Непонятие глава 2

Старый город.

1.

Старый город жил своей обычной жизнью. Вокруг узких и извилистых улочек, наваливаясь друг на друга, в задумчивости стояли дома и своими окнами, как глазами, рассматривали, шныряющих взад и вперёд,прохожих.

-Зачем столько суеты?- перешёптывались между собой тяжёлые здания.

-И, чего эти люди такие беспокойные? Всё им куда-то не терпится… То ли дело мы - стоим и стоим себе спокойно. Зато, есть время хорошенечко всё пообдумать… А какой может быть смысл жизни у этих людишек? Только бегают и бегают себе, взад и вперёд, взад и вперёд, и чего, им,на месте не сидится?

И, действительно, люди настолько были погружены в свои проблемы, что совсем не замечали того, что творилось вокруг. Общаясь между собой на каком-то непонятном языке шума, они не понимали языка тишины, и, поэтому, не могли услышать того, о чём разговаривают между собой дома. Но дома тоже не всегда говорили тишиной. Иногда, выражая свою неприязнь к чему-либо, они шумели. Например, скрипя ставнями, они ворчали, пытаясь сообщить людям, что пора смазать шарниры. Ведь, все свои дела люди делали только с напоминания. Ни одна крыша в городе не была бы отремонтирована, если бы здания не окатили своих жильцов, сверху, протекающей водой. Люди были настолько несамостоятельные, что их можно было легко сбить с толку и навязать какую-нибудь идею, которая могла изменить планы людей на завтрашний день.

И не только дома, но и другие знатоки языка тишины посмеивались над людьми. Ветвистые деревья, перешёптываясь между собой шелестом листвы, тоже недоумевали:

-Чего эти люди из себя строят? Считают себя главными в этом мире, а на самом деле, они - слуги. И служат они тем вещам и тем предметам, среди которых живут. И как они не понимают, насколько они зависимы от окружающего их мира? Кроме того они слепы! Ну и что, что у них есть глаза. Они ими могут видеть только верхнюю часть всего. Вот у нас нет глаз, но зато мы всё видим насквозь…

Весь мир, вся природа, все существа в этом мире общались между собой. И только люди были оторваны и отделены, словно бы замкнуты в себе. Но что можно было поделать? Такими их создала природа. Хотя, может быть и нет. Возможно, они сами себя сделали такими…


Но, несмотря на свою замкнутость, люди, всё-таки иногда, были свободными. Это происходило с ними тогда, когда они забывались, отрешались от всего, того, что над ними давлело и не давало покоя.                Каждодневные заботы людей не давали им переступить через ту грань, которая невидимой преградой стояла  между человеческой свободой и рабством. И, люди, как под гипнозом, не могли и не хотели переступить через эту преграду. Не зная, что находится за ней, они не знали, что мир, в котором они живут - это всего-лишь сон, выдуманный кем-то, а может быть и ими самими, а настоящая, реальная жизнь - это то, что им иногда снится. Но во сне она казалась нереальной. Быть может потому, что во сне было слишком много свободы, и не было никаких границ, и не было замкнутости в себе, и оторванности от окружающего мира. И это настораживало, а иногда и пугало. И в этой, свойственной людям боязни, основанной на незнании законов потусторонней, настоящей жизни, было много неясного. И, просыпаясь утром, люди думали о своих снах, если могли их запомнить. А иногда, для некоторых людей, сны будто бы сами прорывались через невидимую черту, выходили за пределы непонятного, далёкого, а может быть, и близкого мира, вторгаясь в людскую жизнь, воплощаясь в ней, свершая те события, которые произошли во сне, иногда помогая людям, иногда предупреждая их о какой-нибудь грозящей опасности, идущей в разрез с их представлением  о всём земном. И тогда эти сны или, по другому, видения, называли вещими. И те немногие люди, которые, как губки, могли впитывать и пропускать через себя эту другую реальность, иногда были непонятны для остальных людей, которые недоверчиво к этому относились. И это происходило, скорее всего, опять же, из-за боязни окружающих соприкоснуться с неизвестной, полной таинственности, а, значит, и опасной, потусторонней реальностью..

2.

Тэд проснулся в четыре утра и не мог заснуть.

Опять приснился сон. В этот раз - незнакомый город, старое здание и чердак. Как-будто, новая серия какого-то фильма. Снова что-то странное витало в воздухе и не давало покоя.

