Из цикла Прекрасная Елена

*   *   *

А ты знаешь – сегодня на ужин,
Кроме слов о любви, ничего. –
Вот и славно, я нынче простужен,
И любовь исцелит от всего!
Так что ты говори, дорогая,
Или пой, или тихо играй –
Я сторонник домашнего рая,
Для чего мне придуманный рай?
Что такое земная обида? –
Это тень, наваждение, тлен,
Исчезающая Атлантида,
Выцветающий гобелен.
Ничего… мы действительно живы.
Я могу дотянуться рукой
Сквозь пространство, где нет перспективы,
До тебя, мой блаженный покой.
Я опять прислоняюсь к коленям
И целую прозрачную кисть.
Мы уже ничего не изменим,
И какая в измене корысть…

*   *   *

1

У нас на Пасху красное вино,
И ты, моя царица, не в накладе –
Тебе со мной впервые всё равно,
Что пить вдвоем, в глаза друг другу глядя.
И мне уже неважно, что я пью,
Когда я слышу музы милый голос,
Твержу себе: «Ты рядом, я не сплю».
Сегодня нам не страшен даже Хронос.
Возьми бокал, любимая, замри
И – выпрямись, затем качнись поближе.
Не в зеркало – в глаза мои смотри,
А я в твоих глазах себя увижу.

2

Моя царица предала царя –
И убежала вскоре после Пасхи.
А вечностью я всуе клялся, зря –
Высокое мельчает от огласки.
Уместно мимоходом помянуть
Героя дня и нового романа –
Ей из него такое можно гнуть,
Что неприлично и на взгляд барана!
Моя царица повелась на блик,
Пустышку, и живет с тоской во взоре. –
Но тесен нам отныне материк!..
А женщины изменчивы, как море.
Чего ты хочешь, милая моя? –
Я даровал изменнице свободу,
А сам чуть не спустился в те края,
Откуда сон свою приносит воду.
Твоя любовь была страшней клинка –
Пронзила глубоко и там осталась.
Да жажда жизни слишком велика –
И от любви меня излечит жалость.
Мне жаль тебя. – Тебе себя не жаль? –
Какая ты несчастная, святая?
Грядет весна. Небесная эмаль
Не треснет, как распалась бы простая…

3. Гомер – Менелаю

Ты вышел в люди, Менелай,
Ты вышел в люди.
Теперь, чего ни пожелай,
Тебе добудем.
Захочешь девок – как с куста,
Получишь девок.
Мораль пропащего проста –
Ценой издевок
Мы добиваемся на миг,
Чтоб нас забыли
И не угадывался лик
Под слоем пыли.
Но ветер гонит корабли,
И скоро Троя,
И, как велит закон земли,
В кругу нас трое.
Один обманут и смешон,
Второй наивен,
Но мы не покупали жен
По весу гривен!
А ты считала ль медяки
И голодала?
И знала ли, как нелегки
Меч и орало?
В кругу моих больших забот
Ты под защитой
Была, но выбрала исход, –
Теперь мы квиты!
Теперь твой город за стеной,
А боги жаждут!
И только тучи стороной
Проносит дважды.
Штормит, растрескался бушприт,
Скрипит ундина,
Маяк мерцает иль горит
Во тьме равнина? –
Сквозь эту боль не разобрать,
Сквозь эту влагу…
Мне больше нечего терять, –
Прими присягу! –
Так пылко клялись на пиру
Мужья Эллады!.. –
И прослезились поутру…
Так было надо.
Семь шкур сошло, дубленых кож,
Стал беззащитен.
Узнаешь – лучника наймешь
В Микенах, Крите…
Там есть отличные стрелки
В затылок, спину…
Нет человека – и легки
Кивки ундины!
Стихает шторм, твоя земля
Парит под плугом.
Когда бы смыло с корабля
Не мужа – друга!
Когда бы что дало забыть
Тебя – живому,
То ныне не пришлось бы плыть
Во мгле из дому.
Ах, как не хочется взывать
К богам пучины,
Но эта мягкая кровать –
Не для мужчины!
Дорога дальняя к концу –
Ты ближе, ближе…
Богам улыбка не к лицу!
И я не вижу.

4

Если б в жизни случайно встречался сюжет,
Мы и этому были бы рады.
Только время царапнет изнанкой манжет –
И уходят герои Эллады.
Большинство – в никуда, остальные – в Аид. –
Добровольно, мой друг, добровольно. –
Посмотри на восток – это Троя горит,
Мертвецам всё равно и не больно. –
Мне – не больно. – Я, можно сказать, уцелел,
Пережил, обошлось, отходили.
То ли парус белел, то ли я заболел,
На морские набросился мили.
Ты меня расколола до самого дна,
Речь на фене – «меня расколола». –
Сердцевина шипит, и шальная волна
Настигает почище могола.
Мы – Европа! Уже просвещенный народ!
Наше братство – есть братство культуры! –
Только Троя горит от ворот до ворот,
Только небо становится хмурым.
Что, штормит океан? Средиземье штормит? –
Не везде мы еще побывали.
А герои уходят, уходят в Аид
Сквозь пробоины на покрывале.
Эти раны земля не залижет, вода
Не сокроет, а небо не спрячет, –
Пусть по воле богов мимо мчатся года –
Ничего это время не значит,
Если рябь океана не старит лицо,
Под тобой не галера – трирема,
И пространство, как рыба, свернулось в кольцо,
И уже не нужна теорема
Ни герою с мечом, ни тебе, Архимед,
Ни жене, Менелай, Архимеда.
Мы исполнили клятву, свершили обет –
«Аве, цезарь!» – короче, победа.
Впереди – бесконечно-конечная даль,
Хоть сегодня не думай о горе.
Спит в каюте жена. На исходе – февраль.
Впереди – одинокое море.

5. Елена – Менелаю

Прощай, еще одна страна,
Один мужчина,
Опять кричат: «Твоя вина!» –
Моя кручина!
«Ты не любила никогда! –
Ты не любила…» –
Моя вина? – моя беда
И ваша сила.
Так в злобной ревности слова
Цедит сивилла, –
Я – не права, – она – права,
Она казнила!
Все выбирали, я одна
Не выбирала,
Под небеса несла волна –
Всё было мало!
Мирская зависть жизнь мою
Перевернула.
А что Олимп? – я узнаю,
Откуда дуло!
Но должно женщину вот так
Губить! – «Доверься» –
«Ах, ваши губки точно мак!
Ах, ваши перси!»…
Я здесь состарилась уже! –
Мое ли дело –
Мечтать о жертвенном ноже?
И я посмела
Прожить как хочется самой,
Как мне мечталось.
Да, Менелай, да, милый мой,
Мы встретим старость
В одной постели и умрем,
Увидев внуков,
Которым ласково соврем,
Что нет разлуки…

*   *   *

Голос сирени, ночной фиалки,
Жар от огня, что хранят весталки,
Медленный танец теней.
Только что землю смочила влага,
Тают узоры архипелага,
Арка моста, а за ней –
Шелест листвы, парафраз мелодий,
Хора и арий, длиннот, рапсодий
Вспыхнет букетом огней.
То светлячками в моей ладони
Город всей нежностью сердце тронет,
Памятью сада камней.
Жизнь продолжается, снится, длится,
Жаждущий снова спешит напиться,
Вместо развилки дорог –
Ровное-ровное чисто поле,
Камни и травы, земля и воля,
Неба слоистый пирог.
То ли там ягоды, то ли стрелы,
Вниз по теченью, сверкая белым,
Падает метеорит.
Тень и предмет через миг сольются,
Так загадать и не обмануться
Можно, да остров – Крит
Или – на выбор – Святой Елены,
Всё-то места, где вскрывают вены,
Сделав последний жест.
Так пропадай без меня, голубка,
Голос сирени впитай, как губка!..
Жди перемены мест.

