащит стрижа в зубах, чтобы насытиться, только перья летят во все стороны.
А мне кажется, что стриж – это ошибка или недогляд природы. Отвлеклись на секундочку и вот уже птичка не может самостоятельно взлетать с земли, и никакие кошки тут не при чем. Еще стрижи поют хорошо, только я не слышал как. Никогда не слышал, чтобы стрижи пели, но что-то же они должны петь, даже если с земли взлететь не могут.

Великий разъединитель

Сегодня вечером, когда я ехал с работы домой, в вагоне метро задумался, какие сайты посещаю в Интернете. Оказалось, что совсем немного: два поэтических сайта и два прозаических (интересуюсь немного литературой), почтовик mail.ru, с которого я также читаю новости, поисковик yandex.ru (ищу с его использованием нечасто, в основном когда покупаю что-нибудь габаритное), качалку для музыки, качалку для фильмов. Вот собственно и все. Надо добавить, что телевизор я не смотрю (только футбол), театры, кинозалы и концерты не посещаю (смотри выше), иногда выхожу на литературные вечера, работаю каждый день кроме выходных и праздников в офисе, захожу в один и тот же гастроном после работы, где покупаю хлеб, молоко, кофе и сигареты, раз в месяц езжу на автомобиле Хюндай за продуктами в Metro. Вот и все. Когда мы работаем дома с женой в разных углах, мне проще послать ей электронное письмо, чем сходить в ее комнату. Я был бы рад, если бы мне свои услуги парикмахерская, химчистка и поликлиника предоставляли по Интернету, а ребенка (если бы он у меня был) приходилось бы водить в Интернет-садик.
Все-таки Интернет – это великий разъединитель.

I love 90-е

Я очень люблю девяностые годы. У многих людей была разруха и бедность, разгул бандитизма, развал страны и кошмар, а я очень люблю девяностые, потому что на них пришлась моя молодость. Еще в девяностые я научился сажать картошку.
Надо:
1) Прорастить картошку или купить семенную с ростками.
2) Вскопать землю на участке.
3) Посадить картошку, добавив золы против проволочника.
4) После всхода, прополоть и окучить.
5) Постоянно собирать и жечь в железных ведрах жука (забыл какого жука, полосатый такой).
6) Через месяц еще раз прополоть и окучить картошку.
7) При ее созревании смотреть, чтобы ее не подкапывали бомжи и соседи.
8) В сентябре, а некоторые это делают в конце августа, потому что в начале сентября проходят в Орехово-Зуевском районе кислотные дожди, выкопать картошку.
9) Отвезти ее в гараж.
10) Просушить и засыпать в подпол.
10) Вскопать землю на участке.

Мороз

Проснулись мы с Люсей 12 июня, эхма, а вся картошка черная. Был ночью мороз и побил завязь. Несильно побил, картошка успела отцвести, поэтому урожай осенью был, но в три раза меньший.
А у яблони белые пахучие цветки упали на землю, и в сентябре плодов не было. Мы так ждали антоновку, потому что привыкли к сладкому терпкому соку, который варили в соковарке. Мы обычно ведер пять яблок с дерева снимали. Правда не каждый год, а тут такое веселье.
Еще грушу жалко. Она совсем тонюсенькая была и впервые дала одиннадцать цветочков. Ждали мы грушу, ждали и все бестолку. Только одного компосту бочку извели.

Перевод (сказка)
 
