Сборник. Избранное. Книга I. Стр. 1-20

Отечество

Ласкает ветер ветви в кронах сосен.
Склонился старый тополь над водой.
Уже не за горами где-то осень,
А покидал вас раннею весной.

Да, быстротечно годы пролетели.
Меня уже, пожалуй, не узнать.
А здесь, как и когда-то, птичьи трели.
Все та же тишь и Божья благодать.

Река бежит среди лугов зеленых.
На мелководье рыбок хоровод.
Играя, стая ласточек веселых
Взметнулась в высь, под самый небосвод.

Пробившись сквозь завесу дымки синей
Воды коснулся лучик золотой.
И лепестки прекрасных белых лилий
Вдруг вспыхнули алмазною росой.

Уносит память как-то незаметно,
Виденьем, а быть может, дивным сном,
В далекий мир, в котором я беспечно
Здесь бегал босоногим пацаном.

Ни дали, что загадкою манили,
Ни цели, что успехами влекли.
Ничто так не надежно в целом мире,
Как тихий уголок родной земли.

Как блудный сын, молитвенно взывая,
Я обновлен здесь силою ее.
С повинною колени преклоняю.
Прости меня, Отечество мое.




* * *

У жизни не бывает половины.
События и люди – все едины.
Ушедшего заменят в тот же час
И вряд ли что зависит здесь от нас.
Никто и ничего не поменяет
Лишь потому, что истины не знает.
Но все дела ложатся на весы,
А где-то бьют незримые часы.

Первая любовь

Сидим вдвоем на лавочке у дома
С любовью давней юности моей.
И как она до боли мне знакома
С улыбкой чистой, искренней своей.

Нас годы безвозвратно изменили,
Не пожалела злая седина.
Но вот глаза, как будто, пощадили,
И в них, как прежде, моря глубина.

В закате дня пустынная аллея.
Мы говорим о всем и ни о чем.
И где-то в глубине души жалеем
О нашем прошлом, юном и родном.

Конечно же, потом еще любили,
Жизнь никого особо не ждала.
Но ту любовь, похоже, не забыли,
Она ведь все же первою была!







Бегство

Я бегу от людей, на восток, к берегам
Двух холодных морей, где судья себе сам.
Спрячусь в белых снегах, средь морозов и вьюг.
Не хочу никого: ни друзей, ни подруг.

Не могу больше жить средь дешевых торгов,
Ползать в поле чудес, что в стране дураков.
Рву от женских больных продающихся тел.
От безделья устал и от "липовых" дел.

В суете городов я себя потерял.
Человеком ли был? Непонятно, кем стал...
В волчьей стае завыл, да погромче, сильней!
Чтобы быть на виду среди прочих зверей.

Слава Богу, дошло до ума, наконец,
Не зверьем порожден у природы венец.
Хорошо сохранились оленьи края,
Воздух здесь посвежей и почище земля.


 


Здесь поверить хочу в разговор "по душам",
Что в цене человек, а не рыночный хам.
Что словам есть цена и в презрении плеть,
Что друг другу в глаза могут люди смотреть!

Я глотаю мороз, полной грудью дыша,
Ох, остынь голова, успокойся душа.
Есть подумать о чем, много скорби и зла,
Только в думах своих не сгореть бы дотла!










    Размышления у моря

На берегу у Берингова моря
Брожу, чумею, сам с собою споря.
Как вышло? То ли сдуру, то ли с горя,
Что дьявол заманил меня сюда?
Ничто не держит, вроде б обеспечен.
При деле, хоть хвалиться, в общем, нечем.
Как будто с головой и не увечен,
А вот прирос на долгие года.

Живу, как люди, с виду, не «в прогаре»,
«Пашу», пишу, особенно в ударе.
Бывает, что играю на гитаре,
Так, в целом, все пока идет путем.
Трех сыновей судьба мне подарила,
Хоть не сказать, что в жизни сладко было.
Порою и мотало, и крутило,
Но так ли, эдак, все-таки живем.