МЕНЕЛАЙ – ЕЛЕНЕ

Не Прометеев – греческий огонь,
Побита в прах краса полей – пехота,
О днище бьется Посейдонов конь,
И на щитах чернеет позолота.
А небо беспросветно. На разрыв
Испытывая перепонки,
Беснуется чудовищный порыв,
И молнии плетут свои плетенки.
В начале – сотворение, затем –
Период междуцарствия, за ними,
Как совершеннейшая из систем, –
Пора любви, восславившая имя. –
Теория абстрактного добра,
Бесполого духовного начала.
Но ты жива, и мысль моя хитра –
Нас вознесла волна и укачала
Стихия бессознательного сна,
Бушующего хаоса во плоти. –
За сном зимы последует весна.
И гнев богов в зените. На излете…

*

Что чей-то гнев, когда наедине
Остаться страшно? Страшно объясниться
И замереть, оглохнув, в тишине,
Как замерзает певчая синица.
Везде темно, и искры, что огни,
Плывут перед незрячими глазами. –
Любимая, мы на земле – одни,
Пусть боги для себя решают сами,
Зачем им жребий, случай, договор… –
Я доверяюсь твоему обману. –
Ведь ты любила? – Любишь до сих пор?
О прошлом ни расспрашивать не стану,
Ни вспоминать. – Игрушкою в руках
Чужих, увы, ты тоже побывала, –
Так пусть же те, кто судят нас в веках,
Пройдут сквозь ночь и встанут у штурвала!
Пусть ненависть мной двигала, когда
Я без тебя скорбел и сокрушался,
Но ты – моя опора и среда,
И я освободиться не пытался.
Нас развело, теперь столкнуло. Так
Ликует буря, рушатся границы,
Я вижу свет, хотя повсюду мрак,
Нам больше не дано разъединиться!
Привыкни быть во мне. Привыкни быть
Единою со мной душой и телом.
Торопит Посейдон, и надо плыть
Туда, где горизонт мерцает белым…

МЕНЕЛАЙ – ТРОЕ

Наши кости не крепче гранита,
Наши души не старше земли, –
Точно пышная царская свита,
Прилегли на корму корабли.
Соль морская въедается в днище,
Волны ночью и днем высоки, –
После нас не потоп – пепелище.
Ключ иссякнет. Вернутся пески.
Этот город семижды разрушен,
Этот город семижды спасен –
Что тебе, безъязыкая суша,
От приявших погибель племен?
Что тебе от меня, супостата? –
Ты, как женщина, мне не нужна,
Ты бесславна, ущербна, щербата –
Пропадет в твоих стенах жена!
Знаешь ли… мы не раз воскресали, –
На монете с другой стороны
Тот же герб, словно сало на сале,
Как война на войне без войны.
А в котел, где бурлила похлебка
Наших судеб, добавили яд!
Обезумели все! Это тропка
В ад! Никто не вернется назад.
И глаза мои видят пустыню
На цветущем твоем берегу,
Сонм кровавых безумств, тьму. Святыни –
Всё разрушено. Всё. Не могу.

ВСЛЕД ЗА ОРФЕЕМ

Ты умерла. Прошел всего лишь час. –
Лишь час, как мы стояли под часами.
Ты умерла, поскольку свет погас,
Поскольку свет погас под небесами.

Не туман кружит – летучий газ,
Лики Беатриче, Эвридики.
Боже, я прошу в который раз:
Этот грубый, непристойный, дикий,
Пышно разраставшийся пейзаж
Оцени натурой беспристрастной.
Я тебе заказывал монтаж
Лжи, несовместимости и шашней?!
Только близость можно предавать,
Заменять другою и с другими.
Жизнь имеет свойство убывать.
Вещи не становятся нагими –
Глохнут, умолкают, говорят
Странными, чужими голосами,
И преображенный звукоряд
Слушаешь, как музыку, часами.
Слушаешь бессмысленный набор
Гармоничных звукосочетаний,
Колокол, озвучивший собор,
Гул воспоминаний и литаний.
Ветер бесконечности настиг,
Всю мою тоску обезоружил,
Был когда-то брег сей гол и дик,
Мы – не звери, а гораздо хуже:
Сложная система, – вот душа
Улетает, но, страшась полета,
На глаза наклеив два гроша,
Заплетает тени, как тенета.
Временная мера, как ни прячь
От себя сознанье за порогом,
Память – это боль, а ты – палач,
Задыхаться, Боже, – это много.
Я – ничто без знаешь сам кого,
Я – ничто при всей своей гордыне,
Звезды – твой, не общий каталог –
Холодно ночами спать в пустыне.
Зябко от тумана, влажный след
На ладонях, волосах, ресницах.
Я опять один. Тебя там нет.
Эта встреча только мне приснится.
Надо научиться видеть сны вдвоем
И держаться за руки во сне, как дети.
Обернись! – сужается проем.
Это значит – я за всё ответил.

*   *   *

Оглянись на мои огни, на мои слова. –
Я не верю, что мы одни, что любовь жива. –
Или думай, что говоришь, или замолчи! –
Я не верю, что ты сгоришь, стеарин свечи! –
Я тяну тебя за рукав, я прошу – пойми! –
Даже если я был не прав семь раз из семи –
Без тебя я дышу тоской, выдыхаю боль,
Проклинаю весь род людской и свою в нем роль! –
Ибо время спускает стяг за моей спиной,
Ибо сделан последний шаг от любви земной
К той, небесной, где нет ни уст, ни желаний тел, –
Обжигающе космос пуст, ибо осмос – бел!

Ожидание тупит мысль и стирает путь –
Остается рвануться ввысь, обретая суть, –
Я теряю тебя опять, и на этот раз
От меня ничего не взять, и, смиренный аз,
Предлагаю твоим очам пепел, глину, грязь,
Время отдыха палачам, одиноким – связь,
Безнадежно больным – покой, а здоровым – сон,
Или нет – отдели рекой колокольный звон,
Ибо я не прощаюсь – нет, а прошу – прости,
Я – пространство твоих комет, ты в моей горсти…

*   *   *

Без тебя наступила зима. –
Уж вторая зима, дорогая. –
Меа кульпа! – не ты ли сама
Говорила «люблю», убегая? –
Нами правит закон, а не страсть,
Только мы – милосердные боги! –
Попирая запретное всласть,
Замираем на самом пороге.
Что тебя испугало, моя
Ненаглядная? Что отпугнуло? –
Но уже не отыщем края,
Где любовь одиноко уснула.
Я тебя вспоминаю с тоской
Или нежностью. Чaсто. Без гнева.
Нас рассудит и свяжет покой –
Навсегда, о моя королева.

*   *   *

Перепутай меня с другим,
Черствый хлеб разомни в руках
В пыль дорожную, черный дым,
Бестелесный летучий прах.

Перепутай меня на миг
В сто каких-нибудь жалких лет:
Этот мир – он такой шутник,
Что другого нет.

Перепутай меня, а я,
Именуя других – тобой,
Прах и пепел возьму в друзья,
Боль агонии, смертный вой…

*   *   *

Соленый пот, соленый дождь в соленом море –
Не жди щедрот случайных, вождь, с богами споря.
На погребальные костры хватило теса.
Нет у забвения сестры! – Наги и босы,
Мы предстаем перед судом слепой Фемиды,
И если спросит: где твой дом, где брег Тавриды? –
Что ей ответить? – далеко, – ты не увидишь.
Дерзить бессмертному – легко. Смолчишь – обидишь
Себя. Душа в последний раз стоит у входа.
Так слушай, вождь, не божий глас, но глас народа!

