Заря ниже горизонта

у, вот! Наконец-то я сумел.

Наконец-то я  студент.

Правда, папа очень  шумел,

Что у меня  большой ассортимент:

Что я могу стать  ювелиром,

Что могу электриком стать.

Но я выбрал правление миром.

Наконец-то я  студент–дипломат.

Теперь только остается подниматься,

Найти место; одним  словом – адаптация,»–

Так думал Адалят

Который ездил  учиться в столицу.

Сколько ему  пришлось ниспадать!

Который раз  открывать страницу!

В Баку встретит его дядя.

Автобусом в  Баку он уезжал.

Любили его  отца братья.

Он один приехал в вокзал,

Не дал отцу его провожать:

Слёзы лить, и  руку жать.

Его отец, старик, но не пожилой,

После смерти жены плаксивым стал.

Адалят ему  в город гнилой

Из деревни  приехать, мучиться не дал.

Ветер поднимал его мысли,

И кружились  они во Вселенной…

Порыв и воодушевление грызли

Его нутро постепенно.

Он волновался, но было приятно.

Довольство собой  было необъятно. 

 

   
 
 

Автовокзал Гянджи самый нищий,

Грязный, немытый, малолюдный.

Диспетчер –  зверёк хищный,

А в автобусах  выбор не скудный.

Адалят видел как малыши

Выкрикивали: «  Через полчаса …

В Баку… Бацы прошу…

В шесть утра Баку в ваших глазах…».

Как к приезжающим  шофёры такси

Ласково говорили: «Куда отвезти?..».

Адалят замечал  невольно:

Что никто к  кассе не подходил;

И ему становилось  больно:

Государству никто доход не приносил.

Какая царила нечистота

В месте, где  продавали пирожки.

И как продавщица молода;

Как её взгляды  кратки.

Адаляту её было жалко,

Но не исправить  это, однако.

 

Какую музыку благую ставили

Там, где продавали  копированные диски.

Какие певцы  их вкусами правили!

А Адалят сам  слушал Mysticals.

Он видел, как  ходил участковый

Полненький, ступни  46-ой размер.

Как он ловил  голос новый;

Как он сам был  хмур и сер.

Никто Адалята  не замечал,

А он наблюдал, ждал и молчал.
 
 
 
 
 

Мир больше не интересовал его:

Адалят видел  мир во всей красе.

Он вникший  в жизнь существо,

И привыкший  буре и грозе.

Все в маленьком  зале ожидания

Смотрели на него, как на чудака.

А он хладнокровно питал упованье,

Что увидит здесь  земляка.

Земляка по взглядам, по одёже…

Он пытался  казаться строже.

В этот год все  выбрали электричку:

Автобусами ездил  мало кто.

Потому Адалят по привычке

Не спешил: купит  билетик потом.

Пока посидит, понаблюдает;

Изучит недостатки здесь – запишет.

Потом в час  сядет – и  во сне тает.

В Баку прибудет. Работу поищет.

Отцу обещал, что позвонит

Когда сядет, но не садился средой убит…

В глаза –  отражатели душ

Смотрел внимательно  Адалят.

Он видел небытие  и глушь,

Мзду жизненноважную, грязную гладь.

Глаза играли, метались, выдавали

Всю натуру хозяина своего.

Он видел и  крупинки  печали,

Но печаль входила  с ложью в родство.

Адаляту всегда смотреть нравилось

Как честь пред жизнью плавилась.
 
 
 
 
 

«О, Боже! сколько  в людях

Моей страны нечистого!

Сколько в них, в мнимых судьях,

Признаков сердца каменистого!

Неужели они  по-другому

По-честному жить не могут?

Ужель не видят, что другому

Неприятно зреть  их локоть?

Правда, для них  примера нету –

Эта болезнь  охватила всю планету!

Неужели они  вопроса не слышат,

Кой их совестью задаётся?

Слышат, игнорируют и душат.

И приступ последний  совести бьётся…

Но что толку?

Будто Адалят не знаешь их!