Стезю, конечно, выбрал очень смело,
Ни голове покоя нет, ни телу.
Но не кривлю душой, что предан делу,
Свой горный молоток не променял.
Пурга, мороз, балок, буржуйка, нара,
Сам инженер и сам за кочегара.
Награда мне от Бога или кара,
Всю жизнь искать, чего не потерял?


 
Ну, прав - не прав, оно потом покажет,
И неизвестно, как там карта ляжет.
А может, и спасибо кто-то скажет,
Не зря же надрывал себе пупок?
Я низко в пояс поклонился морю,
С собою помирился и не спорю.
Что выпало, то выпало на долю
И для звонка еще не вышел срок!







Прощание с МГУ

Я прощаюсь с тобой, дорогой, терпеливый учитель.
Далеко на Восток нить судьбы увлекает меня.
Но всегда буду помнить науки российской обитель,
И не раз мне приснится златая вершина твоя.

Все мне дорого в этих стенах: и успех, и невзгоды.
В сводах эхо шаги отражает от мраморных плит.
Пронеслись, словно птицы, шальные, веселые годы.
Все плохое забылось, хорошее память хранит.

Я иду по аллеям твоим, ветер в елях играет.
И от радужной пыли фонтанов искрится роса.
Над Москвою - рекой соловьиная песня витает.
Тихий вечер садится, в закатных огнях небеса.

От черемух пьянящий дурман укрывает аллею,
Я присел на скамейку - хранилицу таинств святых.
Здесь любовь и разлука однажды пришли вместе с нею.
Будто вновь прикоснулся ко мне шелк волос золотых.

Улыбается мне строй великих мужей из гранита,
Будто в добрый мне час говорят: "Выбор верный, лети!"
Преклоняя колено, я им отвечаю: "Спасибо!"
Постараюсь по жизни как можно честнее пройти.

Я прощаюсь с тобой, дорогой, незабвенный наставник.
Ты прости мне грехи: уж чего, а проделок не счесть.
Улетает к холодным морям твой птенец и посланник,
Имя славить твое и нести - там мне выпала ЧЕСТЬ!


 
Любимой

Взошла заря, и яркие окраски
Укрыли Мир, пейзаж неповторим.
Как будто я в прекрасной доброй сказке,
Пришел покой, рассеян горький дым.

Лазурь небес смешалась с пеной моря.
Играют блики солнечных лучей.
Душа поет, прибою тихо вторя,
От взгляда чистых, любящих очей.

С тобой вернулась радость вдохновенья.
Исчезла тень довлеющего зла.
И даже понимание мгновенья
Не умаляет этого тепла.

Я ждал тебя, не дорожа годами,
В порочном круге путаясь, в грязи.
Порой на грани сил, скрипя зубами,
Но не хуля начертанной стези.

Приму я крест тяжелый без роптаний
И с ним пойду по терниям любым.
Лишь знать, что ждешь меня в конце скитаний,
И что тобой по-прежнему любим.







К Христу

Не признаю пророков вязи сладкой,
Хотя завет и пережил века.
Они учили злу непротивляться,
Но правды в этом нет, наверняка!

Я жить хотел, Христа поднявши знамя,
Смиренным быть, подальше от греха.
Но жизнь учила жестко, кулаками.
И вбила кое-что, и не слегка!

Я твердо знаю, жадный - жадным будет.
И стерве доброй женщиной не стать.
Добряк не укорит и не осудит,
А щедрый - все готов другим отдать.


 
Неизлечима зависть, как проказа,
И злому - вечно злостью исходить.
И трусость липнет к душам, как зараза.
А честного - застенком не сломить.

Иуде, до конца, Иудой статься,
За серебро святейшее продаст.
Ханжа, чтоб, Боже дай, не замараться,
В годину злую руку не подаст.

И не полезет в праведную драку
Лепечущий  с трибуны о борьбе.
Не внемлет восседающий на злате
Голодных женщин и детей мольбе.

И я прилежно внял урокам жизни:
И на удар по правой - бью в торец.
Мне, Мученик великий, это ближе,
Хотя и чту терновый твой венец!







