Он спал

Он спал.
В умат напившись,
Нализавшись в доску
И до поющих обезьян.
А другом был ему стакан.
Его он наполнял вином.
И в холоде ночи промозглом
Он напивался перед сном.
Лакал вино, как будто воду.
Не думал больше ни о чем.
Ушла жена,
А с ней и сын.
Он в омут лез, не зная бороду
И без названия причин.
Стакан стоял опустошенный
И ждал в себя еще вина.
И то был даже не портвейн.
Он выпивал всю жизнь до дна.
Вопрос казался бы решенным.
Взгляд был безумным, отрешенным.
Боль пробирала все сильней,
Он открывал глаза и снова
Смотрел в стакан – «обитель света».
Среди ночи снимал оковы
С больной башки, с дурного слова
И наполнял его вином.
Себе он клялся лишь в одном…
Мол: «Завтра я все это брошу…
Я брошу пить вино и бражку».
Кричал в забвенье перед сном.
Но только наступало завтра
Он все бросал, шел за вином.
Затем домой нес эту ношу.
И выпивал же все равно.
И снова спал, как пьяный ежик
В клубок свернувшись на полу.
Из мебели – журнальный столик
Стоял в замызганном углу.
Он журналистом был, но все же
Сейчас он просто алкоголик.
Опять один.
Всегда один.
Вся мебель пропита давно.
Кроватью стал ему и коврик
С печальным видом на окно.
Засохший кактус,
Подоконник.
И, как всегда, в глазах темно.
Опять стакан.
Опять бутылка.
Опять паршивое вино.
И клятвы те же: бросить пить.
И вновь ближайший гастроном
И сумка полная вина.
Затем картина – все, как прежде:
Напиться и забыться сном…
Возможно, вечным или нет.
Но вот диагноз:
Передоз.
Ему уже не нужен свет,
Не нужен от врачей наркоз,
И сам он стал не нужен.
Он спал
В своих фекалий луже.
Затем пришли и унесли.
И за казенный счет сожгли.