РОНДО

Жили – не мешкали,
Жертвуя пешками,
Были любители спорить.
Нам ли поверили,
Вышибли двери ли,
Но собираемся торить
Тропки и тропочки, –
Жизнь – это стопочка,
Не поленился – и выпил, –
Выпил до донышка,
Где ты, Аленушка? –
В каждом мерещится всхлипе
Чаек – твой голос,
Родной и безжалостный,
Горький, фальшивый, разбитый.
Как ты там выживешь? –
Дальше ли, ближе вещь,
Но если вещь эта – ты, то
Тени сгущаются,
Всё изменяется
Непоправимо, в Аиде
Встретит забвение,
От сотворения
Смотрим туда и не видим.
Сны нарисованы. –
Занавес. – Совами! –
Серыми совами тени.
Серыми башнями –
Нашими шашнями
Торим ступени измене.
Вправо ли, влево ли –
Что мы наделали? –
Где оказались в итоге? –
Жили – не мешкали,
Деток тетешкали
Да рассуждали о боге…

МОНОЛОГ

Скорей сомкните челюсти челесты –
Куда как страшен зев ее разверстый
И голос предвещающей сивиллы…
А я спросить хотела – кто мой милый? –
Но звук плывет, и тень в глазах троится,
Мелькают города, наречья, лица,
Как много вас, считай – ни одного… –
Уж лучше б не любила никого.

Сорвались с уст нечаянно слова… –
Молчи, сивилла! Я на цифре два
Уже устала. – Привыкать к двоим,
Их запаху… но дух – неразделим? –
Не выбор предлагается – предать! –
Не два героя чудятся, но рать!
И все ко мне, и все в меня, со мной…
Как страшно осознать себя женой!
Я – гордая, я думала царить,
Но о своих желаньях говорить
Игрушке смертной – веселить господ!
Так смейтесь же – я делаю свой ход!

ИСТОЧНИК

А умолчание от мира тайну прячет.
Вот два ключа – холодный и горячий:
Кастальский ключ и ключик Иппокрена…–
В обоих отражается Елена.
Другим другое зеркала покажут –
Что им за дело до чужой покражи? –
Попутный ветер или не попутный –
Разбито прошлое, потрескавшийся, мутный
Осколок я разглядываю тщетно –
В нем гнев богов, Везувий или Этна…
И привкус желчи, взлетов и падений
От наших встреч у зеркала видений.
Глоток – былые краски оживут,
Другой – забуду, как тебя зовут. –
Что лучше? – Только боль звучит в одном,
Но если ты оборотишься сном –
Тебя я не увижу наяву.
Безумие прошло, а я живу.

*   *   *

Девочка, видишь – ты вышла из храма,
Кончился пост.
Наши молитвы, что бритва Оккама, –
Тоненький мост
Между творением и завершенной
Книгой судеб.
Не замирай перед храмом иконой! –
Горек мой хлеб,
Ежели снова скрижали разлуку
Изобразят.
Сон повторяется, в руку, не в руку –
Длится мой ад.

*   *   *

Единым росчерком пера
Тебе навстречу
Я полечу – эт сетера,
За всё отвечу.
Зачем так часто ты лгала,
Плела обманы? –
Не отмывают добела
Чужие раны.
Разочарованный полет
Пригнет, унизит,
И за женой вернется Лот.
Духовный кризис
Его судьбу перевернет –
Возникнет выбор.
И город не погибнет. – Плод
Не сгнил, а рыба
Не уплыла. Не стало дна
У бездны нашей,
Лишь померещилась стена,
Опора, чаша.
Мелькают призрачно круги,
Следы и тени.
Лети, создание, беги,
Шлифуй ступени,
Тони вдали от берегов,
Вдали от суши.
Все боги нажили врагов.
У всех есть души.
Сама собой плетется сеть
Стремлений, жажды.
В сей колыбели нам гореть.
Потом. Однажды.

ПАДЕНИЕ ТРОИ

Этот город разрушен в последний раз –
Полегли герои и пали стены.
Мой корабль уходит – один из нас
Отбывает сквозь кружево черной пены.

Этот город разрушен. Другого нет
Ни на карте, ни в будущем. – Без обмана.
Мы не встретились раньше, и мой привет –
Это свист ядра да удар тарана.

Раньше было ненужно. Теперь – нельзя.
Мы сразили друг друга – неважно, живы ль
Или нас навещают в аду друзья,
В полнолунье, во сне, оседлав приливы.

Так волна накрывает. – Еще волна…
Остается соль. И песок. И горе.
Лучше сгинуть в пучину – пучину сна,
Чем смотреть, как пепел уносит в море.

Этот город похож на беззвучный крик –
Всё распахано так, что везде разрывы.
Попрощайся с памятью, материк,
Ибо сны не ведают перспективы.

Мнемозина прекрасна, как ангел дна,
Только есть ли ангелы цвета сажи?
С нами солнце мертвых! – источник сна, –
И корабль лишается экипажа.

И врагов не помню, и нет друзей –
Всё затерто, стерто, ушло под воду.
Как сказал Горгоне герой – Персей, –
«Без башки ты лучше». – И год от году

Вся банальность фразы уходит в миф.
Остается только чеканка слога. –
Это море, глодая барьерный риф,
Сохранит корабль, как привет от бога.

*   *   *

I

А мы раскачивали лодку
При мертвом штиле
И, зачерпнув воды, селедку
Туда пустили.
Пускай вода посолонеет
И, как морская,
Вдруг нам покажется темнее,
И в щель, пока я
Играю с жидкостью в качели,
Пусть бьет фонтаном, –
И нам как будто в самом деле
Бояться рано. –
Ах, нам как будто в самом деле
Бояться поздно. –
Мы проскочили мимо мели,
Светает, звезды
Молчат, им ничего не надо
Взамен, в награду
За то, что открывались взгляду,
Что были рядом.
И мы с тобою были вместе.
Прощай, кораблик! –
Нас развели вопросы чести
Внутри «рипаблик».

II

А справедливость наконец-то
Признали шлюхой,
Как я догадывался с детства –
И в царство духа
Летели жалобы, доклады,
Доносы, планы,
И все как будто были рады
Достичь нирваны.
Но всё мерещился упрямо
Какой-то остров,
Где за горой не будет ямы,
Где выжить просто.
Как страшно всё переменилось
Вблизи, вдали ли –
Мне роза черная приснилась
В долине лилий.
На нарисованной картине –
Цветы и пчелы,
И замирает камень синий
Внутри атолла.
Зачем мы выучились пенью,
Словам и знакам?
Нам указали путь к спасенью –
Как кость собакам! –
Чтоб подавились, истекая
Слюной и злобой;
Горчит вода, перетекая
В мою утробу.
Теперь я думаю: быть может,
Пусть будет камень?
Вода его усердно гложет,
Как сон, веками.
Нечеловеческая сила,
Терпенье, вера,
Теченьем било и сносило –
Готова сфера!
Вот так бы скрыться за овалом,
За горизонтом… –
Рука в горсти не удержала,
И снова понтом
Враскачку, как моряк на суше,
Иду далече,
И ветерок ласкает душу,
Морозит плечи.

III

Ты добрый, ты всегда успеешь
Уменьшить дозу,
Но как же медленно ты зреешь –
Тяни занозу!
Недаром сердце замирало
В конце, в начале –
Недолго музыка играла
На карнавале.
Открыта ярмарка, торговля
Кипит, в разгаре,
Угрюмо догорает кровля,
И мы в угаре.
А ветер лишь сорвал покровы
Себе в убыток.
Мы не герои, но готовы
Для мук, для пыток.
Для… побежденным не впервые
Искать защиты.
Всегда останутся живые
И будут квиты.
Сочтемся славой напоследок,
Цикутой, пеной.
Всё – дым и пепел, как он едок
По всей вселенной.

IV

И если с нами было горько,
Другими – сладко,
То я, как мышка-землеройка,
Ввиду упадка,
Дрожа всем телом, обозначу
Очаг разлома,
Не уповаю на удачу,
Но здесь я – дома.
Что не позволено кадавру,
То нам по нраву,
И лабиринтом Минотавру
Владеть по праву.
Блуждая в зарослях дурмана,
Дыши свободно,
Ты не похож на наркомана,
На что угодно!
Твори миры, преображая
Себя, округу.
А я, приятель, не въезжаю,
Иду по кругу.
Ничем иным не занимаюсь,
Скольжу по грани
И с очевидным не смиряюсь –
Скорблю о ране.
И если рядом, для примера,
Разверзлись хляби,
То это только полумера
В любом масштабе.
Звезда заботлива к прохожим,
Ночным, случайным…
Какую связь мы уничтожим,
Что станет тайным,
Когда наутро не воскреснет
Душа, Психея,
И прошлое как камень треснет,
Алея, злея?..