Они готовы критиковать  без умолку,

Но в месте  взято их голос тих.

Впрочем, да…  Вынужден народ!

Вот уже двадцатый  независимости год…

Нужен Родине спасатель!

Нужен он Азербайджану.

В будущем врагов каратель

Излечит кровоточащую рану.

Облегчить положение  народа – 

Вот его судьба, судьба сынов!

И плачь беглецов – его забота,

И детский смех – его счастье и любовь.

И ему плевать  на ядерную войну,

Он спасёт, спасёт страну!..».
 
 
 
 
 

Адалят открывал душу отцу.

Но тот не понимал,

Говоря: «Какому  подлецу

Надо вбивать  в голову сына идеал?

Сын мой будь далёк

От таких беспочвенных идей.

Этот мир сам  великий порок.

Ты не исправишь  никаких людей.

Будь к истине, сынок, поближе,

Ну, просто, моё положение видишь?»

Песня за песней звучали

В недорогих  наушниках Адалята.

Они ни к чему не приучали

Кроме, конечно, жаргонного клада.

Время быстро шло,

Но Адалят всё  сидел.

Чего-то ждал, иль  прошло?..

Закружившиеся мыслей метель.

Час до полночи остался.

Адалят воспоминаниям  поддался:

Как все говорили ему,

Что пусть он далеко не гений,

Но он положить конец клейму,

Которого поставили  на Родину тени…

Он слепо верил  во всё это –

Ведь все верили в него.

Он думал, что  будет согрето

Сердце народа его торжеством.

Как он питал  сладкое упованье,

Что спасёт страну, как Данко, сгораньем. 
 
 
 
 
 

Отец, Нуру, учитель

Рядовой в школе  и педагог.

Читал Макаренко, наянов мучитель,

А для иных самый  Бог.

Потенциала он Адалята

Ни с детства, ни сейчас не видел.

Он лишь видел разорения клада,

Коего сберёг учитель.

Он, как собака, знал,

Что сын ни эталон, ни идеал.

Нуру утешало  лишь одно:

Сын проживет во все удобства.

Сыну счастье  будет дано;

Сын не увидит жизни  уродства.

Какой-то малый  чин

Адалят в министерстве получит.

Поженится, иль  проживёт один,

Иль детям чести  научит.

Что бы там ни было,

Нуру пророчил сыну много прибыли.

Нуру отлично  знал, что вскоре

Все мечты возвышенные  сына:

Родина, народ, народа горе

Взорвутся, как  под ногами мина.

Он знал, что  сын поймёт,

Что такие глупые слова

Как «благополучие» и «народ»

Пустая, пустая лишь молва.

Объяснить это  сыну не смог.

Не преподнёс  он жизни урок.
 
 
 
 
 

Мол, пусть жизнь  сама

По полочкам Адалята расставит;

Пусть мастурбация  его ума

Спермой из ушей его потравит.

Пусть мужиком становится;

Дальтоником жизни  цветов да будет.

Пусть под натиском ломится;

Пусть его превратности посудят…

Одним словом, в  жизнь бросается пусть!

И высь, и падение, и неизбежности грусть…

Но отказать в поддержке

Чувство отцовства  Нуру бы не дало.

Его взгляд ежеминутно в слежке

За Адалятом, но Нуру и того было мало.

Единственный  сын и гордость

Чувствовал дыхание  за спиной.

Живущая с отцом  наличия радость

Не посещала его ночью иной.

Адалят знал просто, что

Папа есть –  всё будет хорошо.

Половину двенадцатого часы

Без особой сварливости  показывали.

Он захотел  в кассе спросить,

Есть ль билет, но службу не оказывали.

Вышел к автобусам  взбешённым.

Ну что ж? Один из вопросов

В голове стал теперь решённым:

Почему пассажиры  от взносов

В кассу отказываются – там никого нет!

Ага! Вот он корень вех бед!
 
 
 
 
 

Из поношенного  рюкзак

Адалят достал толстую тетрадь:

Запишет, что  причиной здесь бардака

Отсутствие работников опять.

