Восьмое чудо света. глава10

Et incpirient magui procedure menses.
И устремятся вперёд великие луны
 (лат.).


Пошли времена:
Лихие,
Охальные,
Поглотили людей
Весте с Нижними Бухалами.
Революционные
То были времена,
С ног на голову
Сменили имена.
Порой, бухаловцы
Не знали как им дальше жить:
Пить самогонку, -
Иль не пить.
Али чинить разгон
Буржуям и жидам,
Да надавать обоим
По мордам?
Метались по станице
Тут и там,
Богатых грабили,
Да упивались в хлам.

Петруха – первый был
У комиссаров заводила,
Собрал себе
Подельников дружину.
Ходили с револьвером
Средь дворов,
Да отбивали продналог
У кулаков.
Им вслед катились
Брань, да ругань,
А иногда –
Свистели пули.
Кровь, борьба,
Большой разор, -
Гасил все
Только самогон.
Озлобил парень,
Нелегко,
Горело все его нутро.

Да ещё жена приспела,
Узнала про его измену.
Прогна;ла Петю со двора
И детишек «отвела».
Не давала быть с отцом,
Хоть нарежь всю огурцом.
Не велела им общаться,
Злой наукой причащаться.

А Марина, комиссар,
Дала ему большой отвал:
«Не дело – страсти отдаваться,
Над Революцией – опасность!!
Нельзя обмякнуть нам душой,
Когда буржуй вокруг петлей.
Душит, сволочь, всю Рассею,
Уж вот апрель, а неча сеять!
Ступай до Жопиной, кумы
И все излишки изыми!»

Два раза; пыхнув папиросой,
Вгляделась в него
С начальственным вопросом:
«Постой! Погоди!
У тебя ж нет людей?
Я еду с тобой,
Запрягай коней!!»
Петро аж опешил:
«Ну ни хера…?!»
Сама комиссарша
С ним на «дела».
Весь просиял за себя,
Наш герой,
Грудь колесом,
Был бы хвост – то трубой.

Запрыгнул в машину,
Поспеша,
И смотрит на хозяйку,
Чуть дыша.
Она нервно курит,
Машет вперед,
Ствол пальцем гладит,
Что-то под нос поет.
Машину трясет:
То ухабы, то кочки,
Ну и веселая
Будет ныне ночка.

Заходят до и;збы,
Да вот же она! –
Охальница, плутовка, -
Матрена Жопина.
Утаила от власти советской
Мешок муки,
Да орехов грецких.
Сменяла на базаре на кольцо,
Осталось в память мужа золотцо;.
Сама худа, бледна, седа,
Убогая дырявая одежонка,
Испуганно к ней жмутся
Четыре мелких
Истощённых ребетёнка.
Глазеют на гостей,
Тихонько хнычут,
Дергают маманьку:
Кушать хочут.

Но комиссар Марина
Взялась тут резко:
«Ты что же,
Стерва,
Наш хлебец трескать?!!!
Укрыть хотела
От обчей власти?!!
Сполна получишь
Казенных сластей!»
Матрена в слезы:
«Что ты, дева?!!
Смотри сколь ртов-то
Три дня не ела…»
«Врешь, сука!
Мне сегодня доложили,
Как ты с базара
Полмешка стащила»,
Матрена вся скукожилась,
Завяла:
«На мужнино кольцо
Вчерася променяла.
Привез когда-то с фронта,
С той войны,
А сам, надысь, загнулся,
От чумы».

Но комиссар непреклонна,
На своем стоит:
«Нам совесть жрать орехи
Не велит!!
Давай, Петро,
Скорее изымай,
А эту контру
В Губчека, да прибирай!»
Поднялся рёв
Сто глоток, голосов.
Полились слезы
Тыщи рек и ручейков.
Посуда полетела,
Ветхий скарб.
Вцепились детки в мамку
И … никак.
Не оторвать детей
От мамы, -
Хоть убей,
Вонзились в юбку,
Словно тысячи клещей.
Занялся воздух,
Скорбно клокотал,
«Товарищ Маузер»
В руке Марины
Засверкал.
По-бабьи, зло
Ту рукоять сжимала,
Зубами про себя
Заскрежетала.
В глазах лишь ненависть,
Сверкает ангел – Смерть,
Готова всю семейку
В порошок стереть.
Схватила матерь
За седых волос пучок,
Сейчас сорвется с пальца
Спусковой крючок.

Раздался возглас,
Иль предсмертный крик,
Фатальный выстрел
По избе возник.
Как гром небесный,
Как у птицы вскрик,
Упала гильза
На пол:
Бзииик-к-к!!!

Когда рассеялся
Седой дымок, -
Труп комиссарши
Возлежал у самых ног.
У ног Петра
Глядит она,
Стеклянным взглядом
Внутрь чадящего ствола.
Сжимал он крепко
Рукой наган,
Стоял нетвёрдо,
Будто пьян.

Не выдержал Петро момента,
Пожалел мать и детей,
Не простил жестокости любимой,
Выстрелом решил всё,
Дуралей.

Тишина
Накрыла всех периной.
Детский всхлип замолк.
Лишь по углам
Зыркали детишки боязливо.
Кровь змеилась
Струйкой по полам.