человецы мнозих литер

                licentia vatum versus furor scribendi


все "люди от искусства" – долбодятлы,
включая даже классиков. пойми:
им мёртвых литер музыка приятней,
чем вечно изменяющийся мир.
сейчас я объясню тебе попроще:
на склоне ослепительного дня
вот ты идешь, допустим, по дорожке –
и пузом утыкаешься – в меня!
и тут, как будто ты глухой и стрёмный,
и мы с тобой – за тридевять земель,
ору тебе: “ПРЕВЕД!!” и к водоёму
тащу (а не на ****ки), и – заметь:

мы не сошли с резьбы, не траванулись
не в меру задушевным косяком,
как вдруг – волшебно – вырваны из улиц
и вдоль по мелководью, босиком,
под ручку взявшись, словно две подружки,
изящно нарезаем, – слышишь, Лёш?
отдайся ощущениям наружным:
они не лгут; всё остальное – ложь.
идём, безмерно воодушевившись,
прудом-заливом-заводью-рекой
и рдеем от загара, словно вишни,
благословенны участью такой.

гребём с тобой, в своём раденье праздном
познав порок и горе от ума,
и видим, что сие весьма изрядно,
и радостно, и хорошо весьма.
и даже не приглядываясь, Лёша,
заметим, не взлетая высоко,
и синие косматики волошек,
и розовые трубочки вьюнков,
и всё вокруг – и благостно, и лепо,
и восторчим над дивной красотой
в кристалле убывающего лета, –
такой непостижимой и простой.

и вознесём, как птички-недоноски,
хвалы – не Слову, органелле Рцы,
а тем доменам, за лесополоской,
где спеют в огородах огурцы.
их, краденых, но в сущности – ничейных,
наевшись до урчанья в животе,
припомним, Лёш, своё предназначенье,
вернёмся к разработке вечных тем
и понапишем столько разной бздуры,
попсовых бредней и расхожих мантр, –
чтоб долбодятлы от литературы
возрадовались и сошли с ума.