V

Всего на свете мне хватило –
Всего на свете,
Как будто девочка Далила
Поймала в сети.
И больше нету ни границы,
Ни перемены,
И мы, свободные, как птицы,
Вскрываем вены.
Когда б меня очаровали
Черты, повадки,
Сюжет бы сделался банален –
Мы ныне падки
На описания красоток,
Призыв, рекламу, –
Я обещал, что буду кроток,
Но встретил даму…
Она стояла… – нет, лежала…
Да нет – бежала!
Нездешним воздухом дышала,
Воображала!
Была измучена безмерно
Моей персоной
И улыбалась эфемерно
И полусонно.
Так умножается стократно
Любой поступок –
Всё возвращается обратно
Ценой уступок.
Так возвращаются предметы,
Приметы, стены.
А мы скитаемся по свету,
Но постепенно
Бледнеют призраки дороги,
Светлеет воздух…
И ты вернись в свои чертоги,
Пока не поздно.
А я не царскую обитель
Устрою – келью.
И будет там один служитель
С одной постелью.
Захочешь спать – приляжешь рядом,
С любого края.
Здесь для тебя горит лампада,
Как весть из рая.
Прибереги свои улыбки,
Свои экстазы
До Паганиниевой скрипки,
Любовной фазы,
До золота в цветах рассвета,
Цветах заката,
Преображенья менуэта
В обрыв токкаты.
Отнюдь не зло над нами властно,
Отнюдь не злато.
Ты обижаешься? – напрасно.
Любовью брата
Клянусь хранить твои красоты
Души и тела
До этой… лебединой ноты.
Того предела.

VI

Вот и оставлена позади
Большая половина.
Хочешь – забвением награди –
Всё погребла лавина.
Осыпи, камень, земля, песок,
Толще слои, грубее –
Здесь обрывается наш бросок,
Но не любовь плебея
К нимфе, голубке, ночной струне,
Ласточке, озорнице,
Ныне живущей на стороне,
Не на моей странице,
Ныне летящей вовне – во мгле
Ясно увижу вспышку –
Это вираж на одном крыле,
Ангел, тоскующий по земле,
Золушкой в золоте, не в золе,
Ты совершишь, малышка.
Ты приближаешься – и обвал
Тает, темница тает,
То, что я прятал и сокрывал,
Вырвалось и летает! –
Дети! – мы все до конца своих
Дней будем только дети.
Лодка рассчитана на двоих
Так же, как всё на свете.

*   *   *

Время засыпет не пеплом – песком.
Легче не станет, но многое смутно.
Кем же я был? – а-а-а, дураком.
Главное – чтобы тепло и уютно. –
Ты прославляла любовь на века,
И называла любимым и близким  –
Нет ничего неизменней песка.
И неизбежней. И хватит о низком.
Оскудевало мое бытие
С каждой вершиной, оставленной, взятой, –
То-то теперь, как завзятый рантье,
Перетираю холсты на заплаты.
Я вспоминаю не взгляд или жест –
Мертвую зыбь, точно время стояло.
Дно провалилось – но где же мой шест? –
В шелест песка сходит скрежет металла.
Ржавчина – тот же кровавый песок.
Время осыпалось, падает ниже. –
Вечный покой остается высок.
Он-то и ближе.
Спрятать любовь под словами «давно»,
«Всё позади», «ничего не осталось».
Но заколдовано веретено,
Пальцем дотронуться – глупость, не шалость.
И понимаю, что сердце в груди
Все эти годы отчаянно билось
Даже без веры, что «всё впереди».
Просто звезда закатилась.

ГОМЕР – ОДИССЕЮ

Ты знаешь, Парка давно ослепла
И крутит нить из песка и пепла,
«Из праха в прах» – повторяй за нею! –
И время жать, только я не сею.
И время лечит своих героев –
Какую встречу готовит Троя! –
Я рву из рук сей песок и сажу,
Я бью на звук, но всё время мажу!
И нить теряет свою структуру –
Я жив де-факто и мертв де-юре! –
Нить истирается в гобелене!
И всё, что вижу, – лишь тень, а тени
То пропадут, то качнутся ближе.
Я вижу, Парка! – Ты слышишь? – Вижу…

*   *   *

1

Неповторимый голос твой –
Как тень невидимого света,
В седую стужу память лета,
В кромешном мраке путь домой.
Как нож, вращающийся в ране,
Осколок зеркала в крови… –
Как обещание любви,
Невыполнимое заране…
Воспоминание плывет,
И бездна ширится и бьется,
И больше нет того колодца,
Где отражался небосвод.
Но в каждом шорохе столетий
Созвучий ищет эхолот,
Как будто знает наперед,
Но сомневается в ответе.

2

Неповторимый голос твой
Летит мелодией заката,
Спит безутешная Эрато,
Плоть одевается травой…

Сквозь шелестящую листву
И пенье птиц – на все четыре
В преображающемся мире, –
Должно быть, этим и живу…

Но что мне память без тебя?
Какая музыка без боли? –
Какое пение на воле? –
А здесь – «Печалуясь, скорбя…»

Одарен розою ветров,
Я слышу в шелесте прибоя,
Что музыка была тобою,
И мы вкушали от даров

Извечных мифов – до зари! –
И этот привкус родниковый
Твердит, что мы – всего основа
И так бессмертны – хоть умри…

3

Неповторимый голос твой
Подобен птичьему полету –
То резко обретает ноту,
То еле слышен за листвой.
Монета падает, звеня,
Клубочек катится на Север,
Всё чаще снег, всё реже клевер –
Какая дальняя родня…
Чем холодней, тем чище звук,
Тем меньше шороха и шума,
И я – когито эрго сумма,
Философам оставим Юг.
Звук обрывается водой,
Но всё же, на пределе слуха,
То звонко, то морозно-сухо –
Неповторимый голос твой.

*   *   *

…Но сад шумит листвой – мы засыпаем.
Меня когда-то звали Менелаем,
И я им был для женщины одной.
Не знаю, кто остался на плаву
Из тех, с кем наша юность пролетела,
Но заплела развалины омела,
И надо строить ясли во хлеву.
Повсюду жизнь! – Не ведая стыда,
Не спрашивая – надо ли, не надо, –
Растут дички непрошеного сада,
И замывает прошлое вода.
Не каждому случалось пережить
Величие, но сохранить любимых
Случалось реже, так и запах дыма
Всей памятью не в силах заглушить.
Не стоит всё рассказывать судьбе
И детям… только то, что мы – любили,
Мол, в тридевятом царстве жили-были,
И более – ни слова о себе.

Я виноват – но что считать виной?
Я виноват для женщины одной…

*   *   *

Я знаю, ты меня не оставляла
Ни на минуту – слишком глубоко
Мы проросли. Коррозия металла
Здесь не поможет, как и душ Шарко.
Сарказм – ирония, одевшая броню,
Орудие высокого калибра,
Слепая мысль, оставшаяся «ню»,
Сенатский конь на набережной Тибра.
Культура помогает осознать,
Что всё происходящее вторично,
Что жить и непрерывно вспоминать –
Одно и что стареть неэстетично.
Я не один. И дни мои тихи.
И будущее скоро оборвется.
Не так уж велики твои грехи,
Чтоб я забыл тебя. И сердце бьется.