В некоторой  степени

Преувеличивал всегда и он.

В ходе долгого  времени

Заполнялась тетрадь времён.

Всё записывал, чтоб потом исправить.

Носил всегда, пусть  даже и давит.

Они с отцом  недельку назад

Вещи нужные к дяде отвезли.

Дядя сказал, чтобы Адалят

Чрез неделю приехал. И они ушли.

Дядя занятой, и плюс жена,

Коя была против гостья,

Но дядя сказал, что она

Может переламывать себе кости.

Племянник приедет  всё равно:

Поддержка каждому  нужна, никаких “но”.

И поэтому только рюкзак

Ему, как ноша, остался.

Сто манатов  отец дал, чтоб впросак

Перед дядей  он не попадался.

Жизнь его в  Баку

Благоухала приятным.

Он туда всегда на скаку…

Настолько город  был отрадным.

Забитость его  деревни проклятой

Явилась причиной мечты крылатой.
 
 
 
 
 

Положил он тетрадь  обратно.

И голову лишь поднял:

Ветерок подул  приятно,

И пред ним лик  предстал.

Это был молодой парень

Не ярко одетый и лысый.

Не скажешь, что  он благодарен

Судьбе своей  и убитые мысли

В глазах его  ждали могил.

Он до времени  себя убил.

Худощавый и  ростом малый,

Но бритый, видавшие виды.

Потухший взгляд усталый,

Но взрослый и развитый.

Адалят подумал, что время

Парень у него спросит.

И дешёвый телефон  – его бремя –,

Что он до обогащения поносит,

Достать готов  был Адалят.

Но парень о  другом хотел вопрошать.

Не улыбался парень этот.

В теплую куртку был одет,

Хоть были последние  дни бабьего лета.

Ему было больше 20 лет.

Тайна, но чистая аура;

Нет волосков на переносице;

Но признаки бывшего траура –

Ему б сейчас в пропасть броситься.

Адаляту парень не понравился:

«Он точно травкой  травился».
 
 
 
 
 

Парень рек: «Гагаш, привет.

Есть зажигалка  иль сигарета?».

–Не курю зажигалки  тоже нет.

Адалят отодвинулся  на два метра

К скамейке, чтобы  присесть.

Парень за ним: «Как зовут?».

Адалят сесть  не брезговал здесь.

Он вообще ценил  уборщиц труд.

–Адалят, – он ответил.

И смущение у  парня заметил.

–Так, мы с тобой  адаши.

Меня тоже зовут  Адалят.

Фамилии наши даже

Может будут  совпадать, –

И искусственным  смехом улыбнулся.

Не сказал он фамилию свою.

Будто в чтение чего-то воткнулся,

Не отвечал  Адалят. «В каком краю

Родился? Куда ты едешь?».

Думал студент: «Зачем тебе, что ты бредишь?».

–В Баку, я  из Самадабада.

Это Геранбойский район, –

Был ответ таков  Адалята.

И немногословен  был он.

Но для поддержания  разговора

Иль приличия ради сказал:

–А ты из какого простора?

–Я из древних  Закатал.

Вижу, закончил школу, да?

И студентом едешь туда.
 
 
 
 
 

А куда поступил, будешь кем?

–Дипломатом, ну, это, депутатом.

Думал Адалят: «Тебе-то зачем

Знать кем я  стану? Буду править стадом».

–Я, вот, тоже учиться  хотел.

Жизнь… И у меня были мечты.

Ну и жара, я вспотел.

–Да, куртку снял бы ты.

–Снял бы, но между  нами

Под ней футболка с дырами.

Воцарилось молчание долгое.

Адалят хотел  было встать.

Но вдруг слово  колкое

Заставило его  подождать.

Парень сказал: «Я заключенным был.

За кражу туда попал.

Сколько раз  себя слезой мыл,

Как из-за бедности страдал.

Прости, коль тебе говором мешаю…

Прости, что посвящаю тебя лишаю…

Завтра день рождения

Моей подруги  жизни – матери моей.