1.
Когда Гайдар отпустил цены, то на Камчатке сразу почувствовали. Скоблины, Иван и Надя, жили прошлым урожаем картошки и доедали засоленную в сентябре в бочке набраконьеренную Иваном кету, когда цены сделали невозможный выверт и увеличились в десять, а то и в сто, и в тысячу раз и поэтому пенсий не хватало даже на черный хлеб, не говоря про подсолнечное масло.
Идут Ваня с Надей по рынку и только вздыхают, а потом плюнут и поедут домой на сопку на Ниве, но на нее скоро бензин подорожал. Да и вообще бензин стало не купить, потому что баржи с мазутом для ТЭЦ и бензином для машин на приколе во Владивостоке стоят. Денег-то у области нету.
Поэтому зимой камчадалы спали по двое в постелях, в одежде и накрывшись всеми одеялами, но было все равно холодно. Только буржуйки спасали. Трубу в форточку выведешь, деревьев навалишь на сопке и греешься. Идешь вдоль дома пятиэтажного вытянутого, как червяк на асфальте во время дождя, и видишь, как из каждой второй форточки труба торчит и дым идет. Непонятно, как народ не пожег дома. Ведь мог пожечь, мог, а пожарные бы хрен приехали.
От нехватки еды развелось видимо-невидимо бичей и собак. Собаки так оголодали, что научились сходу запрыгивать в мусорные баки, но там сидели бичи и гоняли их палками. Происходили грандиозные бои собачьих стай и бичей за мусорные баки. Побеждали, как правило, бичи, потому что обладали командным духом. Собаки же вместо кошек повадились охотиться на чаек, которые жирные и довольные летали над местами сражений, потому что питались морским уйком – рыбкой величиной с палец, в изобилии водившейся в Авачинской бухте.
2.
И вот когда уже и картошка закончилась и Надя с Ваней ели черный хлеб, пришла телеграмма из Москвы от сына, что он завершил обучение в университете. Высылайте денег на самолетный билет, чтобы долететь к любимым родителям. В Москве работы нету и есть нечего молодому специалисту с дипломом. Иван, как прочитал телеграмму, у него аж кадык заходил, а Надя сидит и плачет: «Где же мы, Ваня, деньги найдем».
Сначала пошли они по знакомым, а знакомые все такие же бедные. Ни у кого ничего нету. Ни завалящейся тысчонки, ни просто мелочишки.
Потом направились с кольцами обручальными в ломбард. Скупщик Арсен, понюхал золото, повтягивал в огромную с пятикопеечную монету ноздрю воздух и сказал, что эти кольца неправильные, выложив на стол пятьсот рублей.
Надя, тряся руками, забрала у него кольца и запричитала, что это легендарные колечки, они сделаны в 1968 году, а на них с обратной стороны «Спаси и сохрани» и это-то при коммунистах. Арсен на надпись посмотрел, но больше ни копейки не дал. Тогда Иван топнул: «Пойдем Надь, не унижайся», — и забрал кольца у Арсена из рук, хотя тот вдогонку еще и поднял цену до тысячи двухсот рублей.
Тогда достала Надя из шифоньера свое свадебное платье, в котором она блистала в восемнадцать лет стройненькой и тонюсенькой. Платье было вышито золотой нитью и содержало золотые украшения (пастушка и пастушку), которые достались от бабушки. Она в них до революции балы танцевала в Петербурге, а потом ее власти за это наказали. Надя же выросла на Камчатке, но платье с пастушком и пастушкой осталось висеть в шифоньере, в холщевом чехле, переложенное нафталином и листиками лаванды.
С платьем Иван и Надя пошли в свадебный салон, но там оказалась гора всяких широких, узких, белых, розовых, красных платьев, которые никто не покупал. Вся молодежь и люди зрелого возраста предпочитали жениться в чем бог пошлет и даже пастушок с пастушкой и золотая нить ничего не спасли. Надя просила взять хотя бы на реализацию, но директорша, грозная и горообразная навалилась на стол обширным бюстом и приказала выйти Ивану и Наде из помещения, потому что запросто могли придти охранники, а они очень злые.
 
3.
Через три дня сидел Иван на кухне и чинил свои единственные зимние сапоги. От обильной работы на воздухе ноги Ивана потели, отчего прела обувь, и на внутренней стороне образовались изрядные дыры, хотя подошва и каблук были целы и даже имели очень приятный вид. Иван вырезал из старой кожаной сумки заплаты и последними остатками клея, вынесенного с работы (а работал он электриком), прикреплял их к туфлям, предварительно обработав поверхность ацетоном. Когда клей немного схватился, Иван засунул ладони в туфли и похлопал ими подошва к подошве.
Когда он похлопал в третий раз, в дом влетела сияющая Наденька. На картонной фабрике сломался конвейер и директор Сергей Федорович срочно искал электрика, чтобы починить механизм. Побежал Иван к директору, и Сергей Федорович очень обрадовался ему и пообещал заплатить тридцать тысяч рублей.
Работал Иван семь дней без выходных и перерывов, только спал по шесть часов, а все остальное время вкалывал. В общем успел Иван в оговоренный срок починить механизм конвейера, и фура с картонными ящиками ушла к клиентам.
Тогда пошли они с Надей к директору за зарплатой, а он им предложил ящиками забрать, потому что у него нет денег тоже. Иван очень рассердился и хотел достать свой острый рыбацкий нож, но Надя его удержала и предложила Сергею Федоровичу дать только десять тысяч, но деньгами, а остальные забыть. Директор очень обрадовался и дал им только десять тысяч.
Дома Надя и Ваня горевали, где же взять еще пятьсот рублей для перевода, горевали, горевали, но потом Иван вспомнил, что была у него заначка питейная, на черный день: если бы Надя уехала куда-нибудь, он бы мог сходить в лихой кабак выпить водки граммов четыреста и закусить её соленой корюшкой из Охотского моря, пахнущей свежим огородным огурцом.
Достал он заначку в пятьсот рублей, и в тот же день пошли Иван и Надя на почту и отправили перевод сыну Михаилу Скоблину в Москву на самолетный билет, чтобы он летел над всем Советским Союзом из столицы прямо на Камчатку к родителям, сидеть дома, ковырять в носу и искать работу.
 
4.
Два месяца ждали Иван и Надя сына Михаила, но он не летел, никаких телеграмм не слал и телефонных звонков не делал, словно исчез совсем, затерялся в столице. Каждый день ходили Скоблины в аэропорт, чтобы посмотреть на пассажиров московского рейса и даже пару раз перепутали сына с другими молодыми людьми, такими же стройными и мужественными, но потом, когда разобрались, то уже смеялись.
А у самих денег-то уже и на хлеб не хватает. Стали подъедать семенную картошку, да Иван ездил на Маховую, камбалу с пирса на спиннинг таскать. Исстрадались они, но постучал в квартиру почтальон и принес обратный перевод денег, потому что адресат (Миша) не явился за ними по какой-то причине..
— Господи, как хорошо, — сказал Ванечка.
— Господи, что же с Мишенькой, — прошептала Наденька