Скажи, зачем я прихожу сюда? –
И как тебе удел канатоходца –
Перед прыжком заметить, что вода
Стремительно уходит из колодца…

*   *   *

Ну, видишь ли, мой маленький Улисс,
Пока ты жил неправедным походом,
То всех твоих друзей, что чумных крыс,
Немножко придавило небосводом,
То там осколок в пятку поразил,
То молния доспехи подогрела,
То удила морские закусил
Наш Посейдон – но только ради дела!
Ни грана личного, Фемида – божество
Слепое, но достойное вниманья.
С кем у тебя случайное родство? –
Надеюсь, мы достигли пониманья?
Плыви, пока плывется, капитан,
Роптать – удел униженных и скорбных,
Какой тебе урок великий дан
В примерах наказанья непокорных!
Ты уцелел. Надолго ли? – Плыви.
Морская гладь растягивает жребий.
А чье ты имя шепчешь? – Повтори –
Всё в облаках рассеется, на небе…

Я повторяю. Стерся поцелуй
Прощальный, ну а прочие – тем боле.
Морская гладь? Морских слиянье струй?
Чужая назидательная воля?
Я ошибался. Я терял друзей.
И мой корабль зависел от штурвала.
А ты, Фемида, слишком не борзей,
Твои дела – проценты с капитала.
Никто из вас себе не властелин,
И море спишет линию обрыва.
Корабль по форме повторяет клин,
Вбиваемый в пространство терпеливо.

*   *   *

Позволь мне реплику? – Уместен диалог,
Мне кажется, когда предметом ссоры
Является надуманный предлог,
Нелепый и беспомощный, который
Позволил разобраться с подлецом
И негодяем – смею ли перечить? –
И, коли фаршированный свинцом
Твоих речей, наш парусник дал течи,
Мой ангел, просто приостановись,
Скажи – зачем? – Я никуда не денусь.
Я нужен? – Буду тих, и глух, и нем.
Не нужен? – Выйду, лишь переоденусь…

*   *   *

Не Мельпомена, но и не Гертруда,
Скорее Овод, нежели Иуда,
Святой Иосиф, нищий скарабей,
Толпа, кричащая: «Распни его, убей!»…
Ворота, если это суть ворота, –
Двойной стандарт, заигранная нота,
Одобренная Кесарем победа,
Божественное состоянье бреда!
Сигнал невыполнимого приказа,
Стигматы, заменяющие стразы!
И отповедь, тепло и равнодушно
Дана рука, и женщина послушна.
И ничего не надо – Рим, Афины,
День ангела мгновеньем у картины
Промчится – и останешься один,
Скорее нищий бог, чем господин…

ПИСЬМО ОДИССЕЯ

Коробочка пуста, проста,
Свита из писчего листа,
Что та ловушка для клеста,
Иль лыко в строку – береста.
Ввиду отсутствия мерил
Сокрыты яхонт и берилл,
Но кто-то соты сотворил
И пчел выкуривал-курил.
Гляди, пока не надоест,
Пока по граням Ист и Вест
Играют в перемену мест,
И только знаки
Бегут по стеночкам ко дну,
В пустой коробке я тону,
Но если глубже загляну –
Там нет Итаки.

*   *   *

Когда ты больше сожалеешь? – ни фотографий, ни детей. –
Что ж, обольщайся, как умеешь, –  наносит время без затей
Свои приметы на былое, а настоящего не жди,
Темнее лиственного слоя идут осенние дожди.
Как жизнь длинна! – и как случайна, дыханием пробуждена,
Моя любовь – смешная тайна, стоит у зеркала одна,
И только помню – танцевала, переживала без причин. –
Зал ожидания вокзала – одна из мировых пучин,
Последний зал последней встречи, какое дикое пятно,
Так ждать, что хочется перечить, и что случится – всё равно. –
Теперь не страшно – всё случилось, мы тоже будем старики.
 
Как далеко ты мне приснилась, тебе присниться не с руки.

*   *   *

Внимание рассеивает сон,
На двойственность нацелен «поляроид»,
Я выдыхаю лиственный озон,
До ватерлиний полон эллипсоид,
Кружит, не оставляя на пробел
Ни лунную, ни черную орбиту,
Осколок латимерией запел,
Бьет посвистом по кухонному быту,
Фантомному присутствию, долгам,
Дурной одежке, вянущей помаде,
Безвкусице, полнеющим ногам,
Забыться бы, не думать Бога ради
О том, как ты живешь, не помогу,
Изнанка откровеннее фасада,
Ни прежде, ни теперь себе не лгу –
Как жаль, что ничего тебе не надо.

*   *   *

А где у нас ключица, где ребро,
Где ямка подключичная – для слез?
Ты – золото, а в моде серебро,
С тех пор как пал от нечисти колосс –
Чеснок не помогает, чехарда
Полыни и омелы отцвела,
Унылая осенняя скирда
Да пасека – недавние дела,
Как не было, как будто не с тобой –
Чужой рассказ, какие-то сады,
И не полынью пахло – лебедой,
Холодным пресным воздухом беды.

*   *   *

Любовь что перебитое крыло –
Болит, напоминая о полете,
И, если душу судоргой свело –
Из чаши нескончаемое пьете.

Из-за чего завязаны узлы,
Где первый шаг в падение, где стрелы? –
Что оскуденье лиственной казны,
Чернеет влага нищенски на белом,
Слепит меня безмолвие, зовет,
Забвение не дышит, задыхаясь,
И речь напоминает перевод
Слепого, уходящего из рая.

Я слепну? – Да. Всему приходит срок,
И первый и последний взгляд едины,
В падении проглядывает Бог,
Пока не разобьет до сердцевины.

*   *   *

Страницы жизни вперехлест,
Куда попало,
На них мы падаем со звезд,
Из них то радуга, то мост,
Огни вокзала,
То быта долгая возня,
Любови, связи,
Без одиночества ни дня,
К ночи две тени от плетня,
И сдвиг по фазе.
Томись, прокуренный Страбон,
Шурши сквозь кальку,
Ты описал мне тьму препон,
Но чаще только слышал звон,
Крути спиральку
Веков по карте мировой,
Ее квадрату,
Амур не дружит с головой,
Улисс по-прежнему живой,
Но склонен к мату.
Прости мне этот парафраз –
Писал, скучая,
Мою страницу дикобраз
Истыкал, что иконостас –
Нет в чашке чая,
И в мышеловке пустота,
Ни сыр, ни мышка, –
Моя теория проста –
Нас сносит с чистого листа,
Как часть излишка. –
А стоит плоскости разъять,
Без близких линий –
Чему чернеть, чему сиять,
К чему на зеркало пенять
В кругу эринний?

*   *   *

Тени намного первопрестольней,
Пахнут провалом, карстом и штольней,
Дикой малиной, зыбью песочной,
Чаянной встречей, пенкой молочной,
Росчерком форточки перед грозою,
Чересполосицей между осою
И махаоном, плавно, рывками,
Тени у стен не нуждаются в яме. –
В поле деревьями сшиты ложбины –
Чем отличается тьма от чужбины? –
Неузнаваемо поле во мраке,
Неразличимы пути до Итаки.

*   *   *

Бессмертие бьется о скалы, стирая зубцы и венцы.
Как прежде старуха стирала, так падали с неба свинцы. –
Плещи, мировая докука, потехи сестра моровой,
Пока в поднебесье фелука на звук обернется совой.
И чем холодней и огромней прибрежная нищая твердь,
Тем наше бессмертье укромней, покуда не спрячется в смерть.
А мы мировые караты измерим фиордовой мглой,
Свинцовой лагуной утраты, прибоя растертой золой,
Коричнево-розовой пеной, случайностей вечным пером,
Исполненной смысла изменой, билетом на старый паром.

*   *   *

Есть три явления озноба. От холода – простой озноб,
От ужаса – людская злоба испариной покроет лоб,
И только третий – от прозрений, увидишь мнящееся сном,
И, как из-под воды ступени в пруду знакомом и родном,
Воспоминания проявят изнанку боли на пути,
Что лесосплав на переправе – ни переждать, ни перейти,
Но ты прошел (смотри провалы), сравни посмертия озноб
С тем, что в забвенье пребывало, как во пророчестве циклоп.
Неблагосклонно провиденье, слепая музыка манит,
Беги божественного пенья, порочны прелести харит,
Пренебрежение напрасно, твой путь расчислен до витка.
К чему считать? – звезда погасла, она всего лишь далека.

