Оазис

 

    Блуждая по Оазису в поисках счастья, я попала в ад, из которого нет выхода. Разве мольбы помогут мне? Разве этот бог не каменный?
                Книга Оазиса • Глава вторая.



    В нашем мире есть два способа навсегда поссориться с мужчиной: первый - назвать его в лицо идиотом, второй — признаться ему в любви. Последний способ более надёжен. Оскорбления только унижают, признания ещё и пугают. Обида забывается, страх никогда.
                Книга Оазиса. Приложения. Советы девицам.


    Тот, кто молится каменному идолу, должен делать это с верой и радостью (не стоит надеяться на ответ и плакать перед бесчувственным камнем). Пусть он найдёт счастье в собственном воображении, утешение в собственном сердце и ласку в своих руках. Даже форма идола не существенна, это — лишь предлог для поклонения, и не его видят глаза молящегося. Чудо — сама вера, та самая вера, которая зиждется непонятно на чём.
                Книга Оазиса. Глава седьмая.


    В нашем мире из трёх сестер прежде первой умирает вторая, а третья переживает их обеих, чтобы стать ещё жесточе в одиночестве. Что до матери их, то все трое полностью отрицают её существование
                Книга Оазиса. Глава седьмая.


    Я знаю, как пустыня затопляет Оазис, как смыкается над головой мёртвая вода пустоты. Я кричу в пустоту, полную пустоту, а то, что я принимаю за человека, только мираж в этой пустыне. Мираж, фантом, призрак. Эксперименты с призраком? Или эксперименты призрака, а в качестве подопытного — я? Игры призрака и мои слёзы. Мне не на что надеяться в заглохшем Оазисе, но мне ведь нечего и терять! А время у меня ещё есть, и мираж ещё не растаял. Возможно, это - пожизненный мираж. Так к чему же мне сдерживаться? Стоит ли церемониться с призраком?
                Книга Оазиса. Глава восемнадцатая.


    Невероятно, но любовь всё-таки существует. Она реально есть, хотя непонятно, где её место в этом мире нудной работы и борьбы за скудные гроши, в мире оголтелой политики и орущих телевизоров, грубой брани и похабных историй, в мире должностей, отчетов и официальных лиц. В мире, где ложится пыль, желтеет бумага и стареем мы.
Она скитается, отверженная и гонимая, стыдясь открыть свое лицо.
                Книга Оазиса. Глава пятнадцатая.


    Сколько ночей я провела, умирая от жажды у края воды? Темнота была душной, одежда жгла мою кожу, стук сердца отдавался эхом по доскам настила. Безгласным зерном в жерновах сокрушающей жажды, сухой веткой в её раскаленной печи, корчилось мое воспалённое тело. Так близко была вода - лишь протянуть руку! Но лихорадка и страх лишали меня сил. Что терзало невыносимее, обступивший меня огонь или опасная мысль о том, как можно его погасить? Тьмой, жаром и мукой этих ночей вставал над водой тростник сухой и жёсткий, листья его, как ножи, в шорохе его чудились вздохи. И время сочилось по каплям, и мука казалась вечной. И милосердный рассвет, приходя, удивлялся, застав меня в живых.
Много лет прошло, но по сей день, когда я произношу имя твое - о, Phragmites australis! - губы мои трескаются от зноя. Память о тебе в моей крови: малейший твой шелест - и адреналиновый вихрь, жестокий её прибой, сметает моё вымученное благоразумие.
                Книга Оазиса. Глава семнадцатая. Воспоминания туземки.