Каждый раз ложась спать, Тэд старался настроить себя на что-то необыкновенное, представляя перед собой горы, высокие, снежные горы, а между ними долину, усыпанную цветами, и не просто цветами, а множеством больших и маленьких, пёстрых, с удивительной палитрой разнообразных оттенков,  благоухающих и зовущих своим дурманящим ароматом, наполняющим воздух, чистый горный воздух, немного встревоженный свежим ветерком. И было легко и свободно, и радость переполняла, и ничто  не заставляло беспрестанно думать и думать, всё было само собой.

Но так было только перед сном. Стоило только заснуть, как снова снился какой-нибудь страшный сон. Тэд не понимал: откуда мог взяться пустырь? Он никогда не был на пустыре. А этот острый камень, как клык торчащий из земли, весь заросший травой?  А эти два ветхих здания, одиноко стоящих на краю города? Тэд чувствовал, как он поднимается  по старой лестнице на чердак, со скрипом открывая дверь и заглядывая внутрь. Какая-то тревога охватывает его, и он просыпается.

Вот и сейчас, Тэд лежал в своей комнате на кровати с открытыми глазами и смотрел в потолок. Было ещё темно. Лёгкий ветерок сквозь открытую форточку колыхал занавеску. Спать не хотелось. Тэд прикрыл глаза, стараясь забыть про сон. Он снова представил перед собой горную долину, усыпанную цветами…

Всё вокруг было очень знакомым, но очень отличалось от той жизни, в которой он жил сейчас. Это были две реальности, не похожие друг на друга, и было не понятно, какая из них была более реальной - та, в которой он жил в обычной жизни, изо дня в день дожидаясь ночи, или та, которая ему виделась перед сном и во сне. Словно два мира уживались в одном. И были ещё видения, от которых нельзя было избавиться, и от которых постоянно болела голова. И с этой болью ничего нельзя было поделать…

Наконец, стало светать. Тэд встал с кровати и подошёл к окну. Накрапывал мелкий дождик. Небо было пасмурным. Густые облака фиолетовой и тёмно-серой дымкой висели над городом. Мелкие капли дождя бились об стекло.

-И сколько же им пришлось лететь, чтобы преодолеть свой путь? - подумал Тэд, вглядываясь в облака,- совсем недавно эти дождинки парили, как птицы над землёй, а теперь их полёт закончен. И разве могли они себе представить, что их пристанищем станет моё окно?

Но не только дождинки, но и люди в своей жизни тоже не могли себе и представить, что же на самом деле их ожидает завтра. Всё было покрыто неизвестностью. Видимо, так устроен мир: вся жизнь имеет своё проявление, только ежеминутно, ежесекундно, ежемгновенно, оставляя себе от прошлого только осадок памяти, как опыт, на котором и строится всё настоящее и будущее. Но для чего был нужен этот опыт людям?  Если они были невластны над собой и над своим будущим? Возможно, этот опыт был нужен для той части человеческого существа, которую люди ещё в себе не ощутили…

Тэд и сам ещё многого не понимал, он просто чувствовал и старался жить так, как ему подсказывали его чувства. Вот и теперь он стоял в своей комнате, у окна, и смотрел на небо, восхищенный всем величием, бездонного неба и неповторимостью облаков, медленно и важно плывущих над землёй. И погружаясь в это ощущение неба, он так же, как и облака, парил где-то высоко, сливаясь с ними и растворяясь в них. Это ощущение бесформенности и какой-то легкости, переполняло его, и он снова отделился от комнатной реальности, и снова оказался в другом мире, в том мире, в котором не было ни формы, в привычном понимании, ни границ, и ничто не сдерживало и не обременяло…

Дождь лил и лил без остановки. Где-то высоко гремел гром. Тучи фиолетовой пеленой заволокли всё небо. Величавые, степенные, важные, они проплывали, взирая с высоты на мокрые крыши домов и на маленьких людей - ранних прохожих, шагавших по мокрым тротуарам улиц под раскрытыми зонтами. С высоты люди казались крохотными, никчёмными существами, медленно ползущими по каким-то своим делам.