                Шаман

Туман струится медленно в долину,
Сиянья шлейф на бархате ночном.
И изваянья гор, как исполины,
Увиты тонким лунным серебром.

Костер пылает,  бликами играя,
Взметнувшись ввысь, уносят искры жар,
И зимний сон природы нарушая,
Со звездами беседует ярар.

Средь белого безмолвья, одиноко,
Как предок сотни лет тому назад,
По начертанью времени и рока
Вершит шаман таинственный обряд.

На склонах скал загадочные тени,
С огнем костра смешался лунный свет,
И в ритуальном танце, как в забвеньи,
Он выполняет  данный им обет.

На миг лишившись бремени земного,
По воле милосердья высших сил,
Ступает он на вечную дорогу
И к тайнам мироздания светил.

Ему  чужды мирские притязанья,
Достойному хранителю святынь.
Взывает к  вседержащим с состраданья,
А не по воле мелочных гордынь.

Он просит для охотника удачи
И исцеленья быстрого больным,
Чтоб горького не знали дети плача,
И старости спокойной пожилым.

Чтоб грозные стихии отступили
И множились тундровые стада,
Чтоб звери с этих мест не уходили
И к дому не нашла тропу беда.

Сквозь тлен веков и грозы лихолетий
Несет шаман, от черных сил храня,
Истоки и историю столетий,
И искру изначального огня.

На том стоит  желанная свобода,
На том земля суровая стоит.
И сила духа древнего народа
Жива и нерушима, как гранит!





     Дилетантство

Книги мучить, не вникая,
Это хуже, чем не знать.
Бестолково познавая,
Ничего нельзя создать.

Зазубрить верхи - не ново,
Но понять ученья суть,
Будь то мысль иль даже слово,
Не выходит как-нибудь.

Кто верхушек нахватался
И набрался мишуры,
Может, умным и казался,
Но лишь только до поры.

А, воистину, познанье
Открывается тому,
Кто стремится с прилежаньем
И сознанием к нему.

Проку нет от дилетантства
Все равно, в какой из сфер.
Только беды от всезнайства,
Не один тому пример.

В этом истина простая,
И ее полезно знать, -
Чем учить, не понимая,
Лучше уж не начинать!







 Я люблю твои глаза

Я гляжу в твои глаза,
Как меняются они.
Там и нежность, и гроза,
И закатные огни.

По-особому печаль
Взгляд меняет дорогой.
Будто серая вуаль
Затмевает свет дневной.

Появляется порой
Без особенных причин
Блеск лукавый, озорной,
Поражающий мужчин.

Все бывает. Но когда
В них вселяется укор,
Словно темная вода
Закрывает ясный взор.

Только нежно душу тронь,
К сердцу ласкою прижмись,
Загорается огонь,
И тогда уже держись!

Я люблю твои глаза
В ситуации любой.
Лишь бы горькая слеза
Их не портила собой.



Седьмой

Зверь в стойку встал, рыча, на задних лапах,
В глазах огонь, на холке дыбом шерсть.
Вспотевшая рука приклад сжимает,
Хоть до него их было ровно шесть.

От напряженья онемели пальцы,
Нельзя ни опоздать, ни поспешить.
Как правило, ошибки не прощает,
И хладнокровье - означает жить!

Руке я доверяю, без сомненья,
И глаз еще пока не подводил.
Но этот - больно крупным оказался,
Крутой зверюга, стрелян раньше был.

С подранком шутки плохи, он коварен.
Два выстрела, и, тундру смяв собой,
Седьмой, гигант, угроза всей округи,
Воткнулся в кочку мощной головой.

Мне жаль его, огромного медведя.
Красавец, разве в том он виноват,
Что кто-то то ли спьяну, то ли сдуру,
Вогнал в него свинец, да невпопад!

Но что поделать, егерь подневолен.
Клеймо "ОПАСЕН" выдали ему.
Пришел приказ: "Найти и уничтожить!"
И вот  седьмой на тундре потому...






