Забытый тюльпан
Дата и обстоятельства рождения, родственники, замужество - ничего конкретного о ее жизни не могли выудить журналисты, несмотря на все старания. В каком году родилась Лидия в точности неизвестно. Ее архив пропал. Впрочем, что значит дата рождения? У красивых женщин нет возраста!
Девочка родилась в Харькове в восьмидесятых годах позапрошлого века. Ей дали имя Лидия, сокращенное до ласкательного - Ида. Под этим именем она и вошла в историю.
Рубинштейны были сказочно богаты, даже по европейским меркам. Но безмятежное детство ребенка было прервано несчастьем: родителей унесла эпидемия. Впрочем, многочисленные родственники относились к сироте, как к принцессе крови, все прихоти ее исполнялись безоговорочно. А в десятилетнем возрасте Иду отправили в Петербург к тамошней родственнице. Девочка по достоинству оценила тетушкин особняк на Английской набережной, ломившийся от живописи, фарфора, бронзы и всяких редкостей.
Образование Ида получала дома и без труда освоила четыре языка: английский, французский, немецкий и итальянский. А когда девочка заинтересовалась историей Греции, тут же был нанят ученый-эллинист. Как всякую благовоспитанную барышню, Иду обучали музыке и танцам. Последнее ей не давалось. Однако бешеное самолюбие заставляло девочку часами вертеться перед зеркалом, то отрабатывая сложное па, то застывая в изысканной позе. Наконец ей было позволено брать уроки драмы у артистов императорских театров, но закончилось это обучение сюрпризом: Ида заявила о своем желании стать трагической актрисой.
Идея вряд ли была удачной: стихи Ида читала из рук вон плохо - манерно, с истерией, в общем, сейчас она вряд ли прошла бы даже первый тур в любое театральное училище. Да и внешность была, мягко говоря, неординарная. Большеротая, с узкими, вытянутыми к вискам глазами, худая, плоскогрудая девица опередила время почти на столетие. Тем более что о фотомоделях тогда никто слыхом не слыхивал.
В девяти случаях из десяти такие "гадкие утята" получают стойкий комплекс неполноценности на всю жизнь. Но Ида никогда не относилась к большинству. Девушка искренне считала себя красавицей, и через несколько лет это признали другие.
"Лицо Иды Рубинштейн было такой безусловной изумляющей красоты, что кругом все лица вмиг становились кривыми, мясными, расплывшимися", - вспоминала одна из современниц.
Вот так, не больше и не меньше.
Впервые появившись в обществе, она заставила говорить о себе не как о красивой женщине, а как о каком-то фантоме:
"Никто не умеет так обедать, как Ида Рубинштейн. Протянуться длинной рукой к закускам, взять ложку, ответить что-нибудь лакею, при этом хохотнуть вам трепетно блеском зубов, пригубить вино и с небрежной лаской налить его соседу - все это музыка, веселье, радость. И тут же разговор на труднейшую тему, в котором Ида принимала живейшее участие, даже не без некоторой эрудиции, особенно пленительной в таких устах. Играя за столом, усыпанным цветами, скользящими улыбками и прелестным наклоном головы к кавалеру, она иногда, разгорячившись по-своему, в порыве восхищенного экстаза бросала на дно вашего бокала бриллианты, снятые с длинных пальцев".
...Претендентов на сердце Иды было много. Но их надежды были напрасны. "Ни пятнышка, ни микроба банальности" таким был ее девиз. "Я не могу идти рядом с кем бы то ни было. Я могу идти только одна".
Со Львом Бакстом, знаменитым театральным художником и декоратором, Ида познакомилась на светском рауте.
"Это существо мифическое... Как похожа она на тюльпан, дерзкий и ослепительный. Сама гордыня и сеет вокруг себя гордыню".
"Тюльпан" хотел поставить "Антигону". На свои средства, разумеется. Бакст согласился. С этого дня и до самой смерти, все последующие двадцать лет, его талант, силы, время, лучшие порывы художественной мысли будут принадлежать Иде. Почему он не написал ее портрет? Странно и непонятно...
