На три буквы

                (ужастик)

  – Мама, мамочка, мамуля, не отдавай меня им! – билась в истерике девочка, но дюжие руки спецагентов стальной хваткой волокли ее в автобус, где стояла гробовая тишина, слепленная из иссиня бледных губ еще 35 детишек.
  Но мамулечка уже не слышала кровиночку, поскольку ее, бессознательную, спрыскивал минералочкой – уже весь трясущийся сам – папа, папочка, папуля...
  Железные двери, злобно заклацав, захлопнулись, жирный полицейский чин нервно дал отмашку из окна своей машины с дико вращающимися мигалками, страшно взвыла сирена, и колонна автобусов, тяжело скрежеща, тронулась, фатально быстро набирая ход.
  Вдоль за ней, безнадежно отставая, бежали заплаканные родители, раздавленные собственной беспомощностью, полуобморочные бабушки и дедушки едва передвигали ноги, разевая в безмолвном крике беззубые рты, вдруг упала набок пустая почему-то детская коляска, и лишь кто-то вконец обезумевший тонко взвизгнул: "Сатрапы!" – и внезапно смолк, словно скошенный новой сиреной, уже беспрестанной и несусветной, как апокалипсические трубы Иерихона!
  Воющая колонна с испуганными детьми мчалась по проспекту Мира, все они сжались на сиденьях, и в их пустых и огромных глазах отражался разбегающийся во все стороны город: спешно откатывались к обочинам робкие цивильные автомобили, подпрыгивали и отбегали под защиту тополей наивно-любопытные, как серны, пешеходы, собаки от неожиданности прядали ушами и несли, а голуби просто делали под себя...
  – Куда нас везут, куда нас везут, куда нас везут, – абсолютно без выражения и почти беззвучно бормотал конопатый мальчик, сидевший сразу за сгорбленной спиной водителя, ни к кому не обращаясь и никого не видя.
  – Не бойся, это не больно, как будто уснешь, – вдруг дрожащим голоском, но звонко произнесла девочка, сидевшая рядом. И все в автобусе разом посмотрели на нее, даже водитель в зеркало заднего вида – небритый и очень напряженный, как подтяжка на штанах того самого жирного полицая, даже с самых задних сидений – множество детских глаз, словно целясь ей в затылок.
  А самое жуткое – в упор посмотрел агент. Узкие бойницы зрачков окатили девочку могильным холодом любопытства. Она вздрогнула, пискнула, будто падающий со скалы оступившийся пингвиненок, и изо всех сил вжалась в жесткое сиденье.
  – Ты. – Мертвые губы агента ставили точку после каждого слова. – Пойдешь. Сейчас. Первой.
  – Кккуда? – пингвиненок еще летел вниз, на грохочущие в студеных волнах острые рифы.
  – К. Метало. Искателю.
  Шлеп. Все поглядели на девочку, как на пустое место, а конопатый мальчик, смертельно побелев, отодвинулся как можно дальше. После чего уже никто не смотрел на нее, даже водитель, хотя она напрасно искала хотя бы его глаза в плохо склеенном скотчем треснувшем зеркале.
  Внезапно сирена стихла. Автобус остановился. Двери опять заклацали.
  – Выходи! – сердито крикнул кто-то на улице неприятно взрослым голосом.
  Дети встали и, как зомби, двинулись к выходу.
  – Все личные вещи оставить в автобусах! – приказал тот же голос.
  – А шоколадку можно? – отчаянно проблеял пухлый паренек.
  Ему никто не ответил. Казалось, неслышимое эхо повисло в головах, раскатываясь этим назойливо тупым вопросом – как летающий порой в междуушье любого законопослушного гражданина утренний мотив какого-нибудь обрыдшего ретрорадио, только вместо Глызина звучало: ашоколадкуможно... ашоколадкуможно... ашоколадкуможно...
  На улице детей построили в две колонны: мальчиков и девочек.
  – Девочки – сюда, – свистнула тонкой, как хлыст, указкой тощая очкастая женщина из группы взрослых в черном, сгрудившихся у входа в здание с красными стенами, и хищно улыбнулась. – Я сама их всех проверю.
  – Я тоже, – пропыхтел тучный мужчина с похотливыми глазками-пуговками. – Я ведь наблюдатель, почти сенатор, осуществляю народный контроль, и... я – это я, наконец!
  Девочки с ужасом косились на его волосатые потные пальцы-сардельки, но обреченно шли к своему входу. Точнее, в здании он был один, но разделенный шеренгой спецагентов, ощупывающих взглядами в черных очках две змейки детей, едва передвигающих ноги, глядя в затылок впередиидущего. А в узком холле их уже ощупывали руками.
  – Ну-ка, малыш, что у тебя тут? – блаженно пыхтел почти сенатор. – Покажи, не бойся. Да не стесняйся ты, ду... процедура это – а вдруг что спрятала. Потом хуже будет!
  – Ага! – вдруг вскрикнул кто-то из проверяющих с водянистым взглядом, и все вздрогнули. – А ну, берите-ка этого!
  Спецагенты шумно задышали, как ротвейлеры, исходящие слюной в намордниках, и вытащили из строя низкорослого мальчика в великоватом для него костюме.
  – Я че, я же ниче... – задирая голову, озирался пойманный за что-то.
  – В спецкомнату его, – распорядился крикнувший "Ага!". – Сейчас мы из него все вытащим, а нужно будет, и душу вынем!
  И остро плеснув водянистым взглядом на остальных, пошел куда-то, куда и потащили мальчика спецагенты.
  – Мама, мамочка, мамуля!!! – снова забилась в истерике давешняя девочка.
  – А шоколадку можно?! – зверино заблеял пухлый паренек.
  – Кккуда?!! – в панике уперся пингвиненок.
  – К. Метало. Искателю. – Стоявший перед ней агент приглашающе повел рукой туда, где в глубине холла, перед потрескавшимися белыми ступенями, ведущими на второй этаж, стальной гильотиной блестела рамка металлоискателя.
  Его косая тень легко резала листок принтерной бумаги, приклеенный к стене прямо по буквам – ЕНТ.



*ЕНТ (Единое национальное тестирование) - в Казахстане вид тестового экзамена для выпускников школ, проводимый при контроле КНБ (Комитета национальной безопасности).

Рисунок Игоря Кийко