Время

Кто ты есть на самом деле, ВРЕМЯ?
Как тебя позволишь величать?
Ты и ожиданий тяжких бремя,
И седая возраста печать.
Строго отмеряешь дни и годы,
Тайну эту вряд ли кто постиг.
Ты и срок лишения свободы,
И любви короткий сладкий миг.


 
В счастье ты летишь неумолимо,
Тянешься безжалостно в беде.
Иногда, скользя, проходишь мимо,
Но всегда присутствуешь, везде.
По тебе сверяются народы,
Называя всяк на свой манер.
Даже изменения в природе
Для тебя - всего одна из мер.

Нет границ незримому влиянью:
Ты и врач для раненых сердец,
И основа всякого познанья,
И любым событиям венец.
Войны, революции, сраженья,
Перемены в малом и большом,
Взлеты, катаклизмы и паденья -
Все твоим помечено клеймом.

И никто не властен над тобою!
Если только, может, сам Творец?
Ты - контроль над каждою судьбою
И всему начало и конец.
Кто же ты на самом деле, ВРЕМЯ?
Как тебя позволишь величать?
Не одно понять пыталось племя,
Но, увы, не все дано познать…







Женщина

Меня давно никто, нигде не ждет.
Нет, вру. Все ж есть душа одна родная,
Которая в подушку слезы льет,
Стихи мои бездарные читая.

О женщина! Тебя прекрасней нет!
Величие души твоей безмерно!
Себе я до сих пор не дал ответ,
Достоин ли!? Скорее нет наверно...

Сумела Ты жестокою не стать.
Остаться нежной, ласковой и милой.
Хотя в глазах и можно прочитать,
Печаль, как след мучений с грубой силой.


 
Я этот взгляд не в силах передать.
Его не описать строкой, страницей.
Готов лишь только руки целовать,
Лицо твое и мягкие ресницы.

Глоток росы - твой чистый поцелуй.
Твой теплый голос - сердцу очищенье.
И к прошлому меня ты не ревнуй,
Не знаю, как мне вымолить прощенье?

Твои глаза, дарующие свет,
Сродни весенним звукам нежной скрипки.
Распяли, но мучений вовсе нет,
А дальше догадайся по улыбке...







Диалог с Судьбой

Попал в пургу: метет, ревет, мотает.
Снег слепит, и не видно ничего.
Куда забрел - один лишь леший знает,
Проделки все нечистые его.

Сквозь пелену какой-то свет заметил.
Побрел к нему, смотрю: изба стоит,
Дверь отперта, никто мне не ответил,
Зашел. Гляжу: камин, огонь горит.

Протер глаза - оторопел от дива.
Сидит, как изваянье у огня,
Вся в белом, и по - ведьмовски красива,
Да пристально так смотрит на меня.

Вдруг молвит: "Я тебя уже заждалась.
Все как-то обегаешь мой порог".
Я ей в ответ: "Ты, видно, обозналась,
Не знал тебя, мол, раньше, видит Бог".

Как молнией, метнула взглядом: "Знаешь!
И в пору бы тебе и помолчать.
Я та, что ты Судьбою называешь,
А призвала, чтоб кое-что сказать.


 
Ты что же это: жалуешься Богу
Что обделила, счастья не дала?
А ну, просмотрим всю твою дорогу,
И как она по жизни пролегла?

Доныне ты особых бед не ведал.
Учился там, где многим не дано.
И глупостей, каких бы ни наделал,
Все выходило ладно все равно.

А сколько муз без проку хлопотало?
Десятерым досталось бы сполна.
Тебе ж всегда чего-то не хватало,
И не сманила толком ни одна.

И женщины тебя не обделили,
Могу напомнить всех по именам.
Ты так грешил, что черти в пекле выли,
Не слушал, выбирал для жизни сам.

Дань Бахусу воздал совсем не хило.
Да и теперь, нет-нет, да и взбрыкнешь.
А все легко, по-божески сходило.
На это ведь рукою не махнешь.

К тебе всегда во всем благоволила,
От недостатков сильно не страдал.
Детьми и домом в меру наделила.
И положенье в обществе сыскал.

В делах благих успехом был отмечен,
А за дурное мало получал.
Поэтому всегда-то был беспечен.
Ты может, скажешь, этого не знал?"

