Я не умею быть в этом кроток...

Я не умею быть в этом кроток –
Кротко глазеть как насилуют Мать.
Нет, не умею, не робким я соткан –
Соткан я землю горящую жрать!

Вас, лицемеры и тати России!
Вас я заставить заткнуться хочу.
Кайтесь, бесстыжие! Кайтесь Мессии,
Кайтесь навзрыд Всеблагому Врачу.

Кайтесь, треклятые. Стыдно глядите
Каждому русскому в святость очей –
Их вы ограбили! Их вы просите
Крепкой пощады годины своей.

В этих глазах, как на тихом Афоне,
Часто я вижу Иисуса Христа:
В них он возрос на молитвенном лоне
Наших дедов, не сошедших с креста.

Кайтесь,  что храмов величие взрыли,
Рвали Руси Пресвятой омофор!
Красными были тогда ваши были –
Ныне одели вы их в триколор.

Грезится, мнится мне: с площади Красной
Тот неприкаянный лысый уйдёт.
Только не будет он принят, несчастный,
Русской землёю – хоть выслезит пот!

Чудится, снится, является: всхлипнет
Божья обитель кровавой росой.
Всякий монах не опомнившись вскрикнет,
Всякий распнётся святой и босой.

Сам я не ведаю, что же мне снится…
Но за блистаньем златых куполов
Кротко летит шестокрылая птица,
Русская птица грядущих веков.

Плачется мне: эта птица святая,
В крыльях Христову неся благодать,
В русских церквях по сердцам заблистая,
Заклана будет, как бродник и тать.

Дышит и ныне то полчище вражье –
Где-то в лощинах, в проулках сердец.
Нет, не смогу я смолчать неотважно,
Только б осилить терновый венец.