Случай в поезде

                I
     Когда это было? Не помню. Может, лет пять-шесть назад. Ехал я в поезде. Вагон слегка подрагивал, колеса стучали на стыках. Луна светила в окно. Пассажиры улеглись спать, кто-то кашлял, храпел во сне, где-то, в дальнем конце вагона заплакал ребенок. Я вышел покурить в тамбур, но проводник, завидев меня, вежливо попросил вернуться в купе:
   - Проверка, знаете ли. - принялся он расшаркиваться. - Скажут - надымили, мне попадет. Через часика полтора приходите, коль не уснете.
     Я выругался про себя и направился в сторону моего купе. Войдя, я уселся на полку и посмотрел, впервые за всю поездку, на своего соседа.
     Передо мной сидел человек лет 35, среднего роста. Был он худощав, смуглолицый и остроносый. По всему его внешнему виду можно было угадать, что сосед мой изрядно побит жизнью. Морщина глубокой расселиной просекала его переносье, виски были посеребрены сединой. Вдруг я заметил, взгляд у него какой-то странный. Так смотрят люди обреченные или тяжело больные каким-то страшным недугом.  Я перевел взгляд на его руки – пальцы нервно подрагивали, ногти были искусаны до крови, все в заусеницах. К тому же, было заметно, что сосед давно не пользовался рукомойником.
      Вдруг мой визави посмотрел на меня. Он понял, что и я смотрел на него. Неожиданно он встал и, крепко выдохнув воздух грудью, сказал мне:
   - Простите меня. Пожалуйста, простите меня. – заговорил он, заикаясь. – Это… Это…
   - Что с вами? – как можно участливее спросил я. – Вам помочь чем-нибудь?
   - Помочь? – словно самого себе произнес сосед. – Вы знаете… Как это говорится… В общем, вы – последний, наверное, человек, который видит меня живым.
  - То есть? – не понял я. Не знаю почему, но холодок пробежал по спине от этих слов.
  - Я не могу больше! Я расскажу вам все. Вы будете моим исповедником. Простите меня – Я не должен был… Но помните! Никому! Никогда! Ни при каких обстоятельствах вы не должны говорить о том, что видели меня здесь!
 - Но кому я должен что-то говорить?! – неожиданная откровенность пассажира окончательно выбила меня из колеи.
  -  Не будьте дебилом. – вдруг грубо и жестко сказал сосед. – Не все прямые – параллельны и дороги людей на этой земле часто пересекаются.
     Раздался стук в дверь купе. Я поспешил открыть.
     В проеме стоял проводник.
  -  Господа, будьте потише, позалуста. – проворковал он. И тут я заметил, что проводник говорит с каким-то странным акцентом, мягким, певучим. Лицо его было, как и у соседа, смуглое, но полное, с глазами-сливами и горбатым носом. Все оно буквально светилось любезностью и какой-то сусальностью.
  - Простите нас. Мы больше не побеспокоим здесь никого. – учтиво ответил я и неожиданно обратил внимание на то, что проводник смотрит на моего соседа. Смотрит как-то пристально, изучающее. Что-то недоброе почудилось мне в этом взгляде. Я посмотрел на соседа – тот отрешенно уставился в темно-синее окно купе и ничего не заметил.
  - Это вы, господа, извините. Нас клиент – всегда прав. Но в вагоне – дети, шуметь не мозно. – угодливо просюсюкал проводник и, шаркнув ногою, закрыл за собою дверь.
  - Итак. – обратился я к соседу. Тот встрепенулся раненой птицей. Вид его напоминал щенка, который пил молоко из плошки и вдруг его дернули за хвост.
  - Что?!
  - Кого вы боитесь и почему говорили мне такие странные вещи? – спросил я, придав тону голоса как можно более пытливые ноты.
  -  Что ж. – ответил сосед. – Возможно, ОНИ уже здесь. Я расскажу вам – пусть будет наука.
  -   Кто и какие ОНИ?! – снова холодок пробежал по моей спине.
   -  Слушайте! Садитесь и слушайте! – вдруг строго, почти властно изрек мой загадочный визави.
      Я сел и приготовился слушать.
      Сосед откашлялся и стал рассказывать.
               
                II
     Город у нас небольшой совсем – все друг друга знают. – начал сосед. – Так вот, Изводском зовется, вы вряд ли слышали о таком. Я работал там в автосервисе. Работал хорошо, платили тоже нормально. И вот, как-то раз, хозяин автосервиса мне и говорит:
   - Ты, Миха, работник клевый. Клиенты тобою «галубако удавлетворены». – начал хозяин, копируя Леонида  Ильича. – Есть у меня к тебе дело – на миллион. Сделаешь –
замом своим поставлю.
   - Что за дело? – спросил его я.
   - Есть у нас клиент один. Из Сочи переселился. Грек по-моему.  Сюсюкает еще. Помнишь?
   - Ну… -  замялся я.  Грека Павлиди у нас уже знали. Странный это был тип. Жил в огромном особняке, обнесенном высоким кирпичным забором. Ни с кем из местных он не общался. Приезжали к нему все время какие-то дорогущие автомобили. Да и публика странная у него водилась – какие-то кавказцы, чеченцы. Болтали еще, что в большой дружбе он с авторитетами нашими криминальными, а жена мэра с его супругой – черной, вертлявой женщиной – вместе ездила в Москву за покупками.
   - В общем. В целом. – стал выгибать пальцы хозяин. – Короче. Надо греку лимузин его починить.
  - А что с ним?
  - Не сказал. – ответил хозяин. – Сказал, чтоб прислал мастера – на месте покажет.
     Не понравилось мне это все как-то. Я попытался «отмазаться» - хозяин окрысился на меня и зашипел:
  - Да ты че!!! Да ты… - вдруг голос его дрогнул. – Да у него бабок… Да ты знаешь, КТО он?! Да он нас…
  - Ладно, не парься. – ответил я, решив, что рабочее место – дороже внутреннего голоса. Это потом я понял, что крепко ошибся…
    Дорогой мой попутчик! Вы, слушая меня, верно, удивлены. Откуда у автомеханика, да еще и провинциала, такая лексика? Я скажу вам сразу. По образованию я – инженер. Учился несколько лет в Москве. Потом подался в Изводск. Был там один проект. Но все рухнуло и пришлось срочно менять специальность. Но - не стоит об этом сейчас. Как говорится, поехали дальше.
    Через час с небольшим я стоял у ворот огромного, белого особняка. Чугунные ворота со встроенной видеокамерой, глядели на меня неприветливо.
- Хто? – лениво пробубнил домофон.
- Мастер! – как можно раскованнее крикнул я. Не по себе мне стало от этого место – отшиб самый, рядом – лес, кладбище.
- А-а-а-а, ну, проходи, проходи, знаешь-понимаешь. – ворота отворились и передо мною выроз коренастый чернявый крепыш, смуглый, горбоносый. Глаза у него были живые, черные, постоянно бегающие. Это был Павлиди – однажды я видел его в магазине нашего городка. Грек приветливо махнул рукой:
-  Иди в гараз. Там тацка стоит. – говорил он со странным акцентом – не то грузинским, не то каким-то еще.
