М. Волошину

Под кровлю выйду, склонюсь на четыре стороны света,
Куда ни поглянь, ладонь ни простри — а повсюду пусто.
И что ни спроси у ветра, огня — не дадут ответа:
Мир слишком велик для меня, маленького. Грустно.

Максимильян, тебе было легче — ты жил в Киммерии,
Ты был титаном, Верхарна знал, малевал акварели,
А я — пигмей, рисовать не спец, не слагаю хрии,
Живу — свиваю дни в бессмысленные недели.

И рад бы, как ты, внимать горным — аминь! — зиккуратам,
Жадно ловить киноварный жар на закатной туче,
Но кто-то будто сокрыл мой мир, и солнце спрятал,
И разум занял собой, и сердце моё ссургучил,

И вслепил глаза, и голосом ангельским проклял уши,
И всклепил всё, чем доныне жил, всё, что мог предвидеть,
И обликом всем своим захватил, заимел всю душу —
И много ли тут разниц: под кровлю ль, на кровлю ль выйду...

Максимильян, в одной лишь порче родны мы кровно:
Противу всех слав, событий, художеств и песнопений,
Вне всяких всуе и всех, бессловно, беспрекословно —
И ты, и я вдаль уносим лучшее из наваждений...