Поэма про Эмму

В сорок седьмом двух людей из роддома
«Эмка» служебная в двор привезла,
Дверцу машины шофер незнакомый
Маме открыл, и она в дом вошла…
 
Папа у Эммы служил (и был членом)
В Органах, созданных Политбюро,
Очень любил он супругу Елену,
Родину, партию большевиков…

Сентиментален был папа, заплакать
Мог он в кино, или выпив чуть-чуть,
Интеллигентскую слякоть, однако,
Не разводил, выбрав ленинский путь.

Дочка гордилась отцом, но любила
Дедушку лучших советских детей,
Мать же она октябренком забыла –
Не вспоминает ее и теперь.

Мама ценила лишь жидкое мыло,
Американский одеколон,
Платья трофейные мама носила,
Белые туфли и «львовский» капрон.

Эмму, как куклу, она одевала,
Не расплетая длинной косы,
Днями строчила-перешивала,
Шила для доченьки даже трусы.

В пятьдесят третьем вдруг мамы не стало,
Страшный был это для девочки год –
В марте два гроба она увидала,
Помнит единственный – с музыкой, Тот…

Чудом отца ее не расстреляли –
Тихо уволили из МГБ,
В школе об этом не сразу узнали –
Папу оставили членом КП.

Кто-то кому-то замолвил словечко,
Руку пожала мужская рука,
Передрожало у Эммы сердечко,
Вызвали папу на встречу в ЦК…

Стал он известным завхозом искусства,
Дачу построил, «Победу» купил,
Снова женился, и нежные чувства
К девушке Эмме навеки забыл.

Был он с ней строгим отцом и мужчиной –
Эмма стеснялась при нем, как могла,
Как и приемного брата и сына
(Мачеха в годы войны родила).

Парень советский рос статный и видный,
Было обидно с ним рядом расти –
Впрочем, на сводного брата обидно
Было ей лет – эдак – до двадцати!

Двадцать исполнилось брату в семнадцать
Эмминых чувственных, радостных лет.
В день этот с другом его целоваться
Девушка стала, забыв слово «нет».

Замуж при этом она не спешила –
Жизни дорога вела в институт,
Впрочем, учиться она не любила,
Знала, откуда лишь ноги растут.

Папа пристроил во ВГИК. Ее ноги
Можно увидеть в советском кино –
Эмма считалась талантливей многих,
Коим от власти без Бога дано.

Годы, как перья со шляпок, слетели –
Юноши робкие, взгляды, смешки…
Девушка Эмма влюблялась в постели,
Нравились больше ей… фронтовики.

(Папа на фронте сознательно не был,
Он в поездах на Урал ночевал,
Если стрелял, то лишь в звездное небо –
Крыс тыловых на вокзалах пугал.)

Как от героя войны «залетела»,
Эмма скрывала тогда и сейчас,
Но на глазах она вдруг располнела,
Не поднимая стеснительных глаз.

Мачеха сразу же бросилась к папе:
Всех опозорила сукина дочь!
И на паркет дождь соленый закапал –
Дома скандалили целую ночь.

Не назвала молодая актриса
Имени – страх победила любовь...
Внука назвали, как дедушку – Миша,
Все-таки – мальчик, и все-таки – «кровь»!

Мужа для Эммы всем курсом искали
И чудака холостого нашли,
Свадьбу на славу в апреле сыграли,
А через месяц-другой развели.

После три года красавице замуж
Выйти никто даже не намекал.
Эмма играла печальную даму,
Каждый в театре ее замечал.

Но не на сцене. Увы! Не сложилось.
Что-то в характере вдруг не сошлось –
Тело в беременности изменилось,
Чувства остались ли наперекось?!

Папа, тем временем, стал замминистра.
«Оттепель» кончилась, но не весна…
Эмма давала случайным таксистам –
Ласка ей была мужская нужна.

«Братец» Андрей из столицы уехал,
Тихо женился,  казалось – не рад,
Было в искусстве тогда не до смеха,
Помните: суд, молодежь, Ленинград?..