     Я прошел в просторный гараж. Передо мной стоял лимузин. Нужно было сменить бампер – плевое дело.  Я быстро съездил в автосервис и привез подходящий. Мне было странно – почему гордый эллин сам не приехал к нам за таким пустячным делом?
    Мы, я и Павлиди, стояли в маленьком палисаднике, недалеко от входа в роскошный особняк, похожий на кусок белого сахара.
  - У-у-у, мастер – золотые руки! – заворковал Павлиди сладким голосом. – А ты знаешь, что хозяин твой тебя обманывать есть? А?
    Я не питал особых иллюзий относительно Жоржа – хозяина автосервиса. Да, был он нечист на руку, заносчив, но… Такой неожиданный поворот застал меня врасплох.
- Хочешь на меня работать? – спросил Павлиди, пристально глядя на меня. Глаза его сузились и стали вдруг стальными, холодными, жесткими.
   -  Это кем же? – спросил я, взяв себя в руки.
   -  А шофером! – Павлиди опять стал любезным и жизнерадостным. – Денег будет – во! Ты в Греции был? На Кипре?
  - Где мне… - махнул рукой я.
  - Ай-яй-яй. – с сожалением сказал грек. – Совсем Георгос плохой стал – такого работника не бережет, не ценит. А баба у тебя есть?
  - Ушла. – буркнул я. Уж очень мне не хотелось делиться с этим богачом своими проблемами.
  - Не кипятись! – захохотал Павлиди и вдруг больно хлопнул меня по плечу. Затем протянул мне какую-то объемную пачку. Это были деньги. Много денег.
  -  Зачем столько? – смутился я. – Тут делов-то…
  -  Столько – это сколько? – съязвил богатей и довольно ухмыльнулся. – Вот что. – Тон его стал серьезным. – Ты щас на работу не ходи. Домой иди, понял? Завтра придешь ко мне с утра – начнешь работу. Каталавес?
  - Чего? – спросил я.
  - Понял?! – громко спросил Павлиди по-русски. – Завтра придешь и начнешь работать. С Георгосом я договорюсь. Хе-хе.  – Эллин опять ощерился. Взгляд его сделался стеклянным. – Уж мы-то договоримся… Ну?! Что встал?! Фиге!
  - Э-э-э….
  - Иди давай! – крикнул Павлиди. Вдруг тон его снова стал совершенно другим – мягким и благожелательным. – Ладно, не дуйся. Бери деньги  и иди с Богом. Но помни: на работу – не ходи сегодня. Не дрейфь, я все утрясу.
    Чугунные врата затворились за мною и я сел в машину, чтобы ехать домой. Деньги я положил в карман – это была довольно кругленькая сумма. Странно все это… Никакого удовлетворения от сделанной работы и оплаты я не получил. Наоборот, сердце почему-то сжалось, страх ползучей гадиной прополз по спине. Смеркалось. Со стороны кладбища закричала сова.
  - Не к добру! – раздалось вдруг над моим ухом.
    Я обернулся и увидел возле машины сгорбленную старуху. В черном платке, горбоносая, с клюкою, шла она со стороны церкви. Это была теща Павлиди – бабка Агриппина. Хоть жила она тут и недавно, но слухи о ней ходили тоже разные – говорили, что она занимается колдовством.
  - Спаси Бог, матушка. – как можно вежливее сказал я. – Починил машинку я зятьку твоему – не надо будет пешком ходить, мучиться.
    И вдруг… Глаза старухи потемнели, род перекосился жуткой, устрашающей гримасой. Внезапно цепкая рука протянулась через окно машины, схватила меня за подбородок и притянула голову прямо к носу старухи.
  - Машинку?! – зловеще и грозно прошептала она. – Ну так слушай. Нет человека страшнее, чем этот ирод – зять мой. Он тебя звал на работу к себе?
  - Звал. – пролепетал я от ужаса, который темной волною поднялся в моем сердце.
  - Так вот, дуралей. Если хочешь жить, не соглашайся. Хотя… у тебя уже нету выбора.
  -  Полно, бабушка. – миролюбиво сказал я, пытаясь взять себя в руки. – Что уж ты так на зятя…
  - Что-о-о?! – окрысилась бабка. – Но.. ладно. Как знаешь. Вот еще что. Он тебе говорил – на работу к себе не ходить? Говорил?
- Говорил.
- Вот и не ходи. Если хочешь жить. А теперь – прощай. Мне жаль тебя.
   Сказав эти страшные, отдающие каким-то холодом, слова, бабка отдернула от меня свою руку и быстро ушла.
     Жутко стало мне вдруг. Вы когда-нибудь болели холерой? Нет? Я один раз заболел ею. искупавшись в море. Была жара, градусов сорок. А я мерз и не мог согреться. И судороги. Еле спасли. Так вот, тогда меня пронзил такой же холод. Я включил зажигание и с силой нажал на газ.
     Над Изводском стоял поздний вечер. Город у нас южный, зеленый. На бульваре еще гуляли зеваки, под каштанами таились влюбленные. Где-то гремела дискотека. Но для меня не было ничего. «Мне жаль тебя» - звенело в ушах похоронным колоколом.
     Куда я ехал? Бездумно крутя баранку, я вдруг поймал себя на мысли, что подъезжаю к автосервису.  Вопреки советам моих новых знакомцев, я остановил машину, вышел и огляделся.  Мне бросилась в глаза странная вещь – ворота сервиса были открыты, а в окне комнатушки, где обитал Жорж – он гордо звал эту каморку кабинетом – горел свет.
     Я дернул ручку двери здания сервиса  - было не заперто. Стояла мертвая тишина.  Снова холерный холод сковал мое тело, сердце бешено застучало, предчувствуя нечто непоправимое, что я уже не в силах изменить. Я почувствовал, что кто-то за мной наблюдает – наверное, это был злой рок.
   - Жорж! – позвал я.
     Никто не ответил мне.
     Я стремительно вбежал в каморку.  Жорж обставил ее по своему, как ему казалось, модному вкусу.  Офисная мебель, довольно дорогая, резко контрастировала с обшарпанными стенами и загаженным мухами потолком.
     На столе стояла бутылка пива – Жорж любил побаловаться после работы, подсчитывая барыши. Мой взгляд упал на кресло. А там…
…Жорж сидел на кресле. Руки его безвольно повисли вдоль тела. Голова упала на грудь. На белой, с короткими рукавами, рубахе алело багровое пятно. Я понял, что хозяина застрелили. Неожиданно взгляд мой упал на странный предмет, валявшийся на полу. Инстинктивно я протянул руку и поднял его. Это был пистолет.
    Вдруг тишину нарушил странный звук. Сначала  - где-то в отдалении, потом – ближе и ближе. Это был гул милицейской сирены.
   «Ну все, пропал». – обреченно подумал я. В голове было как-то странно пусто – ни одной мысли. Страха я не испытывал – шок сделал свое дело. В оцепенении стоял я с пистолетом в руке и бездумно пялился на мертвое тело. И неожиданно вспомнил….