Высказывания прессы на премьеру "Антигоны" было вялое, но это не расхолодило исполнительницу главной роли. Она решила стать настоящей актрисой. До этого времени у семейства Рубинштейнов увлечение Иды театром не вызывало опасений, но стать профессионалкой... Между актрисой и куртизанкой Рубинштейны не видели принципиальной разницы.
Именно в это время Ида оказалась в Париже и очередной родственник, известный парижский врач профессор Левинсон, спасая честь семьи, объявил гостью невменяемой. Ида оказалась в клинике для душевнобольных. К счастью, ее петербургские родственники потребовали выпустить узницу на волю.
Ида тотчас вернулась в Россию. Все пережитое привело ее к спасительной мысли: для того чтобы освободиться из-под опеки родственников, надо выйти замуж. Она быстро нашла подходящую кандидатуру, против которой добропорядочному семейству невозможно было возразить: своего кузена Владимира Горовица. Брак распался после свадебного путешествия, Ида навсегда стала свободной. Она богата, а значит, свободна вдвойне. К тому же мысль о семейных узах соединилась в ее сознании со стенами психушки.
«Я не могу идти рядом с кем бы то ни было. Я могу идти только одна».
Впрочем, одиночество не всегда означает трагедию. Если человек беззаветно предан искусству, он знает, какое невыразимое блаженство, какое счастье дарит одиночество.
Рубинштейн решила выступить и в роли балерины. Ничего более рискованного невозможно было придумать для двадцатипятилетней женщины, у которой отсутствовала хореографическая выучка и для танца не имелось никаких физических данных. Но и пьеса для дебюта была выбрана, мягко говоря, эпатирующая - "Саломея" Оскара Уайльда. Гвоздем спектакля Рубинштейн предполагала сделать так называемый "Танец семи покрывал", когда главная героиня сбрасывает с себя легкие одежды, оставаясь обнаженной.
На роскошную постановку была потрачена уйма денег. Однако за несколько дней до премьеры "Саломею" запретили. И тогда Ида решила на сцене Петербургской консерватории показать лишь "Танец", скандальные слухи о котором уже вышли за пределы репетиционного зала.
Вечером 20 декабря 1908 года в небольшом помещении, снятом для премьеры, яблоку негде было упасть. Петербургская публика еще мало знала Рубинштейн, и зрители перешептывались: Таинственная особа... Говорят, несметно богата... Из хорошей семьи... И публично раздеваться догола?
Упало последнее покрывало. Ида осталась лишь в гирляндах бус. Мгновение мертвой тишины, превратившейся в овации....Это был первый и несомненный успех Иды Рубинштейн. Задолго до легендарной Айседоры Дункан она привнесла в балет ярко выраженную эротику. Но Ида не была ни любовницей, ни женой выдающегося поэта, а людская память - штука капризная.
Позже в Париже Ида вступила в труппу Дягилева. В балете "Клеопатра" была очень рискованная сцена, когда царица у всех на глазах предавалась любви. И лишь в кульминационный момент ложе любовников прикрывали легкой тканью. В зале стояла такая тишина, словно зрители давно покинули его.
Между тем это было беззвучье шока: в рецензиях писали не об овациях: зал просто выл от восторга. Звезда Иды Рубинштейн взметнулась в небо ночного Парижа. Она, как писали, буквально затмила выступавших одновременно с ней и Павлову, и Карсавину, и Нижинского, и Фокина.
И кто сейчас об этом помнит?
После Клеопатры Ида отбыла в Венецию. Здесь начались ее съемки в фильме по сценарию, вошедшего тогда в моду поэта и драматурга д'Аннунцио. История была в том духе, который всегда привлекал Иду: смертельная схватка страстей на фоне роскошных пейзажей. Немота экрана того времени была на руку Иде с ее эффектной внешностью и необыкновенной пластикой, но полным отсутствием голосовых данных. Критика, правда, не обратила на фильм никакого внимания, но Ида собой на экране явно была довольна и, видимо, решила продолжать в том же духе.
Рубинштейн прижилась в Париже. В 1909 году уехав из России, она бывала там только наездами. Отсутствие своего гнезда в столице мира стало тяготить Иду, и она купила дом с большим участком.
