Он умер, дёрнулись руки

 Он умер, дёрнулись руки,
и череп уж начал желтеть.
С улыбкой застыло лицо, зрачки устремились в небо.
Он словно собрался весёлую песню запеть,
а, может, решил – откусить от краюхи хлеба.

А комната у него – не комната – клеть.
Паук ухмылялся с угла,
перебирал паутину.
Пыль, пыль, только – пыль, если фарфор обтереть,
узреешь на этажерке лёгкую балерину.

Врач – не в восторге. Морг. После – сырая земля.
Диагноз – умер внезапно, загнулся от истощенья.
Ах, да,
он просил вчера, кажется, три рубля.
Нет, то была лишь тень, неловкое её скольженье.

Здоровье спешит по шоссе, ляжками бьёт по авто,
дымится асфальт, трамвай истошно звенит в экстазе.
Дружно сплотим ряды, мы – все,
и – вперёд, зато –
- освободилась комната, уже оплачена в кассе.

Места под солнца – живым! Тесно уж на земле.
Народов скопилась тьма: жёлтых, белых и чёрных.
Паук – недоволен сим
положеньем вообще,
гонят новые жильцы его под раструб уборных.

Паук будет долго жалеть,
бранить сошедшую смерть.
Под шумы воды сберегать о старом хозяине память.
Завьюжит зима и главное, главное – не околеть,
вода застывает в твердь, переставая падать.

А, впрочем, борьба, борьба!
Прочее – пыль и вздор.
Добычею – мокрица, что семенила мимо.
Оставим воспоминанья, пустой, ни к чему разговор.
Ушедшее – уж ушло. Пришедшее – не полюбило…


5 июня 2010 г.
С-Петербург