Да, и невестка из полуевреев –
Мало ли что! Знал бы правду отец!..
Эмма заметила: папа стареет,
И собралась, наконец, «под венец».

Мишеньку отдали домохозяйке
( «Няней» старушка сама назвалась),
Дед стал играть с ним в кальсонах и майке,
Мачеха за город перебралась.

Первый жених оказался знакомым
С неким таксистом, тот Эмму узнал
И рассказал, как подвез ее к дому
И почему с нее денег не взял.

Эмма поплакала и поумнела –
Бросив театр, в секретарши пошла.
На канцелярском столе «неумело»
Счастье свое пожилое нашла.

Разница в возрасте, как говорится,
Всем не помеха, когда бес в ребро.
Эмма заставила «парня» жениться,
И неизвестно кому повезло!

В тридцать осталась вдовой – не мечтала,
Умер чиновник от страсти своей –
Сердце в семейной постели устало
Биться, как у «неженатых» людей.

Все про супружество это забыли
Через положенных сорок дней.
На годовщину не ели, не пили
И удивлялись, встречая гостей…

Эмма в любви не искала покоя,
Искренне очень носила вуаль.
На похоронах представились двое,
Было вдову им естественно жаль.

Роберт заслуженным мастером спорта
В Клубе работал, был беден и скуп,
Сделала Эмма четыре аборта
За двадцать месяцев и 200 руб.

Стал он ругаться «в присутствии» матом,
Не уважая ее и отца,
И оказался – на счастье! – женатым…
Эмма избавилась от подлеца.

Павел Петрович понравился папе,
С ним подружился пенсионер,
Но после свадьбы любимый зять запил
И прискакал в дом на «белом коне».

Эмма боролась с «друзьями» и водкой,
Как оказалось, что та может мстить –
Муж завязал,  а супруга с охотой
Стала по праздникам лишнее пить.

Мишенька-старший (отец героини)
В  семьдесят выглядел, как боровик,
Каждый год в Сочи, лишь изредка в Крыме,
Раны залечивал «добрый» старик.

Внука он баловал – деньги имелись,
Знал персональный пенсионер
В жизни все скалы, пороги и мели –
Плавно их все обходил пионер.

В небе сверкнуло лишь в восьмидесятом.
Павел Петрович за взятку попал
Из кабинета «туда, куда надо»,
Как Эмме тесть его, сплюнув, сказал.

Сын героини тогда рассмеялся –
Только узнал он про Афганистан,
И почему-то попасть испугался
Лет через пять в те, «что надо» места.

Страх не преследовал бедного Мишу
Все эти годы, он жил – не тужил,
О «дедовщине» на срочной он слышал
И о «нацменах» от тех, кто служил. 

Гром грянул сразу, когда после школы
Миша по блату не поступил –
Эммин любовник, пока с ней был голый,
Клялся помочь, но, одевшись, забыл.

Женщина подлость самцу не простила,
Как ни просил гад, потом – не дала,
С мужем в колонии восстановила
Все отношения, как и дела.

Сына и внука всем миром спасали
И от войны –  не от службы – спасли.
В ГСВГ ему шею сломали
Кто из армейских «дружков» – не нашли.

(Темная, как оказалось, история –
Подозревали вервольф, рецидив.)
Женщина тихо страдала, и в горе ей
Очень помог «дорогой коллектив».

Эмма впервые отца пожалела –
Вспомнил и Бога, и мать большевик,
Понял он, что за рабочее дело
В жизни никто умирать не привык!

Место на кладбище взяли «с запасом»,
В доме шептались: «Он сам пожелал…
Глаз приоткрылся, знать, будущим разом!..»
Дед как-то сразу в больницу попал.

Брежнева смерть старика вдохновила,
В адрес ЦК он письмо написал,
«Юрий Владимирович – это сила!» –
Бывший чекист целый год повторял.