    Это было дней пять назад. Часа в четыре дня к Жоржу пришел какой-то странный тип. Они заперлись в кабинете и о чем-то долго говорили. Потом этот тип вышел. Был он какой-то весь нервный, злобный. Помню, как он повернулся к провожавшему его Жоржу и сказал:
  - Смотри. Наш папик не любит, когда с ним не делятся. – и ушел.
    Только потом я узнал, что это был человек Павлиди.
- Стоять! Милиция! Брось пушку! – раздалось в пяти шагах от меня.
     Думаю, описывать историю с милицией не стоит – и так все понятно. На меня хотели повесить убийство Жоржа. Как основной подозреваемый, я был помещен на время в отделение милиции. Близилось утро. Я услышал за дверью камеры шаги нескольких пар человеческих ног. Стальная дверь отворилась и я увидел перед собою…
  - Ай-яй-яй-яй-я-я-яй! Говорила сестричка Ивануске – не пей водицку! Не слу-у-сался. – на пороге стоял Павлиди. Его южное лицо излучало доброту, участи и сострадание. – Брат, я тебе же говорил – не ходи. Чего поперся?! Зачем Павлиди не слусался?
  - А ты мне и не отец родной. – вдруг огрызнулся я. Страшная догадка вдруг пронзила мне мозг. «Вот зараза, - подумалось мне. – Все устроил, черт эдакий. И Жоржа положил, и меня заложил». Было одно непонятно – почему Павлиди просил не ходить в тот вечер к Жоржу?
  - Ой-ой-ой, разве мозно старсым грубить… - укоризненно пропел эллин. – Вот посадят тебя в турму, лет на двадцать, будут тебе там лысые дядьки в попку тютюшки свои вставлять… Ай-яй-яй, цто ты сделал….
    - Не твоего ума дела, ханыга! – огрызнулся я. Пустое равнодушие к самому себе овдалело мною. И не оттого, что мне грозила участь «опущенного». Знаю я таких, как Павлиди – с ними не доживешь и до года тюрьмы. До суда не дотянешь.
   - Ладно, Мишка, не грусти. – вдруг оптимистично заключил грек. – Короче – дело к ночи. А у кого короче, тот дома сидит, гы-гы-гы. – он самодовольно заржал.
  - Что? – я тупо уставился на него.
  - Мое вчерашнее предложение остается в силе. – начал излагать Павлиди. – Я знаю, ты не убивал Георгоса. Ты не способен на такое – я знаю людей. Твой хозяин был нечестный человек, обманывал людей, сбывал ворованное. И Бог покарал его! Мой человек, который к нему приходил по делу, приметил тебя. Да и слава о тебе, как о хорошем мастере – по всему  городу. Как это там у вас, добрая слава – безыт, а худая – лезыт, а?! – он весело засмеялся.
  - А мне-то что теперь делать?
  - А ничего не делай. – добродушно резюмировал грек. – Завтра я заберу тебя отсюда. А пока – ложись, спи.
    И правда, через несколько часов, утром, меня освободили. Оказывается, нашелся вдруг свидетель, который видел мою машину там-то и там-то. Как раз в то время, когда убили Жоржа. Потом вдруг выяснилось, что у Жоржа был большой долг – взял кредит. Отдать он не мог или не захотел. В общем, следствие докатилось до версии суицида…
…Я стоял на пороге огромного куба, напоминающего кусок сахара. У куба были двери, они раскрылись и явили мне моего избавителя. Который, как оказалось, потом меня погубит.
  - Поздравляю, поздравля-я-ю! – пропел мой новоиспеченный патрон. – Нусь, заходи – гостем будешь! Мать, накрывай на стол – гостя встречаем!
  - Сам обслуживай своих гостей, душегуб проклятый! – услышал я голос изнутри особняка. И как только я услышал его, ужас охватил меня. Холерный холод снова сдавил цепкими пальцами сердце, задышал холодным дыханием мне в лицо, начал лизать мою душу черными, запекшимися губами.
     Это была бабка Агриппина. Она кляла Павлиди,, не стесняясь ни его, ни меня. Интересно, знала ли она, кто пришел?
  -  Я не служанка в этом доме тебе, изверг рода человеческого! – скрежетала она. – И как я, старая дура, согласилась выдать за тебя мою Софью! Ты испортил ее, сгубил, паразит! И всех загубишь своими деньгами!
     Добродушие мигом слетело с лица Павлиди. Так слетает с лица новогодняя маска, если подбежать к ряженому сзади и обрезать резиночку, на которой эта маска держится. Лицо нового хозяина (я так называю его, забегая вперед) перекосилось, взгляд остекленел. Рот его свернулся в трубочку, а голосовые связки, наверное, стали стальными. И вот он выхаркнул из себя:
  -  А ну, пошла к себе, старая маразматичка! – заорал он. – Да если б не Софья, которая упросила меня взять тебя к нам, ты бы сгнила в своем вонючем сарае с крысами! Убирайся и благодари Бога, что здесь посторонние!
  -  Не уберусь! – отрезала старуха. – Кто он?! Такой же мерзавец как ты? Или очередной несчастный?!
  -  Это я, матушка. – не выдержал я наконец этой сцены и подал голос.
     Старуха прошла к порогу и уставилась на меня. Ее лицо, искаженное гневом, вдруг как-то просветлело. Теперь оно выражало удивление и, как мне показалось, искреннее сострадание. Почему?
  -  Ты? – сказала тихо Агриппина. – Зачем? Зачем ты сюда пришел?
  -  Да я… - начал я. Но тут раздался звериный рев:
  - А ну, пошла прочь, я тебе сказал! – Это был Павлиди. – Марш! Убирайся! В комнату! Под замок! Старая сумасшедшая!
  - Сынок, если хочешь дожить до благородных седин, убегай отсюда. – сказала Агриппина в мою сторону. – Посмотри на меня. Мы с моей Софьей жили бедно. Но были счастливы. А потом пришел этот изверг. И забрал мою дочь. Он испортил ее. Я вижу ее каждый день, но это уже – не моя дочь. Это – кукла без души, которой он вертит, как хочет. Уходи отсюда, прошу тебя.  Мы – греки – всегда были честным народом. На моей родине даже нету грабителей. Этот изверг – Божье наказание за наши грехи…
  - Это ты щас отсюда свалишь! – вклинился грек. – Пошла прочь, говорю!   
    Старуха ушла к себе. Павлиди усадил меня за стол. Особняк его действительно был роскошным. Персидские ковры, антиквариат, гобелены – все, что может позволить себе богач. Даже золотой унитаз имелся.
- Не удивляйся. – сказал Павлиди после изрядной порции ципуро – крепчайшего греческого самогона. – Золото – говно! Главное – это люди. Ты – мой брат! Ты починил мне машину. Мы с тобою – православные. Как там Бог сказал? Помоги – и сторицей вернется. Ты починил мне машину – я тебя озолочу!
