They were

Глупо, но она когда просыпается, вспоминает его. Вот так, без вступления. Что глаза у него цвета весеннего... И небо над ним даже не сине, а скорее голубо. Она это часто раньше пересказывала, ей много кто даже завидуют. 
- Знаешь, он не любит когда ветер в спину ему. Лучше в лицо. Это нас даже связывало... Я тоже так люблю... А знаешь как он чёлку забавно поправляет? Его ведь такие вот мелочи и составляют. По капеечке. По рублю. 
Она сидит вот так часами и руки в карманах греет. Закутается в шарф вместе с носом.  Кажется, сейчас это пользуется спросом, но ей на это плевать. Веснеет.
Слышишь? Ему сейчас наверное Coldplay-ево. По музыке можно понять настроение. Даже если чьё-то чужое мнение не совпадает с его на этот счёт - это дело не его.
If you love me, won't you let me know? Они часто общались фразами из песен. их не волновало что на кухне уже месяц хозяйничает плесень. И что входная дверь нараспашку. Это не их вина.
Ей кажется, что он переступил её порог...
Она бежит к нему со всех ног,
"лишь бы помог, господи, лишь бы помог..."
Но кажется плевал на нас всех этот Бог.
Она застывает тогда в дверях как молнией -ей богу!-поражённая... И всегда кричит на неё простуженная и раздражённая уборщица лестничной клетки вслед, второпях. Кстати о лестничных клетках... Им так на них вдвоём хорошо было. О запрещал ей сидеть на ступенях, сам садился и приглашал на колени, говорил: " Не хочу чтобы ты простыла..." 
А ведь у них изначально была своя маленькая драма.  Мать с утра, невыспавшаяся, на неё кричала:   
- Где шлялась, стерва?!
Она только глаза закатывала.
- С ним. У причала.
В такт вздохам играла с ветром оконная рама.
А он когда домой приходил его отчитывали. За то, что ему учиться начать пора, а всех этих шлюх его гнать - к чёрту - со двора, что они уже взрослые - не детвора, а он опять до встречи с ней минуты отсчитывал. Потом хлопал дверью, есть отказывался - всё как надо - сидел в комнате пару дней, а звонил ей по мобильнику в ванной, воду включив, чтоб не слышали. Ей...  хотелось его. И шоколада. Она ему тогда заказывала его в шоколаде, а получался шоколад в нём. Знаешь, таких как они, как говориться, днём с огнём! Знаешь, таких как они - к награде!...
Они друг друга когда на улице видели, у них в лёгких зашкаливало что-то, становилось тесно в грудной клетке, как кабине бумажного самолёта. И глаза они опускали, как будто друг друга осквернили, обидели. Такие смешные - она в цветных очках, а он в мятых узких джинсах и футболке ядовитого цвета. Знаешь, кажется у них круглый год весналето, крутятся, летают, счастливят как бабочки в сочках.
Знаешь, они такие ещё глупые, вот позвонят друг другу и молчат,
дышат часами в трубку,
складывают день с ночью, что в сумме есть сутки,   
и плевать ей что соседки/ курицы/ утки
её за спиной/ за дверью называют проституткой. 

А потом он исчез, знаешь, как сахар в горячем чае - вроде нет его, а приятный привкус остаётся.  Уже как месяц наверное её по ночам тошнит, а днём ей не смеётся. Встретишь её, осунувшуюся, спросишь как она - " Не скучаю". 
А сама домой приходила... Звонила. Звонила. Звонила. Звони...

Она его уже проклясть успела. всеми возможными и невозможными словами, встречалась/рассталась с несколькими парнями, только привкус от Него остался - так и не запила, не заела. Как и полагается истеричкам, она все его подарки отправила жить на помойку, а вечером ещё на календаре отсчитывала - без него прошло дней сколько? Думала идти на вокзал, ждать с электрички, как героини слезливых романов, которые до самой смерти каждый день приходят на место расставания. Уже и в гроб себя загоняла: " не тревожить до восставания". Включала воду и плакала вместе с краном.

Ей через пол года встретился на улице его лучший друг. 
- Как жизнь, Светочка, не хвораешь?
Бывают такие люди, хотят хорошо, а делают гадко, знаешь...  Дочерта их, кстати, вокруг.
Разговорились как-то, ёжась, бережась. Случайно о Нём вспомнили, заговорили.
- Как живёт?
- А ты что не знаешь?... Свет, там автокатастрофа была...
Уж семь месяцев как
похоронили.
apologise