Вышел в амнистию Павел Петрович,
Очень болезненным и без лица,
Словно сознательно выщипал брови,
Чем рассмешил до сарказма отца.

За Перестройку в семье говорили
Много и громко. Лишь папа молчал.
Молча и умер. Когда хоронили,
Гроб его в яму не лег, а упал.

Эмма ревела, но слез не хватало.
В Питер уехала к сыну вдова
(Дом и квартиру она разменяла,
Мебель продала – имела права!).

В кооператоры Павел Петрович
Первым из бывших «партийных» пошел.
Фирма его «Руцкий энд Рабинович»
Долго работала хорошо.

Деньги – товар – взятка – новые деньги…
Мудрым евреем придуман марксизм!
Шапки собачьи для каждого сеньки –
Это и есть на Руси коммунизм!

Эмма с работы ушла, похудела,
Чтобы красивые вещи носить.
Сорокалетнее женское тело
Может о многом сознанье просить!

Страстная связь ее с видным бандитом
Вызвала зависть ближайших подруг,
Но через год был злодейски убит он –
Жизнь завершила пленительный круг.

Муж же, смотревший на шашни сквозь пальцы,
Горя и скорби ее не простил –
В «Организацию северных наций»
Он к тому времени тайно вступил.

Эмма в политике не понимала
И стать соратником как жена,
Хоть и могла бы, но – «дура» – не стала
И оказалась разведена.

Позже к злосчастью реформа случилась,
Рухнул могучий Советский Союз,
Бедная Эмма со страху напилась
И ощутила наследственный груз.

В женской головке стальная эпоха
Канула в черный бездонный квадрат…
Утром ей было и стыдно, и плохо –
Тот, кто спал рядом, храпел, как солдат.

Все же представились: Эмма и Гена,
Милое прозвище – Крокодил…
Каждую пятницу он непременно
Пиво и водку к ней в дом приносил.

Сам он – из бывших за речкой военных,
Но защищал Белый Дом, демократ,
Любит супы и любовник отменный,
И – непривычно! – усат, бородат.

Мир же безденежьем вдруг захлестнуло,
Страхи заполнили души толпой…
Эмма счастливая, словно уснула –
За Крокодила широкой спиной.

Снились ей сын и Геннадия дети –
За руки держатся, в школу идут,
Голуби, ласточки, солнышко светит,
Люди советские песни поют…

Счастье мелькнуло, картинка пропала.
Выпивший Гена соседа избил –
Было тому демократии мало
От среднерусских равнин до Курил!

Эмма фамилию «гостя» не знала
И участковому не назвала.
Долго по пятницам Эмма скучала,
Очень любовника в гости ждала.

Не позвонил он и не появился –
В Эмму ж влюбился побитый сосед.
Как-то зашел, извинился, напился
И не расслышал хозяйкино «нет».

Гордый вдовец и народный учитель,
Национал-анархист. Круглый год
Клял он всех пишущих на иврите…
( Как он теперь в Тель-Авиве живет?!)

Бедная Эмма лишилась квартиры
( Осенью в ней приключился пожар,
Денег на скорый ремонт не хватило,
Национал-анархист и продал!)

Переселилась к соседу невестой
Доллары, словно сквозь пальцы, ушли.
Эмма осталась без дома и места
Личной прописки, со страхом внутри.

 «Пастырь народный, свободная птица»
И обещал, и два года хотел,
Но не спешил на соседке жениться.
Так – холостым – он и улетел.

Эмма ждала из Израиля вызов –
Не дождалась. Анархист обманул.
В грязной квартире она ногти грызла
И подходить опасалась к окну…

Снова устроилась на работу –
Снова в Приемную, секретарем.
Как оказалось:  работа в субботу –
Не означала «остаться вдвоем»…

Эмму расстроила близость мужчины
И непонятная скромность его,
Но ненадолго. Ей секс без причины
Тоже давался порой нелегко.

Скоро чужое жилье попросили
Дети соседа им срочно «вернуть».
Через юристов они объяснили:
Про обещания папы – забудь!
 