     Я никогда не был особым любителем выпить, но Павлиди меня уломал. После пятой рюмки «за здоровье, за знакомство, за хозяина, за новую жизнь», холера спала с моей души. Тело наполнилось теплом и негой. Эллин, держа сигарету в руках, продолжал разглагольствовать.
- Мы – циливизованные люди. – язык его уже начал довольно хорошо заплетаться. – Будем с тобою дела делать. А когда делаешь дела, то тебе будут доступны… Прекрасные тела-а-а! – сусально осклабился Павлиди. – Забудь бабу свою – я куплю тебе новую. Хочешь?! Затрахает! Все забудешь с нею!
- Слушай, Нико. – обратился я к Павлиди – таково было его имя. – У тебя же есть жена. А ты о бабах все. Не боишься, что теща услышит тебя и продаст?
- Кто? – хмель бабочкой слетел с грека. – Эта? Не волнуйся.  Моя Софья – действительно, куколка. Она верит только мне, потому что ест и пьет с моей руки. К то муже, - добавил он, потянувшись в кресле. – я не слежу, где она там отдыхает, а главное – с кем. Но если узнаю... – он многозначительно провел ребром ладони по горлу.
- Короче. – сказал Павлиди после очередного возлияния. – Спать будешь тут, у меня. Не ходи домой – никуда не ходи. Еще выпей. Завтра-послезавтра работать начнешь.
- Работать? – спросил я. – Но я еще не давал согласия.
- А у тебя нет выбора. – безапелляционно заявил Павлиди. – Куда ты пойдешь? Кому ты нужен? Что будешь делать? Твой хозяин – мертв. Работы – нет. Хримата (денег) – тоже нет. Да и дело еще не закрыли. Даю минуту – думай! – он самодовольно заржал.
-  А ты хитер, Нико. – сдался я. Терять, действительно было нечего, а цепи еще не надели. – Ладно, по рукам!
- О, теперь ты говоришь дело! – довольно сказал Нико. – Давай еще по сто!
    Мы выпили по сто, потом еще по сто, а потом…
    Я проснулся посреди ночи в темном и маленьком флигеле – небольшой гостевой пристройке к особняку. Южная луна светила в окно. Из раскрытой форточки доносился треск цикад – будто электростанцию включили. Голова безумно трещала. Я встал, подошел к маленькому столику подле окна. И увидел двухлитровую бутыль пива.
    «Хех, - подумал я. – добрый ты, однако». После третьего глотка голову отпустило. Вдруг я обратил внимание, что снаружи происходит странное шевеление. Я открыл дверь флигеля и прислушался.
     Двери особняка были открыты. Внутри был какой-то переполох. Взад-вперед бегала  прислуга. Охранник – тот самый, который спросил «Хто?!», когда я первый раз пришел к Павлиди – с кем-то тараторил по мобильному на улице. И тут я увидел Павлиди. Он был весь взъерошенный, заспанный и какой-то озабоченный.
     Я решил подойти и выяснить – что же случилось.
   - Что это? – спросил я охранника, закончившего уже говорить по мобильному.
   -  Бабка Агриппина умерла. – ответил тот. Голос его дрожал. – Хорошая она была, хоть и со странностями. Они с дочкой бедняками были, жили в Крыму. Потом хозяйка вышла замуж за нашего патрона. Сюда ее привезла. Ругались они страшно, но бабка всегда заступалась за нас. Он даже жалованье нам прибавил – она заставила. Боялся он ее почему-то.
      «Много знала. – вдруг подумалось мне. – И слишком много болтала. Царствие тебе небесное, старушка».
      Тем временем, из-за кустов мальвы появился Павлиди.
   - В общем так. – деловито сказал он. Нико и не скрывал даже, что ему не жаль Агриппину. – Я жене позвонил. Она прилетает завтра в четыре дня. Поедешь в Керзони, в аэропорт – встретишь. Привезешь сюда. Ясно?
   - Ясно. – ответил я. Павлиди ушел. Я обратился к охраннику: - Послушай, Вить. А где старый шофер Павлиди?
   -  Где? – тот пристально посмотрел на меня. – На бороде! Тебе сказали, что делать надо? Делай! А теперь – вали. Некогда мне с тобою базары разводить!
      Я почему-то не решился перечить. Над Изводском занимался рассвет. Первые лучи восходящего солнца чуть тронули темные кроны платов, чинар и кипарисов. Жаворонки еще не проснулись, но с минуты на минуту должны были раздаться первые трели. На траве поблескивали светлячки, не успевшие выключить свои лампы.
      Я вернулся во флигель. Дверь я не запер – ключей не было. Подошел к столику и одним махом хлопнул пива за упокой старой гречанки. Сел на диван и задумался.
      «Куда я попал? – думалось мне. – Почему они так конфликтовали друг с другом? И что знала эта странная бабка?»
   …Неожиданно скрипнула дверь. Я поднял глаза и увидел Витьку – охранника.
    - Слушай. – начал он тихо. – Ты, видать, парень неплохой. Только ссышься да глухой.
    - Чего это ты? – привстал я с дивана, намереваясь отмстить за столь наглый наезд.
    - А того! – отрезал Витька и снова перешел на шепот. – На твоем месте, драпал бы я отсюда. Ты спрашивал меня о шофере. Так слушай.
      И охранник поведал мне вот что:
   - Был у грека шофер – Игорь звали. Парень не промах, видный, неглупый, вроде тебя. Он перед тем, как пришел к нам, освободился из тюрьмы. Влетел за пустяки какие-то. Ну, так вот. Павлиди его шофером взял к себе. А потом тот стал не то, чтобы шофер, а вроде как бы курьер. Грек посылал его по всей России с порученьями какими-то. Ну, тот ездил-ездил… И вот, однажды, услышал я их разговор в кабинете Павлиди. Тот Игорешке втирал что-то – мол, чтобы тот угомонился и делал, как он, Никос Павлиди, сказал.
     «Да вы что, сбрендили? – слышу. – Не поеду я туда. Никогда. Я еще жить хочу!»
     «Жить хочешь? – слышу Павлиди говорит. Зло так. – Жить хочешь – поедешь. Забыл, из какого говна я тебя вытащил, зек подзаборный?! Пялили бы в жопу тебя, если б не я».
     Ну, значит, ругались они, ругались, а потом Игореха наш вышел из кабинета и куда-то ушел. Говорят, видели его на вокзале, билет покупал на Москву. У нашего Павлиди же – что у еврея – родственники везде. Брата двоюродного устроил на «железку». И не вернулся шофер наш больше. Павлиди сказал – сам ездить будет. А чего тебя взял – не знаю. Понравился, наверное, черту.
     Я посмотрел на охранника. Лицо у него было открытое, простое. Русые волосы коротко стрижены. На вид – лет тридцать.
   - Только вот что. – сказал он после минутной паузы. – Ты ни про каких шоферов не слыхал. Ляпнешь где – тебе же хуже. И не думай, я тебя – не трону. Просто пропадешь – и все. По факту рождения исчезнешь. Знал бы ты, куда попал, унесся бы метеором отсюда. Ну да – твое дело. Все, оревуар! – и Витька исчез за дверью.
