Нечто вроде Проделки Пифа из книги Незримая сила

Елена Сомова

Детство                Посвящение Андрею Патуткину

Дом ходит ходуном, резвятся ребятишки —
Колючие слова, летающие книжки,
Затрещины и матюговый хлам.
Резвятся многоликие мартышки,
Хохочут вместе, писают в штанишки,
Игрушки и печенье — пополам.

Фиалковые глазки в карамельку,
Рогаткой целятся, — звенело чтоб — в копейку,
Помусорить — всегда есть конфетти,
Дружка облить — ну, а на что нам лейка?!
Вернейший друг Аленушки — Андрейка,
Где ты сейчас, мой рыцарь, как найти

Резные стебли трав, что нам смеялись,
Когда мы в одуванчики ронялись,
Цыплятками юлили: «Баба, дай
конфетку или пряник!»
Цвета завязь
нам обещала смысл. В следах толкаясь,
Мы времени так отдавали дань.



Исповедь самоубийцы

Если бьют про лицу — то другую подставить им щеку,
Ну, а если плюют, что тогда? Утираться и плакать?
Если просто плюют на тебя и спешат виртуозно поквакать
Там, где денег дадут, затоптав среди бешенства мрака, —

Что тогда? Если рвется планида в чистилище тряпкой,
Обнажая клыки государства долгами за вздохи,
Да за то, что посмела сказать кто есть кто,
Что козявка — козявка,
Вовсе не царь зверей, подающий от щедрости крохи.

А за то, что живешь не уродом, а лишь человеком,
В их затопленной яме ты должен им выкопать реки,
Чтоб зверям загорать в берегах растреклятой отчизны, __
А тебе — как обычно — твой hotel — проклятие бездны.

Так по кругу и бегаем, пони, седло для начальства,
Развлекаем попискиваньем о зарплате.
Посреди ора, клекота, резкого па, спеси, чванства
Твоя песня о птицах, увы, недоумкам некстати.


Вершина предела

Лбом упершись в стену земной тщеты,
В ноте высокой срываясь голосом плача,
Жить заставлять себя у меловой черты,
Тенью загробной стать, в любимых глазах маяча.

Только избытком чувств я безобразна, да
Траурным взглядом в мир хищной сиамской кошки,
Взглядом, готовым в бой с лютым врагом — мечтой,
Ставшей моей чертой в лезвиях, к венам сторожких,
Ищущих в жизнь следа там, где стоит вода,
Где полудурок злой варварствует над звуком,
Тащит узлы беда в царство немого льда,
Тупость свой чин блюдет несоразмерный в лупу.

Жить здесь, где лютый друг вывалял в лопухах,
Сплетни узлами вьют лживые рукоделья,
Петлями тянут вниз байки не о стихах,
Стойло нянькастых дур тешит предел безделья.

Брезжит какой-то год новых паршивых грез,
Новый подмен планид с камнем в руке навстречу.
Пошлый кабацкий хлыщ в пьяной любви донес
Истины больше, чем царство воров на вече.


* * *
Общество в воспитательных целях
Имеет меня как сивку,
На покупательных мелях
Портит извечно сливки,
И по колхозной привычке
Обобществляет мой компас,
Вещую стрелку, спичку,
Что поджигает глобус.

Мытарский путь исканий
Нынче не моден в свете.
Дух — мотылек метаний —
Тешит месиво сплетен.

Как же меня исправить,
Мать-поэтессу, зная
Меры воздействий — наледь
Хрупкой тщеты вдоль края.

Зверообразье тлена
Жрет орган чувств у люда.
Где доброта у русских?
Вместо нее — валюта.



Нечто вроде «Проделки Пифа»

Мишень

С какого сука им пропеть о любви?
Загадили пойлом своим
И землю, и небо, и хари — в крови,
В запоях не держится грим.

Опять мордобои с похмелья свистят,
У елок — фингалы горят,
И русский наш мат,
И еврейский наш мат,
Назад и вперед циферблат!

Фашистский наш мат,
Нацистский нам шах,
Какого еще дерьмеца?
Здесь каждый ишак —
Любитель и маг,
У каждого — фиг с поллица.

С какого сука
Застрелит тоска —
На белок охота давно.
Не надо кино, Не надо вино —
Доколе же пулю искать?



Резонанс несогласия

Крышу, может снесло, а хозяин ее прозевал —
Только визги ветров плеть несут по дрязинам прилавков.
Обманули блюстителей, выбиты ложные ставки,
И гребет экскаватор ковшом — это, братцы, аврал.