Комнату Эмма сняла на отшибе.
С горя по рюмочке – жить веселей!
Словом недобрым соседи могли бы
Вспомнить ее постоянных гостей.

Мы же – не будем. Нет смысла – не стоит,
Русское счастье – нетрезвая жизнь.
К ней приходили и двое, и трое
И напивались, как водится, вдрызг.

Маленьких радостей так не хватало.
Надо ли Эмму за это ругать?!
Всем нам любви в одиночестве мало,
Многое хочется  испытать.

Странно, как медленно Эмма старела,
Страсти разрушить ее не могли –
Редко о чем-то она сожалела
И не копила обиды внутри.

Но за спиною об Эмме шептали,
Под сокращенье ее подвели
И выходное пособие дали –
Места лишилась она у Двери.

Впрочем, начальника тоже «убрали» –
Киллер в подъезде в упор расстрелял.
Все в Управлении подозревали,
Что – малохольный – он взяток не брал.

Эмма на службе начальство любила,
С горя большого лечиться пришлось,
Эмма впервые все деньги «спустила»
И заболела впервые всерьез.

После больницы  знакомые лица
Стали в сторонку при встрече глядеть.
Не удалось Эмме договориться
С домохозяйкой – чуть-чуть потерпеть…

Трудно в Москве без жилья и работы,
Ей же пришлось всех бездомных трудней,
Но через два унизительных года
Эмма отпраздновала юбилей!

Скоро ли… как-то ползли эти годы –
Не удалось Эмму разговорить…
Видно лишь, как изменилось в ней что-то,
Видно, что хочется женщине жить!

Вот и кончается наша поэма
Про незабвенный советский народ
И повзрослевшую девочку Эмму,
Что на столичной помойке живет.

Юный сожитель ее обожает
Волосы белые, как у русалки…
Каждый бомж Эмму Михайловну знает –
Распорядителя мусорной свалки.

           ПОСЛЕСЛОВИЕ

Конечно же, Эмма должна непременно
Трагедию жизни своей осознать,
Но чтобы раскрыть эту сложную тему,
Роман о Романе ей надо писать.

В поступках она, как ребенок, открыта,
Живет Эмма разумом, то есть – душой,
Сознанье ее школой жизни развито,
Грех кажется ей неудачей простой.

Она же – не злая, такая-сякая,
Ей нравится только, страдая, любить;
Она не умеет любить, не страдая,
И, значит, не может осознанно  жить!

Душевные, долгие с ней разговоры
Недолго кружатся в такой голове.
У жизни все лучшие авторы – воры,
Я тоже и крал, и страдал, и ревел.

Но Вы-то узнали мою героиню!..
И Вам ее жалко? А может быть – нет?
Мы видим в ней разве что половину
Своих недостатков, мы смотрим ей вслед!

Ведь Эмма жива. Она – рядом с нами,
Она воплощает эпоху и жизнь!
Чужими, как кажется многим, руками
Она обличает наш капитализм.

Поверьте, она, как – никто, заслужила
Все то, что имеет родная страна –
За что-то же сына она схоронила,
За что-то второго родить не смогла!

Не смейтесь над этой – великой страною,
Что так воспитала романов и эмм,
Что даже на старости нет им покоя –
Не могут они обойтись без проблем!
 
В Германии, в Штатах, в любом Эмирате
Подобные Эмме созданья цветут,
Они, словно косточки в спелом гранате,
В обиду себя никому не дадут!

Попробуйте выжить, остаться любимой,
На вечной житейской холодной войне –
Судьба ее с общенародной сравнима,
Но, кажется ей, что душевно сложней!

В несчастьях она лишь себя обвиняла –
Ей веру никто в Высший Смысл не привил.
За полвека многое Эмма узнала –
И то, кем Отец ее любящий был.

Простите себя и газеты читайте!
У этой поэмы не будет конца…
Всю правду о жизни Вы позже узнаете –
От главного авторского Лица!

2004  г.