     Дорогой мой попутчик, вы верите в предчувствия? Я – поверил. Но только теперь, когда решился все рассказать вам. Я без сил опустился на диван, закурил и принялся допивать пиво. Несмотря на легкий хмель, мертвый холод снова сдавил обручем сердце. Я попытался прогнать от себя дурные помыслы – не помогло. Это и было предчувствие. Допив пиво и затушив сигарету, я лег и уснул.
     На другой день, как и было условлено, я поехал в Керзони – главный город нашей области. Встретив в аэропорту Софью, супругу хозяина, прилетевшую из Лондона на арендованном самолете, я усадил ее в машину и повез домой.
     Софья была женщиной лет сорока, невысокого роста. Глаза и волосы у нее были черные, нос с горбинкой – типичная южная женщина-гречанка. Худая, вертлявая, она напоминала мне кочергу. Софья внимательно смотрела на меня. Вид у нее был озабоченный, хмурый, но не убитый горем.
   - Послушай. – сказала она. – Ты говорил с моей матерью?
   - Да, - ответил я, включая зажигание. – Мы разговаривали несколько раз. Вернее, два раза. Но – ничего особенного.
   - Ничего особенного. – эхом повторила женщина. – А, скажи-ка мне, как ты попал к нам?
   -  Вашему супругу понравилась выполненная мною работа. А хозяин автосервиса, где я работал – погиб. Вот и предложил мне ваш муж остаться у вас и работать шофером.
   -  Шофером? – переспросила Софья. – Ну, шофером – так шофером. Что ж, рули!
      И мы тронулись в путь.
      Ехали молча. Дорога тянулась вдоль гор. Это был узкий серпантин. Ветер задувал в окно. Изредка только встречались машины – мало кто ездил по этим местам. Облака, казавшиеся прежде такими высокими, нависали почти над самою крышею автомобиля.
      Наконец, показался Изводск. Мы плавно спустились с горной дороги и поехали по шоссе, ведущее в город. Софья сидела молча, лишь однажды она спросила разрешения покурить. «Странно, - подумал я. – Хозяйка, а – спрашивает». Утвердительно кивнув головою, я уставился перед собою и, точно робот, вел машину без всяких мыслей. Наконец – ворота особняка Павлиди.
   -  С приездом! – Павлиди встречал нас довольно сурово и холодно.
   -  Мог бы и соболезнования выразить. При людях. – ответила Софья.
   - А кого мне стесняться? Его, что ли? – Грек указал на меня рукой. – Вы оба – кормитесь из моих рук. Мне нисколько не жаль эту старую кочерыжку. Наконец-то она подохла уже – достала меня от мозгов до костей.
  -  Смотри – услышит тебя моя мать с неба. – вдруг язвительным тоном сказала Софья.
  - Заткнись! Замолкни! – я был поражен, увидев, как Павлиди чуть ли не бьется в истерике. Проорав это, он вдруг побежал в дом.
      Я помог отнести чемоданы в комнату Софьи. Было очевидно, что отношения супругов не озонируют кислородом, но чтобы жить в разных комнатах… Софья поблагодарила меня и отпустила.
       Внизу - в доме было два этажа - я увидел Павлиди.
    -  Ты, брат, меня извини, что я так о тебе. – примирительно сказал грек. – просто достали уже эти бабы. Ты куда сейчас собираешься?
    -  Домой. – ответил я без каких-либо задних мыслей.
    - Домой? – повторил грек. – Что ж. Пойди, забери вещи и – сюда. Жить во флигеле будешь. Не место тебе теперь снаружи. Понимэ?
   - То есть? – еще ничего не понял.
   - Иди за вещами. Потом все поймешь. Когда вернешься… - ухмальнулся Павлиди.
     Я ничего не ответил и вышел из особняка.
     Жил я один, после того, как жена от меня ушла. Не буду рассказывать, из-за чего мы разошлись – причина тривиальна и не стоит внимания. Были у меня друзья и знакомые. И вот, приближаясь к родной мне улице,  я вдруг увидел, что прохожие, которые знали меня и не раз видели, обходят меня стороной. Я решил позвонить Генке – другу детства, живущему в нашем квартале. Мы условились о встрече. Я подошел к его квартире и позвонил. Генка вышел. Завидев меня, он вдруг потупился и пробубнил виновато:
   - Мишк, ты это… Извини. Дела у меня. – и хотел закрыть дверь.
   - Генка! Ты чего это?! – воскликнул я. – Мне тебе столько рассказать надо… Тут такое было! Такое!
   - В другой раз, ага? – таким же тоном сказал Генка. – Гости к жене приехали.
     Дверь закрылась.
     Спускаясь по лестнице старинного дома, где жил Мишка, я услышал голоса – его и его жены. Говорили они громко:
   - Генка! – женский голос. – Отвечай. Это он был? Он?!
   - Ну, Катя. Ну, не надо. – виновато тянул Генка. – Может, и неправда это – мало ли люди болтают. У нас же городок такой – язык на языке…
   - Болтают или нет, но его чтобы не было тут. Мы - люди честные. Понял?!
   - Ну, Катя… Ну, он не придет больше.
     Я шел по обсаженной каштанами улочке. Голуби, сизые и белые, ворковали и клевали накрошенный старушками хлеб.
     «Мда-с, - думал я. – Жена ненавидит друзей мужа, если только они – не ее любовники. И все же – что произошло за эти два дня?»
     Вдруг тоска снова сдавила мне грудь. Куда я? Зачем? Почему? Из-за чего со мною так поступают, что такого могло случиться, о чем уже, верно, весь город знает? Захотелось заплакать. Я был один, один во всей вселенной. Облака взирали на меня с высоты и плыли дальше, равнодушные к моему горю. Я чувствовал страшное одиночество и оставленность. Люди, проходящие мимо, странно поглядывали на меня. Я увидел знакомую мне влюбленную парочку – часто болтали вместе. Но они, посмотрев на меня, вдруг двинули прочь, испуганно озираясь. Что же это такое? И что теперь делать?
     Через час я стоял у ворот особняка Павлиди. У ног моих стоял чемодан на колесах – груз прошлого, которое я оставил, взяв лишь пожитки…
   - Милости прошу к нашему шалашу! – заголосил Павлиди. – Пойдем, брат. Помянем мою тещу родную, золотую. Жаль, баяна нету – не пожалел бы ради такого дела, гы-гы-гы! – заржал грек сусальным смехом.
     Мы сели пить. Похороны должны были состояться послезавтра. Софьи не было – она заперлась у себя. К нам пришел Витька. Выпил немного. Мы оба сделали вид, что не знаем друг друга и ни о чем не разговаривали.
     Павлиди соловьем заливался о новых планах, о моей будущей работе, нахваливая меня на все лады охраннику. И – ни слова о только что умершей теще! Рюмка за рюмкой, слово за слово, сигарета за сигаретой и я снова очнулся во в флигеле.
     Было раннее утро.
     Я посмотрел на стол – на нем опять стояла бутылка пива. Я встал, выпил немного и снова уснул. Проспал я полчаса. В дверь неожиданно постучали.