*   *   *

Ты знаешь, как выглядит пена? – Возносится купол – и пшик,
Неправда, что в ней Иппокрена морской постигает язык,
Она недоступна покою, сама по себе не живет,
Что может случиться с такою, о чем, исчезая, поет?
Песок безмятежно накроет, волну защитит от лучей,
Корабль приближается к Трое, и пена, как сотни свечей,
Вздымается, падает валом, скрывая набег за волной.
Афрото, ты мне изменяла, когда обращалась женой,
И куполы ликами пели, затем искажалась вода.
Что пена? – всё камни и мели, покинутые города.

Слова эфемернее бликов, волна теребит поясок,
Лишь шелест, ни стонов, ни криков – холодный тяжелый песок.

МЕНЕЛАЙ – ЕЛЕНЕ

Прервать былое совершенство,
Смешать черты, –
Так примиряет духовенство
Явь и мечты.
Рожденный править поневоле
Начнет парить –
Чересполосицею боле
Не примирить.
Где человек – мираж в пустыне,
А где – символ,
Лист увядает на картине
И стынет ствол.
На тени набежали тени,
На рябь – обвал, –
Я клялся в верности Елене –
Я блефовал. –
Никто не может ждать за гранью –
До грани ждет.
Какой ни обложили данью –
Она не в счет.

*   *   *

Закончится эпоха наваждений –
И мы уйдем из чистого мирка,
Где друг и враг равно титан и гений,
Но слово не разбужено пока.
Два демиурга вместе –  слишком много,
Грустит один, ни одного – кошмар!
Когда толпа – стирается дорога,
Весь мир – театр, владелец – Дуремар!
Прискучит выбор, милое созданье,
Ищу другой, не здесь и не сейчас,
Повсюду рок нам строит мирозданье,
А всех красот – кружит летучий газ…

*   *   *

Ты спрашиваешь, как теперь живу? –
Работаю, – я не люблю работу,
Но надобно держаться на плаву,
Без разницы – охота, неохота…
Я очень взрослый, у меня семья
И много-много тех, кому я нужен.
Я начал десять лет назад с ноля,
Вернее – с точки, так уже был сужен.
Но мир мне светел. Я его люблю,
И тех, кто рядом, и тебя… Не меньше.
И по ночам без сновидений сплю,
И сны мои обходятся без женщин.
Как хорошо, что мы бессмертны, да?
Мы встретимся когда-нибудь, бесспорно,
Поскольку ты всегда – моя звезда,
Пусть без твоей любимой шутки – «порно…».

*   *   *

Одна непогода бредет по тропе, другая тропу метет.
Темнеют прожилки на палом листе, но кто эту пропасть ждет?
Чьи петли примяли траву впереди, где птица не вьет гнезда? –
Размыло реальность – сказал Гароди, пропала моя звезда.
Ничем не желаннее мне без нее, я память не взял в расчет, –
Так помнит свой ветер в колосьях жнивье и долго еще растет,
Так кружит у дерева палый лист и падает на тропу,
Так снег на ветках до боли чист, и каждому по столпу.
Прими мой камень, мою печать, прими меня в свой поток,
Я так привык без тебя молчать, как в холод древесный сок,
Но кружатся листья, и этот полет – не мертвый и не живой,
Когда по всему перепутью метет! – И небо над головой.

*   *   *

Не связывайся – каждый узелок
Окаменеет так, что не разрубишь,
Нам легкий путь построил оверлок,
Расплата – жизнь, где получаем в кубе
И ожидания, и страсти по Фоме,
И длительность полета через пропасть…
И рухнуть проще, чем сочесть в уме
Все годы без Улисса Пенелопе.
Зачем считать разрывы, пустоту? –
Вот парадокс – «Ничто» не сотворимо.
А тем узором, что сейчас плету,
Не перекрыть течение Мальстрима.
Как мерно дышит голубой прибой,
Когда стоишь на суше выше влаги,
А здесь ты держишь галс одним собой,
Пока запас не кончится во фляге.
Свобода слова! – Снова на кону
Последние проклятия и корчи.
Вчера мне снилось, будто я тону,
Но это от бессонницы и порчи.
Изнанка жизни – это день за днем
Рассчитывать на чью-то человечность,
Что у богов не сыщешь днем с огнем,
Хотя в запасе остается вечность.

*   *   *

Глина налипла на сапожок этаким валом –
Может, любимая, пустим слушок, что за Уралом
Золото звезд, серебро пирамид, камни атлантов,
В каждую лужу залит кимберлит, до аксельбантов
Или колючих немереных зон, горла, гортани?
Здесь обращается в глину эон, корпией в ране
Эти потеки, нашлепки, шлепки, серые грязи,
Лают с небес голубые щенки, их бы не сглазить. –
К нам ниспадает последней грозой сон поднебесной –
Вот и окончился твой кайнозой пажитью местной.

*   *   *

Я клятвы слышу и произношу,
Но верю ли горячечным словам?
Камлания присущи шабашу,
А когти подстригают мертвым львам,
И воздух возмущающий порыв –
Калиф на час, до слова «мутабор»,
Клятвопреступник может быть правдив,
Как может быть великодушен вор,
Несчастен царь, неискренен актер,
Ворчлив отец и мама далека –
Сей перечень фиксирует простор,
Где умирает «клятва на века».

Опомнюсь ли над ней, остановлюсь? –
Не сожалею, снова промолчу.
Когда бы был прекрасен наш союз –
Не ставил поминальную свечу.

*   *   *

Тихо, слишком тихо иногда ночами,
Не скрипит кузнечик острыми плечами,
Водяное соло не шумит по трубам,
Позабылось слово, где «когтем и зубом»,
Некому услышать и сказать неловко,
Ниспадает свыше на сердце обновка –
Разговор с собою и без укоризны,
Рано для покоя, вычурно для тризны,
Или очень просто – музыка, музы;ка,
Для большого дома невелико лыко,
Даже не промолвить – пеночка, пичужка,
Далеко скребется мышка ли, норушка.

Звуки за порогом слышимости, дома,
Поздно, невозможно поздно, невесомо.

*   *   *

Сколько надежды в этом
Незавершенном шаге,
Сколько игры со светом,
Боли, любви, отваги…
 
Светел покой мой, светел,
Только на глубине –
Не докричится петел,
Весть о твоей вине
Не разобьет мне сердце,
Жизнь на круги своя –
Выкинула коленце,
Вычернила края,
Красным прошлась по граням,
Маятник – по живым,
Что невелико – раним,
Пепел неуловим,
Неуязвим для жара,
К холоду одинок,
Хлопьями вкруг нагара,
Бабочками вьюнок,
Я изнутри и где-то
Выше – у облаков,
«Сколько любви и света»,
Кладбище пустяков.

*   *   *

Хорошая сивилла – слепая сивилла.

Атлант – сивилле

Спрашивай – меня не разглядеть,
Только не отбрасывай попытки,
Изменяет очертанья твердь,
Признаков минувшего в избытке –
Горы на востоке, полюса,
Съехавшее ложе океана,
Выцветшего неба бирюза,
Что до бесконечности желанна,
Впадины на месте городов,
Статуи и сфинксы, пирамиды,
Спрашивай – твой разум не готов
Видеть порождение Фемиды.

Сивилла – атланту

Расскажи – когда ты уходил,
Всё уже угасло, почернело? –
Был непредсказуем бег светил,
Фаэтон разбил о тучи стрелы? –
Этих молний ломаная вязь
Закрывала выходы и входы?
Говорят, что вы ушли, смеясь,
Управляя силами природы

Атлант – сивилле

Не о том спросила, не о том,
Мы ушли, законы победили,
Вы – не то, что было бы потом. –
Вопреки преображенной силе
Жизнь царит, ласкает материк,
Корабли уходят сквозь проливы –
Мал отрезок, чересчур велик –
Но стихии буйствуют и живы,
Надо было спрашивать о них,
Что язык, что жесты, что причуды –
Ты не обнаружишь среди книг,
Что они такое и откуда. –
Время обозначено стрелой,
Встретимся, увидимся, сольемся,
Ты хотела видеть – что за мглой? –
Посмотри – и вместе посмеемся.