Под густым, серо-фиолетовым куполом неба, не очень высоко, оторвавшись от тяжёлых туч, проплывало небольшое светло-серое облако. Тэд, отрешённый, от земной действительности, уже привычным для себя образом, переместился в своём сознании  в это облако и так же, как оно, смотрел с высоты на город, восхищённый той невообразимой относительностью всего земного и небесного. Застывшее в очередном трансе тело Тэда, осталось стоять где-то внизу,  и оно, еле заметное в окнах четырёхэтажного здания, с высоты казалось маленьким и беззащитным. Мокрые капли дождя, летящие с фиолетовых туч, пронизывали Тэда насквозь и устремлялись вниз на землю. Тэд не ощущал ни холода, ни порывов ветра, в привычном земном понимании. Здесь всё было по-другому. Словно струи какой-то вибрации, потоки воздуха неслись в пространстве, наделяя всё попадавшееся на пути необыкновенно чистой и живительной энергией. И эта энергия наполняла Тэда, и ему захотелось взлететь как можно выше и он, купаясь в неограниченном пространстве воздушного мира, парил по небу, выделывая разные трюки. Дождь, лившийся с небес, нёс с собой очищение, вбирая в себя весь негатив отрицательной энергии, исходившей от существ, живущих на земле, и в каплях, в мелких дождинках, эта отрицательная энергия, непонятным образом, преобразовывалась и нейтрализовывалась. Дождь и ветер несли людям чистоту и силу. И Тэд это чувствовал всем своим существом. В тонком мире ему было намного проще, чем на земле…

Тэд не чувствовал притяжения земли и легко мог перенестись на любую высоту. С замиранием в душе, он, пронизывая тёмно-фиолетовые тучи, выскакивал из них по другую сторону, там, где светило Солнце, и в одно мгновение весь мир перед его взором преображался. Околоземная серость оставалась где-то там, внизу, а здесь, выше дождя, выше туч, было ослепительно светло. Солнце, через тучи отдававшее земле только  небольшую часть своего света, здесь, в своём золотистом свечении, представало во всей своей красе, и этим свечением несло в этот мир жизнь. Не видя в своём ощущении, своего тонкого тела, Тэд одной только мыслью подчинял себе всё своё существо. Он всей своей сущностью ощущал всё окружающее пространство, и это ощущение было не такое как на земле, когда физическое тело будто бы противилось и не давало чувствовать мир таким, какой он был на самом деле. Здесь же, пронизывающая всё пространство плазма, состоящая из множества разных лоскутков частотных вибраций, невидимая и не воспринимаемая по средствам обычных органов чувств физического тела, другой, тонко материальной частью человеческого строения, ощущалась вполне реальной.

Купаясь в облаках и наслаждаясь своими ощущениями, Тэд внезапно ощутил сильную тревогу. Она исходила откуда-то с запада и очень быстро приближалась. Прибывая в трансе, Тэд почти не чувствовал времени. Это чувство было размыто, и, поэтому приближение тревоги было моментальным. Тэд только и успел разглядеть где-то вдалеке лоскутки тёмных теней, которые с неимоверной скоростью шарахались то в одну сторону, то в другую, при этом быстро приближаясь. Ещё через мгновение стало понятно, что это была погоня за небольшим белым пятном, которое то ускользало от обрывков чёрных пятен, то снова натыкалось на них. Буквально в этот же момент Тэда окатило волной неприятного ощущения какой-то затхлости, и сразу же, не дав опомниться, последовал сильный удар, и Тэд почувствовал пронизывающую боль, которая сопровождалась моментальной потерей сознания…


Откуда-то издалека слышался стук и какое-то трепыхание. Болела голова. Понемногу возвращалось покинутое на время сознание, а, вместе с ним, слух и зрение. Тэд, стоя перед окном, увидел трепыхающегося и бьющегося об стекло по другую сторону рамы, белого, с алыми подтёками крови, стрижа. Стая ворон набрасывалась на него и пыталась сбросить с подоконника, а он изо всех сил отбиваясь от своих обидчиков, смотрел на Тэда, словно прося помощи, умоляя впустить его и защитить от неминуемой гибели. Тэд быстро открыл окно и, взяв в одну руку стрижа, другой рукой стал отмахиваться от ворон, которые наглым образом, не обращая никакого внимания на Тэда, лезли в комнату, издавая ужасные скрипящие звуки, похожие на возгласы бранящихся старух, вытягивая ощетиневшиеся шеи и пытаясь своими острыми как игла клювами достать до своей окровавленной жертвы. Красные, налитые кровью глаза этих чёрных бестий, источали ненависть, а от взъерошенных, ощетинившихся перьев, похожих на шерсть, веяло  затхлостью и  смрадом. Закрыть окно не получалось. Вороны не давали этого сделать. Они с новыми и новыми попытками со всего лёту пытались пробиться внутрь комнаты, но, натыкаясь на полузкрытую створку окна или на руку Тэда, отскакивали назад, при этом ругаясь во всё своё горло. Вдобавок ко всему прочему, вороны ещё и как-то странно шипели. Создавалось впечатление, что от этого шипения их становилось всё больше и больше…С бешенным  остервенением, они всё слетались и слетались к окну Тэда…

Продолжение следует