   - Войдите! – сказал я сиплым от выпивки голосом.
      На пороге показался Витька.
   - А ты молодец! – сказал он вполголоса. – Грек вчера проверял тебя.
   - Это как же?
   - А есть у него такая мода. Напоит человека и давай с ним говорить да подзуживать. А тот с катушек слететь может – всяко бывало. Но ты – молодец. Экзамен выдержал.
   - Ну, спасибо. – смущенно сказал я. Память работала плохо и многие моменты вчерашнего кутежа просто выпали из нее. – Еще что-то?
  -  Павлиди велел тебя привести к нему, если не спишь. – сказал Витька. – Поздравляю с первым рабочим днем!
  -  Ну уж, спасибо… - пробормотал я, собираясь.
      Через час я был в кабинете Павлиди. Это была богато обставленная комната. Дубовая мебель, старинные фолианты, компьютер последнего поколения, цветной лазерный принтер, картины на стенах – все свидетельствовало о достатке и вкусе хозяина. Павлиди сидел за темным дубовым столом, спиною к окну, задернутому тюлем. В огромном кожаном кресле.
  - Кто рано встает, тому Бог подает. – приветливо произнес мой новый хозяин. – А у кого не встает… - он скабрезно загоготал. – С добрым утрецком!
  - Звал? – спросил я Никоса. В голове еще гудело и шутки как-то не стучались в дверь души.
  - Огого, какие мы сериозные… - начал он подтрунивать. – Не кипятись. Пиво выпил?
  - Выпил – не хочу больше. Что делать надо?
  - Ну, к делу – значит, к делу. – посерьезнел Павлиди. – Так вот. Завтра хороним тещу. Но это – не твоя печаль. Сегодня же вечером собираешься и едешь в Киев. На моей машине. Горючего – полный бак. Денег дам с собою – штуку баксов. Нет, две штуки.
    Ехать в Киев? Я оторопел от такого задания.
  - Нико. – сказал я. – Извини. Но ехать в Киев – это же столько километров… Такой круг огибать. Мимо Новороссийска, потом через Харьков и дальше. Не легче ли самолетом или кораблем?
  - Не рассуждать! – прервал меня эллин. – Сказал – на машине, значит – на машине. За три дня доберешься. Ночевать будешь в гостинице. В Киеве пойдешь в 11-е отделение милиции и найдешь подполковника Грищенко. Понял?
  - А дальше?
  - Дальше – яйца не пускают! – отрезал Павлиди. – Найдешь его. Скажешь – от вашего старого друга Николая в память о крепкой дружбе. И всё. Дашь подполковнику вот это.
    Павлиди указал пальцем на стол. На столе лежала черная кожаная папка. Я взял ее в руки. И вдруг почувствовал, что ладони мои загорелись, как от огня. Снова предчувствие.
Но тогда я, болван, ничего не понял.
  - И еще. – сказал патрон стальным голосом. – В папку – не глазеть. Коли жить не надоело. Понял? – спросил он, сделав ударение на последний слог.
  -  Вас понял, товарищ начальник! – как можно более непринужденно ответил я.
  -  Добро! Собирайся и выезжай, часов около семи. С Богом, братец. Благое дело ты для меня сделаешь. – ласково сказал грек.
     Я вышел. Мысли в голове спутались. Ехать такую даль… Зачем? Что за дела у этого олигарха на Украине? И зачем ему, явно темному типу, нужна милиция? Да еще такие чины…
     В общем, короче говоря, собрался я и поехал. Не буду описывать дорогу – не так много у нас с вами времени, мой милый попутчик. Мелькали передо мною города, селения, горы, степи. Добравшись до Киева, я нашел адресата и передал ему папку. Подполковник, мужчина лет шестидесяти, поблагодарил меня и сунул в карман рубахи объемистую пачку банкнот.
  - Не стоит. – сказал я. – Хозяин заплатит мне.
  - Бери, сынку, бери. – Грищенко был дружелюбен и ласков. – Великое дело ты содеял и патрон твой. Сколько жить буду – не забуду услуги вашей. Ну, держи пропуск на таможню и дуй домой. Николаю – поклон от меня.
     Без проблем добрался я обратно.  На все – про все ушло у меня дня три.
   - Молодец! – приветствовал меня Павлиди в своем кабинете. – Толковый ты  мужик, Мишка. Я тебе поручил дело, можно сказать, государственной важности. Ты его выполнил на все сто. И Грищенко хорошо о тебе отозвался. Короче, ты заслуживаешь премии!
  -   Подполковник мне заплатил..  – начал я.
  -   Ой-ой-ой, какие мы скромные! – захохотал Павлиди. – Эта сумма – только начало. Будешь работать отменно – компаньоном моим сделаю. В долю возьму. Счет откроем. Деньгами жопу будешь вытирать, ха-ха-ха! Только вот что! – вдруг он снова стал серьезным. – З а п о м н и. Ни в какой Киев ты не ездил и никакого подполковника в глаза не видал. Понял?!
   - А куда же я ездил тогда? – понимающе ответил я вопросом на вопрос.
   - К родне моей почившей тещи – вещи передать на память. – саркастически произнес грек. – Ну что, пора тебя награждать. Держи!
     Он протянул мне несколько толстых пачек.
   - Задницу пока не вытирай – пригодятся. – осклабился Павлиди опять. – На сегодня – отдыхай. Если чего – вызову. Свободен, Гаврила! – загоготал патрон.
     Я вышел. Солнце было в самом зените и палило голову нещадно. Ни пенья птиц, ни голоса людского… Что за дела у моего патрона? Да еще государственной важности….
     Шло время, которого у нас с вами сейчас немного. Павлиди еще раз посылал меня в разные города России – Питер, Москву, Владивосток. И всегда давал с собою черные папки. Много я видел, с разными людьми встречался. Грек платил хорошо. Я смог поднакопить денег. И вот как-то пригласил он меня к себе в кабинет. Сели, выпили ципуро – Павлиди тяготел к напиткам своего народа. Языки развязались.
   - Нико, - спросил я. – Мы с тобою знакомы уже давно. Может, расскажешь мне, чем ты занимаешься и что за задания мне даешь?
  - Хм, - задумался Никос. – Ну что ж, ладно. Ты знаешь, что я – грек. Я расскажу тебе историю моего народа. Чтобы ты меня понял.
     Павлиди выпил еще и снова начал говорить:
  - Когда-то мы, греки, правили почти всем миром. Всею Европой. А потом наше государство разбомбили турки и рассеяли нас по всему белу свету. А те, кто остались в порабощенной стране, боролись до последней капли крови. Воевали. Но были и другие. Эти другие решили: зачем воевать, если можно вступить в согласие с османами и заполучить власть в свои руки другим, хитрым путем? Так они и сделали. Это были фанариоты – греческая знать, мои предки. Султан доверил им значимые посты в правительстве Турции. Теперь ты понимаешь меня?