Закрыв глаза, молчу и ей внимаю.
Когда открыл - в помине нет избы.
Вокруг себя растерянно взираю,
Прошла пурга, не видно и Судьбы.

Стою на ровной, хоженой дороге,
Луна как блин, и видно - словно днем.
Перекрестился, вспомнивши о Боге,
И очень долго думал обо всем.

С тех пор, всуе, я к Богу не взываю
И жизнь свою так больше не хулю.
Свидание с Судьбою вспоминаю,
И только лишь за все благодарю.


Северное сияние

Казалось бы, уж Север мной обжит.
Ведь сколько лет в снегах, без перемен.
Но всякий раз по-прежнему пленит
Сияния полярный феномен.

Словами очень трудно передать,
Хоть и берусь, без должной правоты,
Палитру грез, что можно увидать
В краях семидесятой широты.

Нахлынет перламутровой волной
И вспышкой озарится небосвод.
То вдруг взовьется лентой золотой
Иль вскружит бликов пестрый хоровод.

То среди звезд, как в бархате ночном,
Туманом серебристым проплывет,
Скользнув вокруг рассеянным лучом,
Растает и бесследно пропадет.

Теряешься во времени, подчас,
Любуясь дивной гаммой цветовой.
Хоть много лет смотрю, но всякий раз
Пленит оно своею красотой.







Антонина

За добрый задушевный разговор
И за тепло домашнего камина,
Который вспоминаю до сих пор,
Огромное спасибо, Антонина.

За то, что мир наполнен смыслом вновь,
Не торжествует черная рутина.
За веру, за надежду и любовь,
Спасибо, дорогая Антонина.

Молитвами твоими огражден
От зла, что недостойно и помина.
Все то, что начертал твой вещий сон,
Пусть сбудется, родная Антонина!





     Девятая палата

Нас четверо, больничная палата,
Полночный час, настольной лампы свет.
Уснули сном безрадостным ребята,
А я не сплю, мне сна сегодня нет.
Так от чего ж бессонница терзает?
На руку и на совесть вроде б чист.
Быть может, память буйная мешает?
Или пурги унылый вой и свист?

Не то и не другое, а рассказы,
Вернее, откровения людей,
Что жгли здоровье, силы за “указы”
И за “решенья” липовых вождей.
Когда пределы прочности покрыты
И недуги с болячками гнетут,
Сердца людей измученных - открыты.
В больнице, как и в Храме, здесь не врут.

Горняк Серега, видный сам собою.
Ему всего-то сорок с небольшим,
И больше половины под землею -
Людей обогревал трудом своим.
Надеялся, что жизнь семьи украсит
Ценою непосильного труда.
А в результате - боль таблеткой гасит,
Ведь сердце не железное - беда...

Прокопыча судьба не баловала,
Всю жизнь свой воз тащил по Северам.
Всегда в трудах, поблажки не давала,
А результат? Того не ждал и сам...
Потерян слух, замучило давленье,
Врачи твердят, чтоб климат поменял.
Ну, а куда? “Сгорели” сбереженья,
На «ридной» Украине чуждым стал...

И третьему не лучшее досталось -
Всю жизнь на оборонку спину гнуть.
Теперь здоровья только и осталось,
До пенсии хоть как-то дотянуть.
А ведь ему, наверное, мечталось
Огромный Мир поездить посмотреть,
И в домике, у речки, встретить старость,
Чтоб с удочкой на зорьке посидеть.

 
Светает. И слабей порывы вьюги.
Бледнеет тень от лампы на стене.
Какие ж надо выстрадать заслуги,
Чтоб  ЧЕЛОВЕКОМ быть в своей стране?!
И почему девятая палата
Все время принимает вот таких?
Трудяги, просто классные ребята!
Нечестно все... Обидно мне за них...








  Львица

Ты - словно интересная загадка.
В речах все нежно, ласково и гладко.
Но вот, когда в объятиях бываю,
То "коготки" сквозь "мягкость" ощущаю.