*   *   *

Ты захотела сладкого, я захотел к тебе,
Балуйся шоколадкою, плачь о пустой судьбе,
Треснувшей колоколенкой, вянущим мотыльком,
Спаленкой, тесной горенкой, вытаившим венком,
Осенью непроплаченной, косточкой снегиря,
Той, что пропала начерно, сгинула за моря,
Выщербленная лесенка, городом огород,
Первого снега песенка, зазимовавший крот.

Надо ли ночь выискивать, спрашивать на заре –
Были ли краски с кистями, живы ли в декабре…

*   *   *

Амор, мой амариллис, корни сильнее, крылья –
Слабое утешенье, в ночь беспокоит жженье
В вакууме меж ребер, пройден без взяток роббер,
Вылущена лещина, Ева, не то Ирина
Скрыта за пенным полем, можно сказать – я голем,
Твердый прагматик, практик, и вещество галактик
Мчит через низкий остов, каждая точка – остров,
Выросший по ошибке, кончились турки в Шипке
Или шипы в текиле, слезы напрасно лили
Заморозки без счета, выжившему работа
Только на пользу, благо – сиро, нелепо, наго,
Крадена корка камня, недалеко – куда мне,
Как переплыть пространство, перегорело ханство,
Сонник, пион, фиалка, каменное не жалко. –
Разницу между цветом, пламенем, фиолетом
Больше воображаем, как меж цветком и Раем.

*   *   *

Насмешка в том, что с именем твоим
Есть многие – похожи, непохожи, –
Сочесть ли мне, что имя – это дым,
Пепл облетит, помаявшись ничтоже.
Кем пребываю? – мастер? – иудей?
Отец и сын, не праведник, не грешник? –
Еще один пророк среди людей?
Алкающий запретного раешник? –
Никто не запрещает понимать,
Осознавать и слитно и раздельно,
И каждому, кого любила мать,
Существование бесцельно. –
Ты просто есть, дыхание твори,
Что должно – делай, не люби напрасно,
Из декабрей врастая в январи
И длясь непозволительно прекрасно,
Не имя – продолжение твое –
Весь этот мир, на ять не разделимый,
А имя – небольшое мумие,
Случайный посох, метка пилигрима.

*   *   *

Как полусвет преобразился – стал полутьмой.
Высокий звук напрасно длился, такой прямой,
Такой растерянный, забытый, ненужный звук, –
Все цели стрелами побиты, потерян лук.

Учти – слова неравнозначны, первичны – да,
Одни порочны и барачны, в других – вода,
А третьи бьются о прилавок, шумят, звучат,
Среди заколок и булавок растят волчат.

Всего-то – спутаны ступени, восход, закат.
Вы говорите – светотени? – Я бью в набат. –
Никто не видит, привыкая, что сумрак пал.
Не тень над нами, Навсикая, – девятый вал.

*   *   *

Новостей – что в мешке у факира или у дезертира врагов:
Аплодируя голубем мира, кочергой или парой подков,
Вензелями катая железо, подпирая косую сажень,
Поминая Мидаса и Креза, опадая, что в тире мишень,
Возвращаясь на пажити злые, ни испить, ни забыться от бед –
Я Рахиль перепутаю с Лией, проклиная священный обет. –
Ты и впрямь не гончарная глина, суходола горит полоса,
Не Елена – не пена-марина, цирковых номеров чудеса…

*   *   *

Пачкает ночь объятий густую глушь,
Кажется, что пятно поглощает суть,
Вслед за потопом марево зимних стуж
Падает ниже, стоит чуть-чуть вздохнуть,
И, недвижим, заполнен по край тобой,
Не повторяю слов, не ищу других –
Ель потеряла краски до голубой,
Тени хвощей с узорчатых до рябых. –
Пусть не дыханье, пульс говорит тире –
Рядом иголки, пальчики, вечный гон,
Ночь до падений инея в сентябре,
Старая сказка – волки со всех сторон…

*   *   *

Не бездна времени прошла, а так – минута,
Кому горька, кому смешна, мила кому-то.
Один глубокий длинный вдох, короткий выдох –
Кто полюбил, кто – видит Бог! – стерпел обиду.
Не до причин тому, кто рад, не до последствий,
Что ж мир так полн, скажи мне, брат, предчувствий, бедствий?
Любовь слепа, и коротка ее награда,
То полноводная река, то муки ада. –
Побереги себя от мук, пока ты молод,
Схвати хранительный недуг, коль век твой долог,
Люби не женщину, но жизнь, как вдох и выдох,
Так «мой атлант» – шепнет – «держись» – кариатида.

*   *   *

Скажи мне, чему ты рад, – и я скажу, кто ты.
Скажи, почему, когда смотришь назад, черты
Любимого человека тают в памяти
Быстрей, чем проходит любовь, кончается боль?
Скажи, если мы идем – сколько надо идти,
Чтоб вернуться туда, где всё началось? Изволь
Объяснить, почему забыть – невозможно, из
Всех случайностей эта – в сердце или глубже,
Почему, если всё могло быть много хуже,
Когда смотришь назад, то кажется – смотришь вниз?
И падаешь, долго падаешь в ту же бездну,
Она открывается, словно не заросла.
Только тому и рад, как дровосек железный, –
Сердце мое мерцает, не догорев дотла…

*   *   *

Как быстро испаряется тепло
Твоих ладоней, тает память кожи.
Чтоб судорогой горло не свело,
Я говорю: «Я позвоню попозже,
И мы договорим…» Хотя о чем
Нам говорить сквозь сотню километров? –
Что время научилось быть врачом,
И я не жду ни встречи, ни конверта
С твоей рукой написанным «люблю»…
Что мне не больно – это будет ложью.
Что я тебя дождусь и всё стерплю,
Как принимает инок кару Божью?
Но я не инок. На дворе весна.
Я постараюсь не звонить до лета.
До ночи, вечера, до летаргии сна!
…Пока я не пойму, за что мне это.

*   *   *

…Как всё же сводит пальцы рук моих при встрече,
Как затопляет нежность, в немоту ввергая,
Ты говоришь, что мы исчезнем, мы – предтечи,
Проснется жизнь, уже мучительно другая,
Но без тебя, мой друг, без трепета дыханий –
Ничто не кончится, поскольку не начнется,
Мертво без этих – с полуслова – пониманий,
И мы не дно, а вся вода со дна колодца…
Хотя не вся – ты оглянись: за нами – бездна,
Любви бесхитростной и близости безмерной,
И нас вычеркивать – поверь мне – бесполезно,
Хотя мое прикосновенье эфемерно…

*   *   *

Прислушайся ко мне, моя печаль,
Сплетая пальцы. – Пачкая кармином,
Закат уносит наше небо в даль,
И вечер дышит запоздалым сплином –
Прочь, меланхолия! – желание в чести –
Взбежать на холм, в весеннюю прохладу,
Где следует подснежникам цвести
С последними следами снегопада.
По красной глине побежит поток,
Омоет хвою, и гранит, и сланец,
И вырвется меж пальцами листок –
Другой, еще неведомый посланец.
Пойдем домой, пока дела не ждут,
Печальную мелодию заката
Развеют дети в несколько минут –
Последнюю, что спела нам Эрато…

*   *   *

Заиндевелый отпечаток колючим инеем пророс,
Как ни вибрирует остаток, но далеко до точки рос,
Учи законы сохраненья, перемежай мороз и сон,
И коль не вымолишь спасенья – переживешь один эон
За бесконечным любованьем: искрится ледяной огонь
Холодным пламенем желанья – и платонически не тронь.