А я вот в  зале ожидания

То ли жду  чуда, то ли рвусь к ней.

…неправильный человек не тот,

Кто, как я, попадал  в тюрьму.

А тот, кто, съёжившись как крот,

Не протягивает  руку через тьму

Тому, кто в  глазах его

Неправильное, гадкое существо…
 
 
 
 
 

Адалят хотел  ему сказать:

«Парень, ты свою философию,

Свою против жизни рать,

Свой приступ, свой опиум

Другому вешай  на уши»,

Но он всё молчал и терпел.

А парень крошки своей души

Продолжить дальше смел:

–Не дай Бог  тебе туда попадать…

Деньги тебе не могут там давать.

И выпустили  без денег меня,

Но я верил, что деньги – не главное!

Что буду дома чрез два дня,

Что дорога будет  плавная,

Что найдётся такой  шофёр,

Кот безвозмездно примет меня…

Но теперь эту  мысль я стёр,

Снова понял, что  жизнь – западня.

С утра выпустили, полночь сейчас.

Я умереть хочу в последний раз!

Эти поганые  подонки теперь,

Хотя мест довольно много,

Врут мне, что  им здешний кассир

Запрещает «такое»  строго,

Что они за пассажиров число

Определенные  деньги должны.

И меня от тряпок унесло…

Они просто хитры, а не умны.

Но знаешь, что  я себе сказал?

Я сказал: пусть  их сердце сплошной металл!
 
 
 
 
 

Пусть! Ну, вот  пускай!

Не может же быть такого!

Не скуден же мой край

Сынами, достойными слова

Азербайджанский гражданин!

Не останусь я без крова!

У меня есть братья, я не один!

Я сказал, не буду красть снова,

Скажу каждому  брату моему:

–Снимите безденежье.

               И он скажет: «Я сниму!».

Адалят подумал: «Наконец!

Что ж сразу  не сказал, вор?

Нет таких «братьев». Тебе бы крест

Ставить на чудо и нравов спор».

Адалят сказал: «Адаш,

Видишь ли, ятут отца жду.

Видишь, у меня малый багаж.

Он придёт я  помощь найду.

Но у меня с собой гроши…

Помогу проблему твою решить».

Парень пять минут подождал.

Адалят прикованный  по лжи,

Не мог встать и сидеть продолжал.

Парень сказал: «Ты можешь гроши,

Брат, дать мне? Копеек двадцать.

Чтоб печаль сигаретой согреть.

Через минут пятнадцать

Я вернусь, ты будешь здесь ведь?».

Дал ему эти  деньги Адалят,

Подумав: «Вот помесь и гад!».
 
 
 
 

Получив деньги, парень скрылся.

Думал Адалят: «Борец за свободу!

Тоже мне, в  грязи порылся,

И человеческому  говорит роду,

Что спасти должны. Пошёл к черту!

Вот общества палач!

Разум ты свой тёртый

Подальше от Меня спрячь!».

Адалят просидев минуты две

Встал заворожённый, весь в колдовстве.
 

Адалят подошёл  к шофёру

Пузатому, отрастил кой бороду.

Шофёры моду своей афёре

Внедрили в  мозги везущих в городе.

То есть цены они самовольно

Подняли на билеты в столицу.

И Адаляту стало  больно,

Но он не стал демагогией биться.

Купил билет  на манатов семь.

Хотел уснуть, забыться на совсем.

Ему шофёр сказал, что они

Через пятнадцать минут отбывают.

Адалят, видя, что в автобусе огни

На глазное  яблоко прямо мерцают,

Решил, что лучше  ему

Подышать воздухом, но не свежим.

Подумал: «Дай-ка в последний раз обниму

Взглядом я  свирепым, медвежьим.

Посмотрю на то, что я бросаю.

И на то, что исправить  постараюсь…».
 
 
 
 

На землю спустился , принял вид.

Стал думать одну и ту же думу.

Снова он был  откровением убит:

Ему ведь исправлять ошибок уйму.

Снова почувствовал сей порыв.

Снова с наитием  взглянул на луну.

