Н. С
Наташа всеми своими 160 килограммами закрепилась на телевидении. Когда мне предложили вести утреннее шоу, я с ней и познакомилась. И запомнила, и невзлюбила.
среда обитания Наташи равнялась маленькому квадратику 1, 5, на 1,5метра. Уединенное место, куда заходили редко, называлось архивом. должность Наташи гордо именовалась архивариусом.
Она приходила к 9, уходила в 5. С перерывом на обед в полтора часа.
-Где Наташа, где Наташа?- метал по редакции голодный, озлобленный репортер которому срочно понадобились счастливые лица «того времени».
- Обедает. Дома.
«Дома» - важное уточнение. Наташа обедала всегда. Но только это короткое «дома» означало:искать ее на студии бесполезно.
Это был один из тех редких людей, которые ни при каких катаклизмах судьбы не останавливались и шли вперед, добиваясь новых рекордов в деле всей жизни. В день нашего знакомства она просила сбегать в магазин- купить пачку лапши, рулет, две булки с маком и пакет сока. Уже через неделю, на столе у нее смиренно ждал своей участи вафельный торт, все тот же ванильный рулет- на «вдруг проголодаюсь», термос с борщом- Наташа ела первое после сладкого, и две бутылки газировки.
- И что по- твоему из- за твоего сюжета, я должна пропускать обед,- говорила она голодному злому корреспонденту, когда тот молил уделить час на поиск счастливых лиц «того времени».
И только после коробки конфет- самой маленькой взятки, за которую к концу моей работы, уже ничего нельзя было достать, конфликт разрешался.
-ладно. Но только потому что я люблю свою редакцию. И не надо думать, что это из- за конфет. Если я природно толстая. Это ничего не значит. Это природа- с укором говорила она, потом открывала на глазах у просителя коробку, и оценивающе смотрела внутрь, словно проверяя все ли на месте. После: расстегивала цепочку на шее, где как самое дорогое висел ключик от шкафа. Открывала шкаф, клала конфеты поверх других конфет, поворачивала заветный ключ, расстегивала цепочку и вешала сокровище обратно.
Она боялась воровства и не доверяла людям. По взгляду, она их даже презирала. Как тонкие не любят толстых, и считают их неуклюжими, так и она не любила всех вокруг. все вокруг в сравнении с ней сходили за узников Освенцима.
-Я природно толстая,- говорила она с интонацией святой страдалицы, упрекая людей и небеса в горькой участи.
-Таких как я мало….., - отвечала она, когда задерживалась на обеде и получала выговор.
-Таких людей много,- по- женски едко как то заметила я, и стала ее врагом.
Эту фразу я произнесла, когда опоздала из- за нее на эфир. Злости и обиды в ней не крылось. Глупое желание глупого подростка: выказать при всех остроумие.
Но смешки ушли в ладошки. Общего увеселения не случилось. Только сидящий рядом со мной, самый впечатлительный коллега- старый приверженец гомосексуализма неожиданно вздохнул. Как если бы его напугали.
Мне это выйдет боком,- подумала я и пошла дальше,- Из- за тебя слетают лучшие сюжеты.
Я тогда подумала « хорошо сказала"
Она ничего не ответила, Но смотрела на меня всю летучку. Откровенно провоцируя мой язык выступить и противно скорчиться.
Она смотрела на меня с первой до последней минуты собрания. И даже когда обращались к ней, она смотрела на меня. И рядом я слышала смешки и шепот. Но была горда собой.
С тех пор Наташа ничего не делала для меня бесплатно.
В ее коморке всегда дурно пахло едой и потными ботинками. Как будто больше уже не было место в тумбах и она хранила пищу в обуви. Наташа никогда не открывала окон и всегда запирала двери. И я почти уверена: в это время она ела самое вкусное. Что нельзя было оставить на потом, что непременно бы выкрали, оставь она комнату хоть на секунду, в общем что- то такое же вкусное, как например мудреные новогодние конфеты, еще из тех лет, когда все делали во славу отечества. Большие с настоящими орехами внутри, покрытые белым и черным шоколадом по очереди. Конфеты, которые я однажды, перед новым годом нашла в верхнем отделении бабушкиного шифоньера. Мне было 5, я съела все. Они были настолько вкусными, а бабушка настолько незлопамятной, что прятала их в одном месте каждый год. Прятала и не находила.
