К вопросу о хамстве

К вопросу о хамстве: приличные размышления о неприличном предмете



Хамство – как углекислый газ. Мы не можем не выделять то и другое. А когда и то, и другое собирается в некотором критическом объеме, мы чувствуем себя плохо. Причем, если верить энциклопедиям, симптомы отравления этими двумя продуктами нашей жизнедеятельности поразительно схожи. При взаимодействии и с хамством, и с углекислотой я лично одинаково склонен испытывать одно и то же: тошноту, частое поверхностное дыхание, усиленное потоотделение. В ряде случаев не исключено  и помрачение сознания – с последующими из этого действиями.
Основа любого размышления – определение предмета. Как ни странно, столь часто использующийся термин в плане своей трактовки лыс, как среднестатистический заведующий кафедрой философии. Что считать хамством, а что не считать – как говорится, вот в чем вопрос. 
Старый добрый Даль, однако, и здесь дал нам путеводную ниточку. Великий лингвист (да к тому ж доктор, и естествоиспытатель, да и просто хороший человек – не подарил бы плохому умирающий Александр Сергеевич Пушкин свой любимый, да так неловко забытый для последней дуэли перстень-талисман)  умными пальцами хирурга вывел, примерно, следующее.  Что, дескать, хамство – оно бранное прозвище лакеев, слуг. Разных холопов, в общем. «Из хама не будет пана» - разгладив двойную белоснежную бороду, произносит Владимир Иванович. Ну, насчет последнего - то, как думается,  отдельная тема. А вот насчет холопства… Вот тут, кажется, верно.
Кто такой холоп? Спервоначала, холоп – он человек. И, как все человеки, чувствует что-то, хочет чего-то. А чувствует он  себя плохо. От того, что он человек, но никто об этом не знает, и не хочет знать. В лучшем случае его – не замечают. Это в лучшем. В худшем же…. Лучше б не замечали, чего уж там…
И вот, постепенно, холоп и сам перестает замечать в себе человека. Ибо если б не перестал, то не сжился бы так со своей второй натурой. А он сжился. И чувствовать стал уже не как человек. Это раньше ему было плохо. А теперь он научился делать себе хорошо. Ему хорошо, когда плохо другому. Когда другой вдруг чувствует себя холопом, еще более низким, чем он сам, и начинает страдать. Вот тут-то наступает час «Х»: вот она сладость, нектар мщения, холодно поданный холопом самому себе в вонючей посудине. Глоток дерущего горло  пряного дурного дымка – голова кругом, сердце пляшет, все несется, как будто черт его знает на каких крыльях… А дальше, дальше… Дальше – опять холопство.
… - (разборчиво произнося каждый звук, не спеша, негромко, но и не так, чтоб не услышали в другой трубке)  Добрый день, могу я поговорить с N отдела X по вопросу Z?
- (после небольшой паузы, укоризненно и с усталостью) Еще-е раз…
- (разборчиво произнося каждый звук, чуть громче и несколько удивленно) )  Добрый день, могу я поговорить с N…
- (жестко, командообразно) Еще раз!
- (в полном замешательстве) Э-э-э… можно попросить…
- (механически, тоном обиженного вокзального робота) Наберите номер еще раз. (Вешает трубку, гудки).
Оказывается, к недоступному N можно попасть лишь со второго набора  - в первом же случае мы попадаем к холопу, который не станет снимать трубку, если мы позвоним повторно.
… (обычно) Здравствуйте, могу я узнать, когда часы работы паспортного стола?
- (после небольшой паузы, захлебываясь и частично пропуская звуки) При..жайте! И смотрите .. стене висит!!!! Там!!! (бросает трубку) 
- (набирает снова, участливо, с профессиональными медико-психологическими нотками) Вы нервный?
- (обалдело, давясь) А?! Че?? М-м-м… Му???!!!!
- (участливо) Вы нервный? (ровно) Скажите, все же, когда работает ваш паспортный стол?
- (пауза, нерешительно. С 11 до двух… (гудки).
..Девушка робко пробирается, отягощенная ноутбуком и пестрой сумищей, называемой от чего-то сумочкой, в промежутках между столами в зале  одной из крупнейших библиотек. Как видно, молодая аспиранточка. Робко ищет место. Находит. Никому и ни чему не мешая, тулится. Стараясь не издавать звуков, разбирает свое электронно-канцелярское хозяйство. Оглядывается – учись у других. Видит, что многие с ноутбуками. Работать долго, а у каждого стола – вот счастье – розеточка… И многие уже воткнулись, и не переживают, что сейчас пискнет мерзко прибор и дальше над вымыслом чужим обливаться слезами придется уже в ручном режиме. А потом нужное опять набирать с написанного. А вечер так дорог, а так хочется в скверике пива глотнуть, на закат посмотреть. Да фильм интересный, говорят…  А тут – счастье-то, счастье – розеточка! И нежно тычет аспиранточка буззвучными пальчиками в ту розетку свой штепсель. И все хорошо - как у всех.
И вдруг (банально, но лучше не скажешь) – нечто в коричневом костюме (жакет и юбка), зубы оскалены, глаза – щелки – и прыгает сзади к аспиранточке, толкает брюхом в спину, одной рукой за шнур – второй за штепсель!!!
- А.. Мама… - тихо шепчет аспиранточка – Эт-то.. Чего???
Коричневое чудище рычит и выдирает остервенело штепсель, как выдирают, наверное, из своих интимных мест чье-то жало, оставшись один на один с пустыней в результате катастрофы.
- Читать… - хрипит чудище, скаля зубы – Читать умеете????
- Ну… Да, – гулит аспиранточка.
- Нельзя…. Сеть…. Читать надо – изрыгает чудище.
До девочки доходит, что, вероятно, нельзя было тыкать штепсель в розетку. Но ведь все тыкают? Да и где написано-то, что нельзя (уж не говорим, почему нельзя)?
А вот где надо, там и написано. Читать умеешь, ссс-катина????
…. Седые локоны колыхаются в такт шагам. Чело – наполненный сосуд. Факультет филологии, наследники Даля и Чехова.
- Простите, N N-евич, я студентка 3 курс, заочница, у вас есть несколько минут для разговора? Мне в деканате сказали, что я должна найти вас…
- (теряя благостность, как лох деньги в вокзальном лохотроне) Так… Что у вас!
- Вот тут подпись Ваша нужна….
- (устало и твердо) Так.. Хм.. Осмотревшись по сторонам) У меня сейчас…. совещание. Найдите меня через сорок минут. (круто повернувшись,,. уходит).
Вдох-выдох, вдох-выдох… Мы – нас, мы – нас… Избыток углекислоты помрачает сознание. Холоп, очевидно, - не социальный статус, а состояние души.