Из цикла Олово

*   *   *

Вот дано сочетание жизни с одиночеством – даже не спорь,
Так орлу одиноко в отчизне белокаменных северных зорь,
Перекрестку дорог у забытых, у покрытых осотом могил,
Ни Лилит позади, ни Лолита, позабыто, зачем полюбил –
То ли праздного смесь интереса, умножая и сея пески,
То ли дерево, полное леса, зашумело ветрами тоски
И умолкло смиренно и кротко, никогда повторить не смогу,
Ковылей нитяная походка, земляника на том берегу,
Костяника с черникой на этом, – помолчи, оловянная речь, –
Как война начинается летом, так зима не смогла уберечь.

*   *   *

Твори, творенье, тварь, сотворено,
Отворено, разорвано, открыто, –
Нет, не юла, не вихрь – веретено,
И воск на пальцах, словно после Крита,
И олово в расплаве голубом,
Сияний нестерпимое цветенье,
И гребень между облаком и лбом,
И лесом – и неслышимое пенье.
Жизнь портится почти до сизарей,
До рыскающей греческой триремы,
Где алчущий столпами Бриарей
Для этноса разгадывает леммы.
Еще нажми, расколота плита,
Эгейское бурлит и портит Мрамор.
Кто выдумал – бессмертна красота? –
Вознесся вал над пропастью и замер,
Но кто увидит? – никнет вещь в себе,
Расцвет и увядание суть маски,
И маятник качается в судьбе,
Стирая, перемешивая краски.

*   *   *

Ветвится полночь новой целиной, никак не завершается беззвучье,
Пространство опрокинутой стеной, фрагментами, как логово паучье,
Пружинит, прилипая к голосам, сменяя роскошь влажного покрова
На россыпью катящийся сезам, не олово, но первобытность зова,
Натянутая рисовая ткань, еще не иероглиф, не бумага,
В паденье зависающая грань, безумный приговор ареопага,
Поросший лесом каменный циклоп, вот линии судьбы, по ним границы,
Внезапное исчезновенье троп и запахи не зверя и не птицы –
Жука на отвороте; муравьи, внимание пульсирует при шаге,
Дыханием все чувства замени, на западе под пеленою влаги
Першит от дыма, именно туда, окончено молчание за гранью,
Пространство упорхнуло из гнезда, оставив диалоги мирозданью.

*   *   *

Раздвоение места и времени,
Тишина, как отсутствие мер,
Из кувшина, что просит: «Разбей меня»,
Проросло разделение сфер. –
Из того, что вода неустойчива,
Переменчива, помнит не то –
Вдохновением чернорабочего
Распадается решето
На камений бархотку бездонную,
На конечность связующих вех,
Брагу-мед бытия белладонную
Да гуигнгнмов и морлоков смех,
Одиночество песни Эоловой,
Больше некому, слушай певца,
Распадается капельно олово,
Проливается ночь до конца.

*   *   *

За сетью лакомых комет расплавленных хвостов
Ни обесчещенных гамет, ни мизера в «ростов»,
Ни самородного стекла, ни олова на вкус,
Ни низкопробного бухла, ни зеркальца, ни бус.

Всего лишь небо в изразцах, а озеро рябит,
И снова Ромул на сосцах волчицы крепко спит,
Лежит Лигурия внизу, Ливорно на холмах,
Щадят несчастия лозу, аттический размах –

Уж если странствовать, то там, где глупо умирать,
Ценить «Клико», а не «Агдам», петлю перетирать. –
Метеориты не аркан, небесный гром не меч,
Несет кибитку ураган, к чему ее стеречь.

Бежать сияний полюсов, арктических щедрот,
Кометных мимо голосов, «все вдруг» переворот,
И вот, удерживая галс на синий частокол,
Танцует мой кораблик вальс, и на затакт укол.

Сминай разбуженную высь, дели ее пласты,
За ограждение продлись, мечтания пусты,
Заглажен ворванью канат, и пена голосит,
Кровавым оловом монад мешая реквизит.

*   *   *

Темные песни счастья, точно глухое место,
Или – тонки запястья, не обозначить жеста,
Вот почему вслепую комкаешь амальгаму,
Притолоку рябую мучаешь, словно гамму.

В ритме часты провалы, в них обмирает полдень,
Или – ветшают залы, что гобелены своден,
Так незаметно, мерно, маятник камертоном,
Оловом Олоферна, долгим венозным гоном,

Сбывшимся ритуалом, свыкшимся безнадежно.
Счастье давно устало, нехорошо и нежно,
Севером оскудело, сроком поизносилось,
Комната опустела, кончилась, точно милость.

Путайся в переходах, прячься от отражений,
Медью судьба в катодах, оловом на мишени.