По сути Наташу видели только два раза в день. Как она открывает свою дверь и как закрывает.
В минуты досуга, она рассматривала упаковки чипсов и сухарей и рассуждала о сермяжной правде…… Поносила последними словами изготовителей и поставщиков за не аппетитные обложки и слоганы. И только природная доброта мешала ей накропать иск на зажравшихся капиталистов. На чьей совести были тысячи, сотни тысяч недоедающих, недопивающих несчастных.
- зачем они пишут, что меньше калорий. Я не виновата. я природно толстая. итак знаю. без напоминаний. Люди злые. Таких как я мало. И мы обречены.
Она еще долго могла размышлять о злосердечии и нетерпимости. И в конце сочетание «природно толстая» было тонко отполировано гордостью. Оно становилось знаком отличия и избранности.
Муж Наташи был второй бедой для редакции. Да, у Наташи был муж. И ему я в отличие от нее не завидовала. В нем было 70 килограммов костей, 40 лет нервной жизни, и отполированная лысина, на которую хотелось плюнуть.
Она звала его Мусик, он ее Натусик.они любили друг друга.
Как они любили друг друга знала вся редакция. Пока звезды эфира томились в сладком ожидании достойных поклонников, он орал под окнами архивариуса разрывающие душу матерные вопли. И это единственное развлечение, которое Наташа доставляла бесплатно.
- Патаскуха. Ненавижу тебя. сломана мне жизнь, отобрала квартиру,- кричало хилое тело примерно раз в месяц, в особенности после затяжных выходных.
Одно слово "патаскуха" заставляло бегущую редакцию замереть. Бросить телефонные разговоры, остановить скачущие мысли, снять наушники и углубиться в бурное течение чужой личной жизни.
« Патаскуха» было также смешно в отношении Наташи, как и то, что она была замужем.
Ему было 40. Он был учителем – интеллигентом, его не любили. Его не любили с детства: сначала 15 летняя мама, потом в приюте. Сирота освоил информатику, пошел работать в школу, там напоролся на цветы жизни… в общем он уже не надеялся.
теплота и горячность встретили его случайно в 35 лет, в случайном кабаке.где сирота выпил чего- то случанойго и набрел на инородное тело.
Утром тело оказалось женщиной, а он вроде как мужем. Испытывал ли он особую страсть к толстушкам, или быть может его очаровали странные наклонности Наташи- не знаю. Но только с ней, как было понятно из очередного концерта, он чувствовал уют и защиту.
Наташа несмотря на занятость, сумела найти время для нотариальной конторы. Где под видом доказательств любви, бывший сирота отписал единственное, что у него было- скромную квартиру. теперь без Наташи ему действительно могло стать неуютно, не тепло, а под осень- холодно и мокро.
- Дьявольская женщина. Сатана,- доносилось в окна редакции, где томно сидела я и задавалась вопросом о справедливости. И не находя ответа пускалась в завистью Как и 7 других сотрудниц .
Редкие посиделки, на которые мне иногда удавалось попасть заканчивались восхищенным «вот есть же любовь»…. И дальше каждая добавляла всё новые детали из семейной жизни моей героини.
Когда я собралась покорять новее высоты и принесла 5 коробок шоколада, чтобы Наташа переписала мои авторские материалы, она грозно на меня посмотрела…. Взяла ручку и печатными буквами написала.
«Занята».
Потом я принесла 10 коробок. Она заговорила
- ты даже не извинилась….., - прозвучало как приговор.
-Я возьму эти конфеты,- заговорило великодушие и снисходительность,- но только потому что я беременна и мне надо питаться…
- Поздравляю…..
Она так ничего и не переписала. Расслышав в «поздравляю» издёвку, дерзость и зависть.
С тех пор зависть поменяла окраску. И стала белой. А Наташа, кажется ее фамилия Сидорова, превратилась в символ несбывшейся мечты семейного счастья.
Какого- никакого, но
Свидетельство о публикации №110060807217