Сосновый бор. Гроза

               

И вдруг! Вразброд качнулись вбок
стволы, света и кронный свод,
и небосвода потолок,
подзол, цветы, кусты, песок –
всё закружилось в хоровод,
в цветной клубок, в хвоеворот!
Бор зашумел, и в шуме том
полураскатом  прогремел
ещё не слышный лесу гром,
никак не жданный ясным днём.
Бор на минуту онемел,
дохнул смольём и загудел.
А шум катит издалека,
и воздух в зелени кипит,
и кучей тучи-облака
встают над бором, как войска,
и небо вот-вот сокрушит
всё свысока, а бор гудит.
На раз! Врасплох! Насквозь вспорол
всё небо молнии всполох,
на части небо расколол
и части в стороны развёл,
чтоб водопада ливень мог
снести подзол, стволы и мох.
А бор стоит, открыв полог,
под вспышкой тысячи софит,
как кто-то тоннами горох
на жесть рассыпал и поджёг,
а рядом с жестью динамит,
чтоб бор оглох, а бор стоит.
Светло! Подряд – за снопом сноп!
Как будто сотня канонад,
как будто мощный стробоскоп               
из тьмы высверкивает скоп
стволов, воды, ветвей аркад –
почти потоп, почти что ад!
И день и ночь – в единый лик.
Точь-в-точь, Вальпургиева ночь –
мгновенной вспышки мёртвый блик,
и черной птицы странный вскрик   
и нету силы перемочь
колдовский миг и скрыться прочь!
Но просинь – вот! Где бора край
ещё на ощупь, как в обход,
ещё как будто невзначай,
ещё под робкий птичий грай,
с чуть засветившихся высот
открылся гай и неба свод!
За полчаса покрыла синь
бездоний неба чаруса,
оставив благостную стынь,
пьянящий запах и светлынь
под сенью радуг в два кольца,
упрятав в скрынь цвета свинца.
Диск солнца всплыл, смотря в лорнет,
попутно сыпля хлорофилл,
достал волшебный свой мольберт,
зеленый, желтый, красный цвет,
ультрамарина и белил,
и как эстет все расцветил...
И снова бор, и светлый день,
и снова тот же птичий хор,
и снова те же свет и тень,
и лишь сосны разбитой шпень,
и гарь дымящихся озёр,
да чёрный пень смущают взор.