Баллада разлада

… the power of beauty will sooner
transform honesty from what it is to a bawd than the
force of honesty can translate beauty into his
likeness: this was sometime a paradox, but now the
time gives it proof. 
Shakespeare

Я полагала (глупая девица),
Что жизнью правлю лично, а меж тем
День был назначен, чтобы мне явиться
На этот свет законченной совсем.
Небесной канцелярии работа -
Путевки в жизнь: вот, скажем, на панель -
По пятницам, а в монастырь – в субботу,
И нынче ладан, где вчера «Шанель».
Строги, непробиваемы, как танки,
Три парки ткут нам выверенный путь:
В субботу - сёстры, в пятницу – вакханки,
И точка, и с дорожки не свернуть.

Я родилась в субботу в ноль с немногим,
Вполне монашка, только почему
Приделал мне господь такие ноги
И выдал внешность… ну,.. не по уму?
Минута – две мое решили дело,
И, радостно расправив потроха,
К пороку приспособленное тело
Вдохнуло душу, чуждую греха.
(Оно и днесь вдыхает что попало,
Обеими ноздрями или ртом,
И оттого лишь только не пропало,
Что это можно выдохнуть потом).

Душа, понятно, сторонилась мира,
Алкала снов, покоя и чудес,
Но ею сотворенные кумиры
Рождали в теле плотский интерес.
И все это настолько было странно,
Что мог любой в ошибку впасть легко,
Во мне увидев чуть ли не путану,
В душе синейшим бывшую чулком,
Настолько целомудренным и прочным,
Что с ним и в незадумчивой глуши
Решались познакомиться короче,
Когда уж впрямь «не чаяли души».

Материй тонких слабое свеченье
Ломалось в глубине душевных призм,
А в тело шли конфеты и печенье,
Даруя формам легкий эротизм.
Друг другу не подвластные нимало,
Они желали каждый своего:
Так, тело душу сексом донимало,
Душа же йогой мучила его
И, заперев его в квартире с книжкой,
Терпела снисходительно, когда
Коан сопровождается коврижкой,
И с праной циркулирует еда.

Но было в них и общего довольно:
Дыханье, голос, взгляда бирюза,
Когда душе-монашке было больно,
Вакханки тела плакали глаза.
Соперницы, как все почти подруги,
Враждуя вдрызг, всегда, из-за всего,
То позабыть старались друг о друге,
То жарко выясняли, кто кого,
И сталкивались пляски и молитвы,
А Кафка шел на Миллера войной,
И это поле бесконечной битвы,
Увы, как ни печально, было мной.

Шекспир неправ, но поступил гуманно,
Офелию отправив к праотцам:
Небось, не мелочь тырить по карманам -
Держаться в этой схватке до конца.
А в.п.с – не героиня пьесы,
И мне, хоть и не девочка уже,
Но телом далеко еще до веса,
Приличного для мыслей о душе,
Зато вольно передвигать ногами,
Крутить любовь, пленять, сводить с ума,
А с внутренними совладать врагами
Я как-нибудь сумею и сама.

Душа смеется: ей ли не известно,
Что без нее я шагу не ступлю,
Что не люблю фальшиво и нечестно,
Что всей душой, уж если и люблю.
И что есть я? Когда душа и тело
Простятся, как в считалке А и Б,
Меня куда, я б тоже знать хотела,
Припишут, уцелевшую в борьбе?
Мечусь – из анекдота обезьянка -
Не разорваться ж бедной пополам:
Монашка? Или все-таки вакханка?
Не разберу, решай, Создатель, сам.