Снова вник, что  он только жив,

Чтобы спасать  свою страну.

И луна говорила ему будто:

–Парень, влип ты круто.
 

Около пяти минут  спустя

Он услышал  громкий мат.

Подумал: «Это глас вокзального бытья.

А нет, кажется, орёт Адалят».

Адаляту снова  стало плохо:

Мол, зачем мирно  не живут?

Все побежали, поднялась  суматоха.

Кто-то кого-то назвал «шут».

И шофёр тоже побежал.

Студент подумал: «Эх, мужицкая скрижаль…».

Бывший заключенным

После бесполезной  беседы со студентом,

Почувствовав  себя осквернённым,

Захотел снова  стать безбилетным клиентом.

Он пошёл к  шофёру опять.

И сказал: «У тебя сына нет?

Ну сто тебе стоит, брат?

Я заплачу за мой билет.

Ты ж в Закаталах  живёшь.

Ты на моего  отца похож…».
 
 
 
 

А шофёр ему  ответил:

–Всякий божий  криминал

Находит нас. Я  же отметил.

НЕ понимаешь? Колья б тебя взял,

Ты тут на автобусе мне

Воровство устроишь бесследно.

Моих пассажиров во сне

Взбудоражишь  ты безвредно.

Будто завтра день рождения матери его.

Да иди. Устрой в другом месте воровство!

Подумал и так  униженный судьбой:

«Зачем такие  живут на свете?

Искоренить их! В последний раз в бой!

И побить нечеловеков  этих!».

И он из последних  сил

Бросился на шофёра с кулаком.

Удар удался. Охотно побранил.

И даже обозвал  тумаком.

Ещё раз удар, и ещё…

И ему стало  теперь хорошо.

Бившего захватили  сразу.

Шофёр побить его  приказал,

Сквозь слова: «Вот зараза!».

Адалят тоже прибежал.

Адалят понял  из-за чего драка.

Прискакал сам  участковый.

Он повёз бившего  в царство мрака –

И цвет лица вора – кумачовый…

Адалят вернулся весь погруженный

О жизни в  спор односторонний.
 
 
 
 
 

Вернулся в  автобус и тетрадь

Всех недостатков  достал, и записал:

«Тюремщикам денюжки  давать

На поездку, если тот не рал».

И всё шофёра чревоугодие

Перед Адалятом стало зиять.

Он вернётся сюда после полугодия,

И увидит жизнь  вокзала опять,

Но ему улучшение  в манерах

Виднелось в  малых размерах.

Адаляту не верилось никак,

Что изменится  сами по себе порядки;

Что без его  косвенных атак

Мир перестанет быть гадким;

Что если бездействовать яростно,

Становясь причиной жизни порчи,

То мир без  притеснений безжалостно

Превратится в  наши же корчи.

Адалят философию  Насими внял –

Перевёл его, но позже в поэзии провал:

Не  вмещаюсь

Во мне две  вселенных вместятся

Но в сей  мир я не вмещаюсь

И немеющий я  странник место

В место и  пространство не вмещаюсь!

Небо и земля, и бытие –

Это всё во мне  нашлось.

Рот закрой, молчание тебе;

В объяснения я не вмещаюсь.

Признаки мои  – мир, существо;

И владельцем мира мой почин.

Знай ты признаки почина моего

Знай, что в  признаки я не вмещаюсь.

И предположениями  суть

Не узнал, не вник в неё никто.

Знающий меня, и  знающий мой путь

Знает, что в  предположения я не вмещаюсь.

И в лицо смотри, и дела

Смысл и изнанку  ты пойми.

Потому, что я  материя и тело

Но в материю  и тело не вмещаюсь.

Жемчуг я, я  – кожура его.

И стою на двери  суматохи света конца.

И в баккал я  жизни света лишь сего

Койкой под  себя и одёжей не вмещаюсь.

Скрытый клад –  я уже;

И зияющего глаз – я.

Место шахты  – я, в моей душе …

Но я в море, шахты не вмещаюсь.