Повсюду гроты и карнизы, пересеченья и пути,
В пустыне жжет газель Гафиза, на запад – музыка Сати,
На север – Калевипоэма, и Ван Вэй тикет на восток,
А на Урале теорема скрывает истинный исток.
Я вижу каменное небо, сияет с севера стена,
Вольноотпущенник Эреба, иные помню времена,
Иные земли! – нет, иную на этих землях ипостась,
И, прахом прошлому ревнуя, над одиночеством смеясь,
Смотрю прекрасные картины, стирая иней, сон и ложь,
Так созерцательно-невинно, но ты внезапно подойдешь…

*   *   *

Когда я разговаривал с тобой,
Со временем творились неполадки –
Оно ли, мы ли с ним играли в прятки,
Но то, что называется судьбой,
Шутило шутки – то съедало дни,
Бесследно, как горошины и крупы,
То воду решетом, как после – в ступе,
Мы тратили, да и не мы одни! –
Так тщательно чеканит метроном
Мелодию, прелюдию, канцону,
Так трогательно, ищуще, влюбленно!..
Что всё это могло быть только сном.
Он кончился. И дети не в чести
У времени, открытого другими.
А мы в пути успели подрасти
И помним чаще отчество, чем имя.

*   *   *

Ты мне сказала: «Новая весна
Приносит жизнь», – и руку округлила.
Теперь Самсону будет не до сна,
И ты, моя несносная Далила,
Специально выбрала мгновение сказать,
Чтоб я построил планы на столетье
И дал себя обетами связать
На первое, второе и на третье…
Мы будем жить, а дети – подрастать,
И ни один не станет андрогином,
Поскольку мир не повернется вспять,
К невинности, залитой стеарином.
И нет войны – есть скрытая вражда,
Соперничество в новой юной паре,
Как некая активная среда,
Изъян, что наблюдаем в каждом даре.
Но это просто шутка – не изъян,
Пророк был прав – смешны филистимляне,
Точнее так – всегда порочен план,
Где роли обозначены заране…

*   *   *

Солнышко мое ненаглядное,
Если ты заметишь неладное –
Не держи меня в ослеплении,
Даже если ложь во спасение,
Даже если камень в незрячего
Или бьют толпою лежачего…
Всюду я – проверено – выстою,
Ни в какую тучу не выстрелю,
Просто люди жили неправильно,
Да не мне судить их за Авеля.
Только бы не спутать причастие,
Не в гордыне дело и счастие,
А в простом пустом одиночестве,
Все слова – сплошное пророчество.
Вот и ты была наваждением,
Что в горах Эолово пение,
Да сбылась и дышишь, надышишься,
Как поешь, так любишь и слышишься.
Говори, что видишь, – я слушаю…
Так деревья срастаются душами.

*   *   *

То, что исчезло, то ли не прочь вернуться,
То ли не там искали и бес был мелким.
В святки печеным яблоком порчу блюдце –
Кровью уже не пишут условий сделки.

Да и какая разница – нет возврата.
Я не люблю потери, а ты утраты,
В этой модели центр оказался сбоку,
Точно финальный шаг самурая-хокку.

То, что открыто – форточка, дверь, фрамуга, –
Не закрывай – я всё еще ветер с юга,
Просто порывы реже и день короче.
Я не люблю прощаний. А ты – как хочешь.

*

Мы понимали многое, но не это.
Видимо, слух и голос несовместимы.
Вот и чеканка стерта – стара монета,
Что потеряли во поле пилигримы.

Вечный бродяга – случай – стоит у камня,
Только спиной – в любви не нужны сюрпризы.
Ты говоришь – зима и закрыты ставни,
Дымом лети над домом, мой голубь сизый.

Я полечу на север – такое дело,
Ели растут, ты видишь – какие шапки…
Ты же сама хотела, чтоб было бело.
Если откроешь дверь – не забудь про тапки…

*

Корни у дуба толще, чем ветви выше.
Каждому нужно выстоять век и доле.
Сплю. – Зашумит листва. – Ничего не слышу.
Голову клал на камень во чистом поле.

Ветер ошибся! – Здесь не могло быть рощи –
Время не может так подшутить над спящим. –
Я позабыл, как жил, и меня полощет
В эту дыру меж прошлым и настоящим.

Дом без тебя скрипит на меня углами,
Дерево помнит больше, чем помнит камень.
Хочешь уснуть в берлоге – проснешься в яме,
Так завершилась сказка про лед и пламень.

*   *   *

Красные крысы, выше – желтые снегири,
Ведьмина пустошь, сажа, монуклеозный лед –
Всё это скоро будет – не разбивай пари! –
Если смолчит мой ангел и от меня уйдет.
Я никогда не верил в будущее без нас,
Не представлял той бездны, что окружает свет,
Перебирая маски, как прототип – Жиль Блас,
Строил всё тот же замок, что не достроил Шпет.
Видимо, каждой паре требуется тупик. –
Что может быть наглядней лишней пары шагов?
Лебедь уносит Леду, точно Европу – бык,
И потому корове не отрастить рогов.
Всё бы ломать и строить, комната без перил,
Ласточка без полета, девушка без весла.
Я без тебя не буду, что бы ни говорил,
Мышке не бить яичка – курочка не снесла.
Сила согнет солому – кафельный обмолот,
Рыба, вино и злаки – воздух и алфавит.
Я обращаюсь в пламя – или наоборот –
Ангел горит.

*   *   *

Вы знаете, я Вас не полюблю,
Для этого не вижу предпосылок –
В судьбе не счесть количество развилок,
А также миль большому кораблю.

Распущенная нежность орхидей,
Рассчитанной музыки поволока,
Простой букет – мокрица да осока,
И десять лет уж никаких вестей.

Ни прошлого, ни будущего нет,
И я беседую, не ожидая знака,
Который раз гляжу тебе вослед –

Мы, видимо, те знаки зодиака,
Что вижу вместе, если только сплю.
Не полюбить, поскольку я люблю.

*   *   *

…И ты не думай обо мне…
Всё так, что лучше не бывает,
Огонь горит, собака лает,
Снег падает и снова тает,
И нет следов по целине…
Одна загадка для больного –
Начать сначала, но смолчав! –
И позже всех находим слово,
Когда и места нет живого
Для исцеления врача.
О времена! – Какие люди,
Как время весело бежит,
Ломаются и меч и щит,
А мрамор холод сокрушит…
Никто здесь никого не судит.
Как просто быть наедине
С самим собой в начале года,
Ценить оттенки небосвода,
Шаги от выхода до входа…
…И ты не думай обо мне.

...

Лёгкое, на грани с незаметным,
Тонкое безумие в глазах, -
Что таишь за флёром сигаретным,
Горечью отмеченных часах,

Запахи изысканно порочны,
Траурная тушь подведена.
Жалкое отчаянье непрочно –
Плёночка, поверхностная хна,

А под ней – паденья наслажденье,
Тленье остывающих миров, -
Ангел мой свершил перерожденье,
Пустота осталась от даров.

...

Согласись на любую подмену –
На подмену души согласись –
Поторгуй не имеющим цену,
Поклянись ускользающим ввысь –

Невеликая будет потеря –
Заменить невозможный фиал, -
Это пропасть намеряла меря,
Это чудь начудила провал,

Это ночь перепутала краски
И сияние сходит во льды,
И желанья сбылись, точно в сказке –
Красной Шапки, седой бороды,

Буратино, Страшилы, Гингемы –
Что сгорело, что – лужа и грязь,
Изменились углы теоремы –
Умерла нерушимая связь.

...

«Отзовись, кукушечка, яблочко, змееныш...»
                Г. Иванов

ниточка, обрывочек, фитюлька,
капелька, янтарный узелок,
солнечная рыбка – барабулька,
нежности просроченный залог,
перепонка, плёночка, мембранка,
господипомилуйуголёк,
с неба не рассыпанная манка,
спрятанный в ладони фитилёк,
лесенка, стоящая отвесно,
песенка, забытая едва,
как мне без тебя на воле тесно,
хорошо, что ты ещё жива...


...