     Я пребывал, мягко говоря, в шоке. Я читал кое-что о панэллинизме – стремлении греков возродить былую Византию, но чтоб такое…
   - Нико, дак ты что ж – хочешь чтобы тут греки правили? – нервно засмеялся я.
   - Дуралей. – сказал Павлиди без тени улыбки. – Я хочу одного – денег и власти. Я вырос в казахской степи. Мою мать Сталин вывез из Крыма в теплушке. Мы росли в нищете. Были дни, когда в кошельке рубля не было. И тогда я сказал себе – падлой буду, но придет день, когда я вытру жопу купюрой! Я хочу лишь одного – денег! Денег! И еще раз денег! А теперь, - сказал он. – Раскрою тебе свои карты, чтобы все стало ясно. Вот смотри. – он показал на папку, лежащую на столе.  – Открой ее.
     Я открыл папку и обомлел. Передо мной были фотографии. Один из высших представителей государственной власти расслабляется в компании прелестных нимфеток… Потом я увидел какие-то документы – это были сведения о денежных переводах этого политика.
   - Вот это – сказал Павлиди – наш пропуск в новую жизнь. За такую штуку наш товарищ больши-и-и-е деньги отдаст – только бы не осрамиться.
     Я ошалелo смотрел на Никоса. Боже мой! Вот так попал! Взгляд снова упал на фотографии. Обстановка, запечатленная на них, показалась мне знакомой. Где-то видел я и этот сад, и сауну… Вот так так! Это же – особняк моего патрона!!!
   - Чего взгрустнул, есаул? – хохотнул мой погубитель. – Завтра утром отправишься в путь. В Москву. В Третий Рим, ха-ха-ха! Адрес сейчас запишу – куда это доставить надо.
   - Я никуда не поеду. – глухо ответил я. Жуткий холерный холод сковал все мое существо.
   - А? – спросил Павлиди. Дутое благодушие мигом покинуло его лицо.
   - Ты меня подставил, зверюга! – сорвался я вдруг на крик. – Ты меня подсылал с шантажом… Да ты знаешь, что меня из-за тебя убить могли, гад?! Никогда не подпишусь, понял?! Никогда!!!
   - Да-а-а-а? – протянул Никос, зловеще улыбаясь. – Ну, тогда друг мой, пойдешь ты в турму прямиком. Ага – туда, милок. И будет тебя весь кичман опускать по двадцать раз в день.
      С бессильной злобой уставился я на изверга.
  -  Че зыришь?! – злобно продолжал грек. – Хозяина-то твоего бывшего – не забыл ли? На пушке – твои отпечатки, тебя видели на месте убийства. Понимэ?
  - А свидетель? – спросил я оторопело.
  - Ой, я не могу! – загоготал Павлиди. – Ты про мавра слышал пословицу? Свидетель скажет, что ошибся – не твою машину он видел. Темно ведь было. Так-то вот. Говорю в последний раз. – изрек он ледяным тоном. – Завтра утром едешь в Москву. Передашь папку по адресу, который я укажу. Да чего ты дрейфишь, дурак?! Они нашу кровь пьют, войну вон развязали, народ в нищете и голодухе!!! Давить их надо, сук! – перешел он вдруг на крик.
     Я был обречен. И вдруг решение пронзило стрелой мою голову.
   - Ладно. – сказал я. – Твоя правда. И твоя взяла. Только вот что. Машину надо сбыть. Засветиться можно.
   - Будь спок! – одобрил Никос. – Выкинешь ее где-нибудь в кювет. Только зажигание оставь, чтоб рвануло. Добре! Завтра в путь! Держи бабки!
  - Зачем? – спросил я.
  - Комиссионные! Авансц. – осклабился душегуб.
    Я собрался было идти, но Павлиди цепкой рукой ухватил меня за плечо.
  - Учти. – сказал он зловеще и холодно. – Надумаешь дернуть куда – помни: у меня связи – везде. Из-под земли достану. И тогда…
    Ночь прошла без сна. Утром я сел в машину и рванул в роковое путешествие. Через полтора суток я был в Москве.
    Поколесив по городу, я выехал на окраину. Справа от дороги был глубокий овраг. Я вышел из машины, прихватив с собою портмоне. Через минуту машина полыхала пламенем на дне оврага. Сгорела дотла… Вместе с черною папкой…
    Я позвонил Павлиди и сказал, что задание выполнено, но я должен задержаться у родственников бывшей жены – мол, теща заболела. Грек ответил. что не возражает. Поверил ли он? А может, уже знал, что письмо не нашло адресата.
    Три недели провел я в столице. Денег у меня хватало. Ночевал в гостиницах, у друзей –были в Москве несколько человек, с которыми я был дружен еще в молодости. Временами мне чудилось, будто за мною следят. Но я списывал эти ощущения на расстроенное воображение. Я чувствовал себя затравленным зверем.
     Наконец, я решил все же рискнуть. Купил билет на вокзале и сел в поезд. Что я скажу Павлиди? Да и вообще, доеду ли до Изводска? Понемногу успокоившись, я придумал план оправдания. Ну, скажу – мол, папку передал, мне ничего не сказали и отправили восвояси.
      Почему я решил вернуться?... А куда было деться… Деньги, хоть их и хватало пока, но все же уже подходили к концу. Да и опять же… У моего погубителя их больше гораздо – если надо, везде вычислит.
      Так вот и поехал я – может, на спасение, а может, на погибель. Внезапно поезд остановили, началась кутерьма какая-то. Потом мне сказали, что проводнику стало плохо с сердцем и его срочно увезли в больницу. Подсадили какого-то нового. А потом, на одной из станций, вошли вы.

                III
     Был уже третий час ночи, когда мой попутчик окончил рассказ. Третий час ночи. А мне казалось, что прошла целая жизнь…
     Мы молча смотрели в окно. Луна багровым апельсином озаряла бегущий пейзаж. Реки, мосты, леса… До чего же разнообразна, прекрасна, ужасна жизнь человеческая! Какие только повороты не случаются с нами.
   - А вы не пробовали обратиться куда-нибудь? В милицию, например. – нарушил я наконец молчание.
      Сосед уставился на меня, как психиатр на помешанного пациента.
   - Вы что, с луны свалились? – сказал он грустно и тихо. – Вы разве не поняли, с кем я имел дело? Да я бы точно живым не остался тогда. А так – есть шанс какой-никакой…
   - А уехать куда-то – не пытались? Далеко-далеко. – не сдавался я.
   - Куда? – неожиданно апатично отозвался Михаил. – Зачем? Надолго меня бы не хватило. Да и – найдут… Все равно…
     Так мы ехали еще какое-то время. Через оконную щель в купе потихоньку проникла дрема и потихоньку закапала мне в глаза свои снотворные капли. Сосед сидел неподвижно и глядел в окно.
     Вдруг поезд неожиданно дернулся и остановился.
   - Что это? – спросил я, очнувшись. И посмотрел на соседа. Лицо его было бледное, глаза ввалились. Мне показалось, он знает, что происходит.
      «Проводник что-то говорил о какой-то проверке. – подумалось мне. – Но почему в такой час, ночью?»