Но в пространство иное уроним пронзительный взгляд:
Писк младенцев, беда и удушливый бедности запах.
Ручки потные за сердце тянут и тянет заплакать.
Бабку ядом врачих от прозрения внуки поят.

Социальный контраст. Время зайцев и пасти волков.
Рвут и мечут — одни, а другие — спокойно воруют.
Одевают на серых лошадок смиренные сбруи,
Кляпы транквилизаторов в рыло — и все! Будь здоров!

Резонанс несогласий заглушит царек русский — спирт:
Градус давит могильники душ и остатки конфликта.
Сострадание, совесть причислены к ряду реликтов.
В целях бизнеса лучший конек — затянувшийся флирт.
А чуть что — айболиты не дремлют: курорт, ванна, мирт.




В пустых зрачках…

В пустых зрачках полночной тишины
Колышется невидимое горе.
Вуаль из смеха вырывает море:
На щеки льет проспекты...
Дождя … посевы нынче лишены.
И в даль уносятся шаги Йозефа Кнехта.

Родное пепелище. Слепки масок
Для искренних бесед и протоколов
Под магнетизмом взглядливых уколов,
Так, что и рожа просит вылить кваса.

Разбег страстей, усопших в дань системе
Скрываемого тоталитаризма
Уводит, задвигает жизнь в простенок
Меж кладбищем идей и ядом тризны.

Игра политиков и писк марионеток.
Разгары действий судорог последствий

Тасуют имена на картах бедствий
И рвут календари
С вождями на картинах ливней сеток,
Текущих в утопизм, как ноябри.


* * *
Патриоты России во снах
В дорогих магазинах торгуют,
Платят в долларах им оболдуи
С топорами в сердцах и глазах,

С плеткой в голосе. Шествуя, танк
Давит все на пути человечьем —
Не смотри — очень правильны речи,
Потому что высок сильно ранг.

Человеко-топор всегда прав.
Честен, добр и лоялен безмерно,
Очень трепетно и суеверно
С миной скорби о Боге гласит,
Демонстрируя спесь и свой нрав.

Обещанья его безразмерны,
Но пусты. Он везде — паразит,
И внутри у него — динамит.


Цезариада
1.
По телевизору в двухкомнатной берлоге
Мы с вами виделись, как парочка двуногих
Здоровых особей неродственного полу.
В тот ясный день клонились травы долу.
Я различала явственно погоду —
У нас был град, у Вас же солнце сроду.
Вы улыбались ангелоподобно,
Скрипел рогалик обо всём подробно.
А вообще — ослятская привычка
Пыхтеть и плавиться, как атомная спичка,
Когда вам женщина поведывает мысли,
А вы — в берлогу сна, как плюшеватый гризли.
И, вам скажу, прокисли хуже щей Вы,
Позеленели от беды общения —
Кругом снуют все Ваши ассистентки,
Чуть что — дрожат у раскаленной стенки.

Проклятая немытая сторожка
Сжирает силы, как сороконожка
По стенкам бегает букашка-человечек,
Дань собирает у сгоревших свечек.
Такая жисть, такая живодерня.
Здесь где ни плюнь — колодец водки черный —
Пей, Божий люд, глотай свои же грезы.
Смывает град с лица Николы слезы.

Банальностью болеет хуже прессы
Писательство союзных интересов.
Здесь маразмирующий франт режим починит —
Номенклатура закрывает солнце —
Никто из правящих внимания не имет,
Когда поэт… как это там поется?..
…Темная степь. Только пули…-…
Свистят волкИ позорные, зараза,
Теперь здесь только дождь в кладбище искренен.
Реальность бьет и высекает искры,
И жжет по стенам, задыхая мысли,
И затухаясь, матерится разум.

Соломинка, тростиночка-судьбинка,
Здесь для творца готова лишь дубинка.
В болоте квакают очки пугливой гнили
И твердокаменные лбы рулят в мир синий.
Закопаны уже светила нации,
Студентки ожидают… не дождутся…
Стыд разбирает мир, когда в прострации
Дегенерат у власти дует в блюдце.

А что мы с Вами? Полная победа, —
Не хрюкаем уже и не смеемся.
Мы только темной ночью, словно пули
Летим — и люли-люли — воздух гнется.
Летим, когда пиннули в соответствие
Двух лун — и потихоньку распеваем:
«Эх, быть бы Якову…»
   Собаки мы облезлые,
Поэтами в России мы не стали.