*   *   *

Крепко сожмешь – сломается, бережно – упадет,
Сердце мое скитается оловом меж пустот,
То-то температурило, било по маяку,
Жги графомана Нулина через его ку-ку,

Через губу наездники, всадники набело,
На пергамине вестники, боль – небольшое зло,
Маленькое свершение, изгороди черта,
Чермно исчезновение, падалица горда

Новыми горизонтами, веком кариатид,
Понтиями, архонтами, термами Афродит,
Свадебными записками, страусовым песком,
Не страховыми рисками, пролитым молоком,

Выбором хуже некуда, кончен большой аркан,
Отвоевали рекрута, ссыпался великан
В ночь, охлаждает олово, раны шипят, шипят,
Много на свете полого, я не гомеопат.

*   *   *

Сочини мне книгу без названия,
Длинную, со строчками внахлест,
Щедрую – загадывать желания,
Тихую, что свет далеких звезд,
Гордую, хранящую любимое,
Горькую, рассыпанный петит,
Без конца и безнадежно мнимую –
Без начала всякий сочинит. –
Там слова метались перепелками,
Мятыми листами на ветру,
Елочными старыми иголками,
Буквами, которые сотру,
Там звучало то, что не услышано
Никогда и не произошло,
Сочини, наговори мне лишнего,
Чтобы губы намертво свело.

*   *   *

От перебежки к передышке, почти игра,
В одном углу приготовишки, под крик «ура»
Берут Бастилию, Гингему, Париж, Канзас,
Приумножая теорему о воле масс,
В другом – полесье, зазеркалье, еловый вкус,
Воспоминание эмалью, над рамкой бьюсь,
Из вязи вычту меланхолу, проснусь – опять,
Не подарить ей по оболу, отправить спать,
Пока любуешься узором – творишь иной,
Она стоит ночным дозором, стеной, спиной,
А обернешься – разнотравье, пей свой настой,
Отображающейся явью отравлен, стой
Не то во льду, не то в сугробе – колодце душ,
А будь их две – пропали б обе меж трещин, луж,
Качаний маятника, скерцо, пиано, вниз,
Приостанавливайся, сердце, – не мой каприз.

*   *   *

1

Олово и свинец, брат, – олово и свинец,
Как говорил отец, брат, – это уже конец. –
Внешний предел очерчен, внутренний – оголен! –
Над Атлантидой смерчи, ветер растреплет лен
Памяти! – островами станут вершины гор,
Наши мечты – словами, мир на расправу скор
С теми, кому ковчегом кажется каждый век,
Бег завершится бегом, падает черный снег.
Холодно на вершине! – Небо лежит на нас! –
Тысячелетний иней. – Декоративный спас.
Вот она – амплитуда! – кто-то залег на дно,
Дабы смотреть оттуда! – олово, брат! – оно!
Кто-то уже похитил птичку, а в ней – ларец! –
Ты говоришь – «спаситель», я говорю – свинец!
Каменные болваны не разомкнут уста! –
Перевяжи мне раны – вся эта речь пуста,
Ибо нас не услышат! – некому, мон ами!.. –
Вот и решай, кто ближе, я или вон – они…

2

Корень и ствол, мастер, ветка и лист.
Камень тяжел – страсти оборвались.
Выпадут крест, роза и мастерок,
Не Эверест, но и не бугорок!
Всё позади, мастер, – гол горизонт,
Лестница вниз – к счастью – путь в Ахеронт.
Свечи горят, тлеют, грузно плывут –
Чей огонек реет, тех и зовут.
Спи на моем месте – я-то не сплю.
Руки скрести в жесте «я вас люблю».
Не тяжела ноша – некому взять.
Падает лист, Боже, – не удержать.
Это полет, мастер, – где семена? –
«Соедини части – рухнет стена».
Корень и ствол, выше – ветер, огни…
Ты не молчи, слышишь? – мы не одни.

3

Не гневи судьбу, говорю,
Не криви губу.
Не вертись в гробу, говорю,
Не вертись в гробу.
Этот мир не мал и не мил
Для попыток встать.
Возмутитель спокойствия! – сил
Созидалось пять.
И когда восстала одна –
На разрыв и рост, –
Остальным не vita видна,
А сплошной погост.
Потому как раны земли
Не залить водой,
И эол вблизи и вдали
Поражен бедой.
«А огонь-то где, – говорю, –
Что же там с огнем?»
Хорошо, я вновь повторю:
Не вертись – ты в нем.

*   *   *

А если еще и не узнавать при встрече,
то привыкаешь просто проходить мимо,
как будто ничего не было,
и в самом деле – ничего не было,

только возможность привиделась,
как-то неловко прожилась,
промчалась вереницей лет, показалась –
есть такое невозможное будущее,
которого не может, не должно быть –

пробуешь наперекор, живешь эти годы,
потом… никакого потом, ничего не было,
и лучше бы, если бы действительно ничего не было –
иначе у тебя ничего не было и ничего нет,

кроме каких-то гаснущих воспоминаний
и пустоты внутри того, чего не было,
попробуй еще раз, пустоты станет больше,
рук не хватает удерживать ее края,

рук уже не помню, только движения,
приготовление курицы, заваривание чая,
вечер… никакого потом, да и зачем потом –
его не будет, сколько осталось того, что случается,

сколько…