Любовь твоя ярка и необычна.
Порою беспредельно экзотична!
И это, вне сомнений, очень даже,
Мои инстинкты сильно будоражит.

Но как ты не пытаешься ластиться,
Сквозь кошечку проглядывает львица.
И хоть тобой пленяться не устану,
Но все ж "добычей", видимо, не стану.







                Война

 Опять война! Хоть прав, хоть виноват,
 Ей все равно, кому уменьшить век.
 Когда ведет беседу автомат,
 Теряет божий облик человек.

 Пролита кровь… Открыта дверь вражде,
 Резню уже нельзя остановить.
 За то ответ никто не даст в суде,
 Хоть, кажется, что есть кого винить.
 
 Страшней и беспощадней нет войны,
 Чем та, где вера поднята на сечь.
 Злой гений правит там от Сатаны,
 А значит, никого не уберечь!

 Не уберечь невинных малышей,
 С какой бы ни погибли стороны!
 Ни женщин, ни отцов и матерей,
 Что старостью здоровья лишены.

 И не поднять уроненную честь
 И совесть, что позволили убить
 Невинных, безоружных, даже месть
 Не в силах приговора отменить.

 Опять война! Недавно был Афган…
 Не научил, что горестно весьма.
 Каким коварным должен быть обман,
 Чтоб так легко свести людей с ума?!






             Навязчивая мысль

Я с удивленьем вынужден отметить,
Как быстро подрастают наши дети.
Уже и на вопрос иной ответить
Бывает невозможно свысока.

Отметить должен  также  и другое,
Хоть трудно сжиться с мыслью таковою,
Что с ростом их - все ближе мы к покою.
Что делать - это вечности река…





     Келья

Схоронюсь-ка я в келье своей.
Поразмыслю о скорбных делах.
Не во грех бытие поскромней,
Да и пост не во вред "на бобах".
Пусть друзья от меня отдохнут.
Поулягутся страсти и шум.
Для души хоть какой-то приют
В удаленьи от распрей и дум.
 


Правит время. Событий игра.
Изменяется ценность всего.
Что незыблемым было вчера,
То не значит уже ничего.
Превращается  в пепел алмаз,
И на плаху ведут королей.
Лишь в историю входит рассказ
О деяньях "святых" палачей.

Мудрость выбрала правильный путь,
Понимая, что вечность, что тлен.
И с дороги ее не свернуть
Разноликим творцам перемен.
Разрушаются стены, дворцы,
Покрываются мхом и песком.
Безнадежно пустеют ларцы,
И никто не жалеет о том.

Рвется сеть рукотворных границ
Колесницей грядущих времен.
Размываются профили лиц,
И стираются списки имен.
Пишет летопись "новый мудрец",
Искривляя событий игру.
Исправляет ошибки творец,
Долговечность, урезав перу.

По спирали, кольцо за кольцом,
В ограниченном мире своем,
По начертанной тропке идем.
То ли вверх, то ли вниз, не поймем.
Каждый хочет оставить следы,
Кто-то делом, а кто-то мечом.
Но сизифовы это труды,
Ибо вечного нету ни в чем.

Схоронюсь-ка  я в келье своей.
Поразмыслю о скорбных делах.
В самый раз и пожить поскромней,
И покаяться надо в грехах.
Покаяния примут мои
Старый тополь, да чистый ручей,
А рассветной порой соловьи
Пусть порадуют песней своей.


 


Женщине

Как мне спеть о тебе? Где слова мне найти?
Все равно, ведь всего не сумею сказать.
Даже если до истин высоких дойти,
Невозможно пером и строкой описать
Это пламя любви, что не знает границ,
Этот взгляд, от которого ночью светло.
Эту речь, что сродни только пению птиц.
Это сердце, что дарит добро и тепло.

Непонятна порой, как загадка сама.
Искрометный порыв предсказать не дано.
Грациозность манер, эластичность ума.
Обаяньем пьянишь, как хмельное вино.
Ты способна понять и умеешь прощать,
Разрушая руками судьбы эшафот.
Можешь верность хранить и уверенно ждать,
Даже если никто и давно уж не ждет.