      Я посмотрел на соседа – казалось, он не видит меня. Лицо его все посерело, покрылось холодным, липким потом.
     Послышались чьи-то шаги. Затем я услышал какие-то странные слова, говорили вполголоса. Говорил проводник. И еще кто-то…
     В дверь трижды отчетливо постучали.
    Что было делать мне? Я смотрел то на соседа, то на двери. Стук повторился.
   - Открывайте! – послышалось из коридора.
     Стук повторился.
     Еще через секунду послышался какой-то странный скрежет в замке. Дверь распахнулась.
     На пороге, не считая проводника, стояли трое. Из-за слабого освещения я не мог разобрать, как они выглядели. Все были с короткими стрижками и в темных спортивных костюмах. Вдруг один из них вошел в купе, оглядел меня  каким-то странным, изучающе-презрительным взглядом.   Как я понял, это был «вожак» группы.
   - Это кто? – спросил он проводника.
   - Нормально. – отвечал тот. – Хороший пассазырцик. Послушный. Господин, вы ведь не будете создавать неудобства? – он сально улыбнулся мне белозубым противным ртом.
      Я молчал, не в силах пошевелиться.
      Вдруг я услышал:
   - Ты! – сказал вожак, обернувшись к соседу. – Вставай!
   - Ме-еее-ее. – услышал я со стороны, где сидел сосед. – Не-е-ее…
     Я был ошеломлен. Лицо моего визави было искажено невероятной, жуткой гримасой. Голова вжалась в плечи. Он весь сгорбился. Он точно знал, кто это и что они от него хотят!
     Внезапно волна гнева праведного поднялась во мне. Я вскочил с места и собрался по-мужски разобраться с нежданными визитерам. В ту же секунду жесткая, стальная рука сдавила мне горло. Все тело похолодело. «Холерный холод» - прозвучали в ушах слова Михаила – живого мертвеца, сидящего в моем купе и бессвязно блеющего от страха.
     Стальная рука приблизила мое лицо к лицу вожака – это он схватил меня:
   - Слышь, мужик. – произнес он презрительным шепотком. В ноздри мне пахнуло перегаром. – Ты жить хошь? А?
  - Кхр-р-р… - едва смог выдавить я – горло по-прежнему сжимали цепкие пальцы.
  - Вот и сиди. Понял?! Не твоего ума дело. – сказал второй из группы, доселе молчавший.
   Пальцы ослабили хватку. Я пришел в себя и без сил опустился на полку.
- Встал! – скомандовал вожак Михаилу. – Встал!
   Я еще раз взглянул на соседа. Тот молча уставился в одну точку. Повинуясь команде, он безропотно поднялся со своей полки. В ту же секунду на его плечи легли руки двоих визитеров и мягко выпроводили из купе. Сосед не успел даже оглянуться в мою сторону. Да и видел ли он меня…. Вряд ли он уже что-то соображал…
    Через минуты две-три поезд тронулся.
    Я сидел молча, не шевелясь, не в силах вместить в себя то, что услышал и увидел этой чудовищной ночью.
     В дверь купе снова раздался стук.
  -  Не заперто! – крикнул я. Голос мой был хриплый от пережитого стресса.
  - Вы уз нас извините. – угодливо просюсюкал проводник, без приглашения усаживаясь рядом со мною. – Вот зе бывает… Наркоделец, понимаете?
  - Кто-кто? – переспросил я, отметив, что перестал уже чему-либо удивляться.
  - Да-да, он самый. – В Изводск ехал. Вы проеззать будете этот городочек. – проводник говорил, действительно странно – то сюсюкал, то произносил шипящие правильно.
  - Ну и? – раздражение вдруг стало кипеть во мне, словно кофе, которое нерачительная домохозяйка оставила на плите в турке.
  - Ну цто… - замялся проводник. – Прислось с поезда снимать, а то убезал бы. Ах, какой мир посол, какой мир – ничего святого! Вы бумажник то свой проверьте – мало ли…
     Мне показалось странной эта противная и назойливая забота обо мне – проводник, как будто, заглаживал передо мною какую-то вину… Или желал запутать… Для чего?...
  - А почему же не обыскивали? Почему не в форме были?
  - А вы цто – следователь? – тон проводника изменился. Говорил он недружелюбно и холодно. – У каждого – свои дела на этой земле. Я вот – честно тружусь проводником. Спасибо брату – помог. В Изводске, кстати, живет. – тон его потеплел. – Увазаемый целовек. Богатый. Хотите, и вам поможет, если трудности будут. Только сказыте.
      Черная догадка забарабанила по моему мозгу.
  -   А кто он, ваш брат? – как можно более сердечно спросил я.
  -  О-о-о, - ответил собеседник, прищелкнув языком. – О-о-цень больсой, умный человек. Добрый. Голова у него – светлая. А зовут его – Никос Павлиди.
     Я молчал. Большего было и не нужно.
  -  Будете у нас в Изводске – заходите. – продолжал проводник. – Будут проблемы – брат поможет. У кого сейчас нету проблем… У всех есть. Но не все помогают. Вот так вот. А Никос – поможет. Не сомневайтесь. Так что – приеззайте. Городок у нас хоросый, тепло, солныско…
      Я едва подавил приступ истеричного смеха. Ни дать, не взять – «Бриллиантовая рука»!
   -  Нет, уз луцсе вы к нам! – хохотнув, передразнил я брата миллионера и душегуба.
      Грек посмотрел на меня. Было видно, что его задело до глубины души. Но он не хотел этого показать. Проводник поднялся с полки. Улыбнулся мне и сказал:
   - Ну цто з, мое дело – предлозыть. Васе дело – отказаться. – тон его стал вежливым и холодным. – Доброй ночи!
     Дверь захлопнулась.
…Светало. Над землей занимался рассвет. Некоторые из пассажиров уже проснулись, где-то снова заплакал ребенок. Я лежал и не мог сомкнуть глаз. Колеса выстукивали синкопы на стыках.
     Сколько людей – столько и судеб. Судеб разных, счастливых и не очень, изломанных, исковерканных. Но есть судьбы, услышав о которых, мы меняемся. Меняется наш внутренний мир, наши представления. Наша жизнь. Иногда для кардинального поворота достаточно случая… Даже случая в поезде…
     Думая так, я незаметно уснул и проснулся только на своей станции.
     Проводника-грека в поезде не оказалось. Сказали, что он почему-то решил смениться в Изводске. И начальство позволило. Мне было все равно. Я собрал чемоданы и вышел на станцию.
      Был жаркий полдень. Я глубоко вдохнул раскаленный воздух. Постепенно голова прояснилась, несмотря на зной. Меня ждало море, звезды, приятное времяпрепровождение с близкими мне людьми, ждавшими меня на этом курорте.
   - Вот щас дяденьке скажу. Будешь безобразничать – заберет. – ругала бабушка непослушного внука недалеко от меня. – Будет тебе наука тогда!
   «Наука. – подумал я. – это еще – не наука. А ведь, и правда, могут забрать».
     Постояв еще минуту, я двинулся вперед – прочь от возкзала.

29 – 30.05.2010.