Моя Арктика

Всё лето и всю осень я
провел в суровой Арктике.
Осталась далеко семья
на той последней практике.
В мурманском междурейсовом
моряцком доме отдыха
я дожидался весело
грядущего походика.
Ох, эти дни полярные!
Куда от света спрячешься?!
Ну местные – нормальные,
а ты – не спишь и маешься.
Маёвка – дело праздное,
а на Пяти Углах
есть развлеченья разные
для тех, кто при деньгах.
Отель центральный «Арктика»,
где бар и ресторан,
парит холодным айсбергом
и давит по мозгам.

С «бичами» и «бичёвками»
недолго я пропарился
и с первою «морковкою»                / "морковка" - судно серии СА-15 с ярко-
в неблизкий путь отправился.                / оранжевым корпусом.
Полярные владения
раскрыли мне объятия,
и начались учения –
питейные занятия.
Про Кандалакшу смурную
не стану много сказывать:
спиртной запас наш мурманский
там оказался разовым.
Команда не печалилась –
все мысли об одном:
в Дудинке воды талые
сошли – туда идем.
А за Полярным «бубликом»
и летом холода,
но вся честная публика
съезжается сюда.

Дудинка с хлебом-солию
нас встретила Надеждами,
Любовью, Верой, Олею
и комарами «нежными».
Ребята пили водку в круг,
хватая чьи-то талии –
потом бежали к доктору,
держась за гениталии.
С утра – похмелье жуткое,
рабочие мучения,
а с вечера за шутками
опять ночные бдения.
В любови и подпитии
стоянка – 20 дней! –
закончилась отплытием
измученных гостей.
Голландский порт оттягивал
труды дудинских дам:
народ уже не вздрагивал
при слове «Роттердам».

Пришла пора осенняя.
Вернулись в бухту Кольскую –
а там нас ждут соления
на землю на чукотскую.
Страна без божьей помощи
собрала, что посеяла –
и потянулись овощи
на витамин для Севера.
Что ж, повезли картошину
до Колымы и далее,
а на воде порошенной
снега уже не таяли.
Но лед недолго жиденький:
умеет нарастать –
и вот почал наш «рыженький»
колоть и раздвигать.
Пошли медведи – желтые! –
тюлени тут и там.
Моржи своими «болтами»
срывали вздохи дам.

Как ни кряхтели-тужились
(здесь ремешки ослабьте вы),
но старый лед не сдюжили –
застряли в море Лаптевых.
Шлем телексы: зажало, мол,
картошка тухнет, так и так. –
К нам ледокол пожаловал
с названьем грозным «Арктика».
И ну вокруг окучивать,
играя мирным атомом!
Потом провел до кучи нас
туда, куда и надо нам.
Средь белых сопок в сумерках
зажег огни Певек –
писали: Север умер как –
не умер человек!
За край Земли никто уже
не вышлет, не сошлет –
нам не дышать так вольно же,
как дышит там народ.

Но перестройка походя
черкнула крест на карте так,
что под крестом заохало
всё Заполярье с Арктикой.
И стали вдруг бессмысленны
и девочки, и мальчики.
И населенье быстренько
скупало чемоданчики.
А пятым утром скромненько
с Певека мы отчалили,
но будут долго помнится
его огни печальные…
Его огни печальные
остались за кормой,
а в Мурманске начальники
решали меж собой:
Кказнить нас или миловать –
на Запад иль Восток?
Итог: Дудинка милая –
хороший «посошок».

Была погода ясная
и льды нам не противились,
и мысли несуразные
из головы повывелись.
Ночами Север холодно
включал свое сияние –
и радужные всполохи
мне голову дурманили.
До горизонта самого
ледовое безмолвие,
а с горизонта – заново
до горизонта нового.
И, как и в звездной млечности,
тогда всё мнилось мне
очарованье вечности
в той мертвой тишине.
Всё мирно: кушал бульбу, щи,
трудился экипаж
и на стоянку будущий
прикидывал марьяж.

Ошвартовались с песнями,
ни одного нет пьяного:
в Дудинке тем прелестнее,
что сразу – с корабля на бал.
Здесь обоюдный съём бывал:
просты порядки местные –
вот судно, а на нем и бал,
и рифма интересная.
И, осушив без повода
бутыль большими каплями,
все грели «трубопроводы»
и смазывали «клапаны».
Всё было по-семейному:
ты мне – сестра, я – брат.
А если что трофейное –
по кругу и назад.
Поющим до упаду быть
я не хочу ничуть,
и эту песню надо бы
кончать когда-нибудь.

Вернулись в Мурманск с тайнами,
сказав Дуде «до скорого».
Команда шла к списанию
и вечерами спорила:
«Пойдем в кафе «Рыбацкое»,
закусим, выпьем водки штоф.
Да не хочу я в «Арктику» -
из Арктики я только что!»
Привальные-отвальные,
начавшись, не кончалися,
и площадь привокзальная
всегда в глазах качалася.
Но водки всей не выхлебать –
известно с детства нам,
и женщин всех не вылюбить,
а значит – по домам.
Мой пароход (уже не мой ;)
покинул свой причал.
Меня ж к теплу осеннему
вагон на юг умчал.

Прошли года немалые,
жизнь закоптилась сажею,
но в воды те же самые
не довелось мне вхаживать.
Тот пароходик рыженький
не под своим названием,
в своей стране не выживший,
принадлежит Британии.
А под английским лёвою
покрасили, позорные,
его борта веселые
с оранжевых на черные.
Пускай мы все изменимся,
останемся одни,
разъедемся и женимся,
и обрастем детьми,
наденем смокинг с бантиком
или в астрал уйдем,
но по паролю «Арктика»
друг друга мы найдем.