Притяженья секрет невозможно познать.
В этом сила твоя, без особых прикрас.
Не устанут поэты в стихах воспевать
Прелесть томных ресниц и пленительных глаз.
Даже праздник весны будет в серых тонах,
Если ты не сплетешь из ромашек венок.
Словно счастье хранишь в нежных, теплых руках.
Как бы пышно не жил, без тебя - одинок.

В материнстве твоем тайна мира живет,
Что всегда и везде прославлялась в веках.
И художник прекрасней сюжет не найдет,
Чем Мадонна с младенцем на хрупких руках.
Сколько разных забот и бессонных ночей?
Жизнь в достатке дает для печали причин.
И сплошная тревога за судьбы детей,
Словно повод для ранних седин и морщин.

Как мне спеть о тебе? Где слова отыскать?
Тайна женской души - это вечный секрет.
До конца не постичь, до конца не понять,
Но не жить без тебя - это главный ответ!
Словно в реках вода, убегают года.
Изменяется мир неприглядно весьма.
Только ты остаешься прекрасной всегда.
Словно жизни росток, как природа сама.


 


Зимняя ночь

Белый саван вокруг, тишина...
Лишь колеблется воздух устало.
Желтой краской по снегу луна
К горизонту тропу начертала.

В чистом зеркале льда на реке
Звезды видят свое отраженье.
Озарен небосвод вдалеке
Разноцветным, прозрачным свеченьем.

Бархат ночи изящно увит
Облаков золотистой вуалью.
Вечной сказочной тайной манит
Лик миров безграничною далью.

Над равниною снежной страны
Скал разрушенных, древних вершины.
Двум стихиям извечно верны
И с Землею, и с небом едины.

Вниз по скалам сбегает туман
Серебристой, неспешной волною.
Укрывает уснувший лиман
И долину белесой стеною.

Но бледнеет вдали небосклон,
О приходе утра извещая.
И уходит причудливый сон,
Краски ночи с собой забирая.






Старая гвардия

Мы сидим у костра, повидавшие виды мужчины.
Седина на висках, но вполне молодые душой.
Соблюдать не пришлось нам закон "золотой середины".
Все по краешку шли, был расклад по работе такой.

На штормовках у нас, что от времени белыми стали,
Отличительный знак принадлежности к клану бродяг.
Средь высоких широт мы богатства земные искали.
Был открытия миг и удачи строптивой зигзаг.

Вспоминаем друзей и бескрайние тундры просторы.
Крепкий чай в котелке вкус особый, знакомый дает.
И опять до утра будем тихо вести разговоры.
И, конечно ж, никто до зари даже глаз не сомкнет.

Память тоже не спит и неспешно листает страницы.
Звон серебряных струн, тихо песня плывет над водой.
В наш мужской разговор на рассвете вмешаются птицы.
Что ж, послушаем их, мы с пернатыми крови одной.

Сколько было дорог! Пошатались по белому свету.
И в снегах, и в горах, и в коричневой жиже болот.
Забирались в места, что на карте и нынче-то нету.
И у каждого свой недобитый маршрут и отчет.

Новый день настает и, костер, догорев, угасает.
Все пойдем по домам, нас давно уже поле не ждет.
Только в синей дали звук, до боли родной, затихает.
И увы, но без нас пересек горизонт вертолет.

Для свободной души места нет средь стекла и бетона.
Кто с природой в родстве, там покоя себе не найдет.
Не заменят огни самой яркой раскраски неона
Ни тундровый закат, ни, тем более, горный восход.







Алчность

Неоспоримо, алчность безгранична!
Готова что угодно погубить.
Она глуха, слепа и безразлична,
Добром ее нельзя остановить!

Старуха у разбитого корыта -
Ярчайший исторический пример.
Поэтом сущность гнусная раскрыта,
И весь набор “изысканных” манер.

Но хороша не тем седая сказка,
Что раскрывает суть порока нам,
А тем, что в ней конкретная подсказка,
Она гласит: “ПОЧАЩЕ  ПО  РУКАМ!!!”