Затерянный колодец

Затерянный колодец

25 мая 2010 года мне позвонил представитель из Краснодара, который приехал узнать правду о расстреле мирных жителей Гулькевичского района, со времени которого прошло 67 лет. Наверное, коллективная память отсутствует. Почему у наших властей такое отношение к расстрелу мирных жителей, земляков 27 сентября 1942 года? Ведь это должен быть день траура в городе и посёлке ВНИИС. Под нажимом общественности в 2008 году поставили маленькую мемориальную доску с надписью о расстреле.
Начали искать свидетелей, которые видели это страшное зверство фашистов. К первому свидетелю мы приехали, это был Колотеев А. А. 1932 года рождения. Он шел со стороны сахарного завода и увидел, как немцы вели большое количество жителей и потом начали расстреливать. Детей среди них было 40 человек, в возрасте от 6 месяцев до 12 лет. Их травили ядом. Когда прозвучали выстрелы, Александру стало страшно, и он в страхе убежал домой.
Мы приехали на место расстрела, это был старый противотанковый ров, там находилось маленькое глинище, там же немцы вели расстрел. Стояла небольшая памятная доска с надписью о расстреле, её установили 8 мая 2008 года.
Затем мы поехали ко второму свидетелю, Морозову Василию Ивановичу 1932 года рождения. Вышел седой  старик большого роста, с костылём - у него болели ноги - он передвигался плохо, один глаз у него не видел совсем. Посидев, поговорив, мы поехали в бывший хутор Садовый, где раньше была помещичья усадьба, в последствии - немецкая вотчина. Недалеко от механизированной бригады, в поле стоял взорванное помещение, сделанное из бетона,
на нём была надпись: «К Либкнехт 1938». Помещение состояло из двух комнат, размером каждая по 12 квадратных метров. Морозов рассказал, что его полицай поймал за провинность, и он сидел целые сутки вместе с пленными евреями, которые готовились к расстрелу. Было очень тесно, люди только стояли, их не кормили и не поили, нужду справляли там же, стояла духота.
Утром пришли полицаи и староста, на допрос взяли несколько евреек из Крыма, девушки были очень красивые. Девушек отвели в сад, изнасиловали их и убили, а потом на голых телах вырезали шестиконечные звёзды. Их запретили хоронить.
Затем вывели остальных евреев, начали расстреливать и бросать в глубокий колодец. Дошла очереди и до Василия. Его допросили, но расстреливать не стали, а очень сильно ударили под зад кованым немецким сапогом. Бежал Василий от страха, не оглядываясь, километров десять. Домой прибежал, но мачеха его выгнала из дома, потому, что кормить было нечем.
Добравшись до вокзала, на станции «Кавказская» Василий забрался на платформу, залез под брезент и крепко уснул. Сколько он ехал, не помнит. Разбудил его пинками немецкий часовой охранник, под брезентом были немецкие пушки. Васю отвели к коменданту вокзала и посадили на проходящий мимо поезд, следовавший в Польский лагерь для военнопленных «Майданек».
В лагере была большая печь. В этой печи сжигали больных евреев и узников разных национальностей, которые не могли работать.
Колодец, куда сбрасывали расстрелянных евреев, мы не нашли, потому что на месте хутора и старого кладбища ничего не осталось, сейчас там посеяна свекла и кукуруза. Только в земле попадались мелкие камешки кирпича, черепицы, остатки от домов и хат, напоминающих души расстрелянных людей.
Прошло шестьдесят восемь лет, только сейчас мы узнали правду о расстреле евреев. Нам рассказывал уже седой, немощный
старик, прошедший лагеря фашистских палачей. В последствии его освободили союзные войска.
Вот эта фотография, где люди, перед расстрелом, голодные ждали участи.

Память хрупкая, тело тленное,
Души детские рвутся ввысь.
Не вернулись с немецкого плена,
Их убил навсегда фашизм.

Ваши души вечно с нами,
Миллионы по всей стране.
Как во сне, это кажется мне,
Убивали у нас на Кубани.

У фашизма особый лик -
образ зверя в овечьей шкуре,
Грохот выстрела меткой пули,
Заглушил материнский крик.

Это видели две берёзы,
Люди здесь обрели причал.
Тот, кто здесь навсегда замолчал,
Не смахнёт материнские слёзы.

Жертвы все доживали дни,
Ожидая в плену расстрела.
Не поют про войну менестрели,
Звери ставят свой знак на груди.


  Я там чудом уцелел

Могила братская у дзота,
Как памятник войны, времён.
Немецкая седьмая рота,
Вешила акт без похорон.
Зверели немцы с беспредела,
Создав с евреев груду тел,
Так эта нация хотела,
Где я лишь чудом уцелел.
Я не услышал пули свиста,
Нам выпал жизненный исход,
Мы просто, дети коммуниста,
Случайно не пошли в расход.
Всех приняла земля родная,
Священник души не отпел.
Сейчас никто там не рыдает,
Где я лишь чудом уцелел.

Расстрел мирных жителей Гулькевичского р-на в период войны, 1942 г.
с. Гулькевичи – 275 человек
совхоз «Кубань» - 5человек
с. «Красносельское» - 1 человек
хутора «Прорез», «Садовый» - около 30 человек.
Некоторых жителей ходили по дворам, расстреливали, хоронили во дворах их родственники.
     В. Ф. Табаков.
В нашем городе, городские власти очень плохо относятся к памяти погибшим. При захвате города (тогда посёлка) погибло много воинов, которые защищали нашу жизнь, но из братской могилы накопали два гроба костей и перезахоронили их в мемориал Родина мать. Остальнве воины, около двухсот человек остались в земле, где началось рядом строительство разных магазинов, уже есть фундаменты. У расстрельной могилы накопали много костей расстреляных жителей и куда-то дели их. Всё это делается без всяких актов регистрации, снесли памятник, и ладно.У наших властей не работает память, наверное это контузия от переизбытка благополучия.У нас не принято хоронить с почётом бывших воинов. В одном из колхозов выкопали останки воинов, но они лежат где-то в сарае.