Как всегда, она добилась своего: результат был ошеломляющим. Дом просторный и тихий. В большой гостиной комнате висит тяжелый занавес, скрепленный золотыми кистями, как в театре. Встроенные в одну из стен зеркала придают комнате таинственность, удлиняя ее. Сенегальские инструменты пыток зловеще мерцают в темном углу, искусно развешанные ткани из Абиссинии образуют как бы вход в пещеру Аладдина, из Древних Афин статуя оракула с застывшими чертами, японские боги и божки, самурайские мечи, будто ждущие жертвы.
Парк, разбитый вокруг дома, изумлял не меньше. Благодаря впечатлению кого-то из ошеломленных гостей, опубликовавшего увиденное в газете, мы сегодня можем окунуться в причудливый мир этой загадочной женщины.
"Тропинки в саду были уложены голубой мозаикой. Здесь фонтан. Здесь беседка из вьющихся растений. Неожиданно появляются розовато-лиловые гиацинты, затем азалии перламутровых оттенков, затем, как белопарусная армада средь волн, одурманивают ароматом стройные ряды лилий, поднявшиеся над голубой подстриженной травой. Разительные переходы, резкие, волшебные! Ида Рубинштейн, чье платье гармонирует с этими расцветками, проходит мимо, загадочная, и улыбается.
В этом волшебном саду разгуливали недовольно цокающие павлины. Среди зеленых крон летали райские птицы, которые, благодаря хитроумно размещенным клеткам, казалось, находились на свободе. Иногда к гостям выводили любимицу Иды - маленькую пантеру, которая охраняла ее спальню...»
Павлины, райские птицы, пантера - не угодно ли?! Не удивительно, что на Западе русских женщин до сих пор считают самыми загадочными и экзотическими представительницами белой расы. Удивительно, что в самой-то России ничего подобного и в помине не осталось.
В 1910 году в русский сезон в Париже открылся балетом "Шехеразада". Надо ли объяснять, кто воплощал образ обольстительной девы! Великий Вацлав Нижинский, танцевавший вместе с ней, назвал Иду в этой роли совершенно бесподобной, хотя она, строго говоря, не танцевала, а лишь принимала на сцене эффектные позы в эффектных туалетах.
Гениальная фигурантка - в этом амплуа Ида Рубинштейн осталась единственной и неповторимой на всю жизнь. И она же - единственная из всех светских дам - согласилась позировать художнику обнаженной. Со времен герцогини Альбы, взбалмошной подруги Гойи, ничего подобного никто себе не позволял. Ида - позволила.
Иду Рубинштейн Серов впервые увидел на репетиции "Шехеразады". Он уже был наслышан о ней от друзей, непосредственных участников русских сезонов. Да что друзья! Весь Париж тогда говорил, ахал, разводил руками, восхищался и укоризненно качал головой при одном упоминании этого имени. Но все это не шло ни в какое сравнение с личным впечатлением. Серова эта женщина сразила наповал.
Наиболее сочувственно отнеслись к портрету те, кто не только видел Иду на сцене, но и знал ее лично. И они могли свидетельствовать:
"Угловатая грация тела, раскидистость несколько надменной, смелой и хищной позы во всяком случае нам дают законченный образ женщины, оригинальной по интеллекту, характеру, не лишенной чего-то влекущего, но не обещающей уюта".
И портрет, двойник Иды, ее материализованная сущность, не обещал уюта и зрителю, вызывая смутное беспокойство, сбой настроения. В ней есть что-то таинственное до холода, до озноба...
А время неумолимо шло, хотя Ида надменно его игнорировала. Безграничное тщеславие унять было некому. Вернуть к земным реалиям женщину, которая жила в каком-то собственной волей обустроенном мире, не представлялось возможным. Вот впечатления журналиста Льва Любимова, беседовавшего в Париже с Рубинштейн:
"Как только она появилась на пороге, я испытал то же, что вероятно, испытывал каждый при встрече с ней: передо мной было словно видение из какого-то спектакля... В муслиновом белом тюрбане, закутанная в облегающие ее соболя, она сидела затем на диване среди больших розовых подушек. Я задавал ей вопросы, она отвечала мне то по-французски, то по-русски".
Ида была большой любительницей сильных ощущений, гонялась за ними, не жалея средств, правду же от выдумки в ее признаниях репортерам отличить трудно. Она рассказывала о том, как занималась охотой на медведей и оленей в Норвегии, как ночевала в палаточном лагере на вершине горы в Сардинии, как отправилась в Африку, где, преследуя львов, убила одного из них.
Яхта мадам Рубинштейн была всегда готова к отплытию. Ее обезьянки и подросшая любимица пантера жили на ней, ожидая очередного путешествия. Ида всю жизнь старалась не пускать на самотек ни одного дня, то на яхте, то на аэроплане, то на верблюде убегала от однообразия будней, переживания вчерашних огорчений и ожидания новых. Вот выдержка из автобиографической статьи, появившейся, когда она была на вершине славы:
«Вам угодно знать про мою жизнь? Я лично делю ее на две совершенно самостоятельные части: путешествия и театр, спорт и волнующее искусство. Вот что берет все мое время. Одно велико, другое безгранично. Я то уезжаю в далекие страны, то подымаюсь в заоблачные сферы, по крайней мере, мне лично так кажется. Что же по этому поводу думают остальные, меня интересует меньше, чем вы можете думать. Вероятно, многих удивит такая безалаберная, кочующая жизнь, при которой я не знаю, что будет со мной через неделю. Я же нахожу в ней наибольшую прелесть. Без этого я не могла бы вовсе жить. Мне необходима смена и полная смена впечатлений, иначе я чувствую себя больной».
В откровениях Иды трудно отличить правду от вымысла, да и вряд ли это необходимо. Как говорил один известный писатель: "Прекрасное вранье? Внимание! Это уже творчество!"
В сорок с лишним лет Рубинштейн чуть было не сделала ошибку, свойственную многим женщинам, которые поверили льстецам. Она решила вернуть лавры выдающейся танцовщицы и успех молодости. Сенсации не получилось. Вмешалась история.
...Вторая мировая война изменила многое. Жизнь оказалась полна приключений и неожиданностей, но совсем иного свойства. Иде, еврейке, оставаться в Париже было небезопасно. И она отправилась в Лондон.
Изменился стиль ее жизни. Ида и раньше не была склонна к богемному времяпрепровождению. В Лондоне она сторонилась шумных сборищ. Не делала ни малейшей попытки войти в высшее общество. Категорически отказывалась от любого упоминания в прессе. И, что самое удивительное, проявляла полное равнодушие к театральной жизни.
Ида пошла работать в госпиталь. Все были уверены, что она профессиональный медик - настолько эффективным и тщательным оказался уход за ранеными. Сколько воспоминаний увезли с собой солдаты о высокой элегантной женщине, которая не шла, а плыла по палате! Они не узнали о ней ничего, кроме того, что ее поразительные руки делали безболезненными самые сложные перевязки.
Как только Париж был освобожден, она туда вернулась, одинокая, как никогда прежде. Но и любимый город не принес успокоения, а от дома остался лишь обгорелый остов.
Конечно, при сохранившихся богатствах Ида могла купить себе любой особняк. Но Ида поселилась на Французской Ривьере. И осталась там до конца своей жизни. Еще в детстве приобретенное умение не скучать в компании с самой собой теперь ей очень пригодилось. Она могла всю ночь просидеть на веранде виллы, глядя в небо и любуясь холодным сиянием звезд. Право, это куда лучше, чем ворочаться от бессонницы...
Смерть Иды Рубинштейн от сердечного приступа наступила неожиданно 20 сентября 1960 года. В ее завещании строго оговаривался вопрос похорон. Та, что так желала славы и ажиотажа вокруг себя, отказывалась от прежних притязаний: запрет на извещение о смерти, полная тайна времени кремации и захоронения, на памятнике никаких надписей, ни имени, ни дат. Только две буквы: I.R.
Ида Рубинштейн ушла так же неподражаемо, как и жила. К ее имени всегда будут искать особенное прилагательное. Таинственная, легендарная, неповторимая, блистательная, жестокая, инфернальная... И это будет правдой.
Только вот на серовском портрете она печальна и беззащитна.
Портрет кисти В.Серова
Свидетельство о публикации №110053100044
Леди Лайт Мадам Де Аш 29.07.2010 12:33 Заявить о нарушении
Светлана Бестужева-Лада 29.07.2010 13:02 Заявить о нарушении