Я – адем, и  «человек» зовут меня,

Хоть и существом  своим я заполняю мир.

Дом – я, и  я же – земля,

Но я в дом, землю не вмещаюсь.

Пустота мира, я же – дух.

Время и вселенной  бег – я.

Но на странность обрати ты слух,

Что во время, пустоту  я не вмещаюсь.

Звёзды и судьбы я – лик;

И посланник, и  заказ я бога.

Будь немым, замкни речь, язык:

В эти речь, язык  я не вмещаюсь.

Я – крупинка, я же – солнце.

И четвёрка, и  пятёрка, и шестёрка – я.

И позырь объяснениями ты в донце,

И пойми, что  в донце объяснений не вмещаюсь.

Вместе с лицами я – корень.

Вместе с ночью  Гедр, Берат …

Я и сахар, и  варенье розы чёрной,

Но в закрытый рот я не вмещаюсь!
 
 

Моисею я видневшийся  тот пламень.

Дерево под  коим родила Мария – я.

И поднявшийся  я в небо камень.

Удлинявшейся  язык увидь огня.

И пойми: в язык сей я не вмещаюсь!

Солнце –  я, и я – луна.

Мёд – я, сахар  – я же.

Я дарю текущий  дух, сей стих – волна …

Но в текущий дух я не вмещаюсь!

И хотя сегодня  – Насими

Я из Гурейша, но мой

Признак выше этого. Пойми:

Я в отметки  не вмещаюсь!

Во мне две  вселенных вместятся

Но в сей  мир я не вмещаюсь

И немеющий я  странник место

В место и  пространство не вмещаюсь!

Адалят думал: «О, Господь!

В чём этих неудач причина?

Почему каждый человек – урод?

Может была непрочна твоя глина?..

Он честно хотел  прожить. Но нет!!!

Его заставили  опять в кулак…

Иль ему так  надо?.. Травлений след

Подтолкнул его, а он дурак!

Теперь повезут  его и побьют.

И свершат снова  над беднягой суд.
 
 
 
 
 
 
 
 

      

  Господи, Боже, да, что же я сделал?

                Что творил я  сам не ведал.

                Тимати

Вдруг он понял  свой мятеж.

Вник захоронению высших надежд.

–Солнце свети? – Пойдут дожди.

Власти хочешь? – Умрут вожди.

Когда, обернувшись  чрез плечо, молча,

Увижу пройденный путь,

Пойму, что завершилась  сердца порча.

Но поздно! Потрогаю я грудь.

Дошло, что ветер  разрывали солнца лучи,

Это моя жизнь, жизнь моя – учись!

Автобус выезжал  из вокзала.

Какая-то хромая музыка играла.

Бросился к  шофёру Адалят:

–Остановитесь, я возвращаюсь назад.

Верните деньги. Я не езжу.

И думал он: «Если  не вернут,

Я ему в утробу врежу».

Малыш шофёра: «Мы  в путь

Отправляемся, и  можем вернуть половину.

–Бог с вами, хоть не знаю причину…
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Ему объяснили, что если б он

Вообще не садился, место не занимал,

Они б посадили на его трон

Кого-то, кто  бы их рейс уважал.

И согласился с  ними Адалят.

Вышел, к диспетчеру подошёл,

А там, из-за шора, смрад

Вынудил его  почувствовать боль.

Он сел в  такси и сказал:

«В участок, знаете?».

               А тот головой покачал.

Прибыл в участок, подождал часок,

Когда уже лопалось терпение,

Когда рука, вот, жала в курок

Для излишек личного мнения

Он думал: «Ещё подожду».

Дождался: «Сколько надо?».

–Парень, ты предлагаешь мне мзду?

Пятьдесят манатов  из кармана Адалята

Выдворили в  участке из-за адаша,

Сняв с обвинения  слово «кража». 

И выпустили  бывшего вора.

Деньги ему  дал Адалят.

Утром, после  долгого разговора

Они расстались примерно в пять.

Адалят сел  в автобус,

И отцу своему позвонил:

–Отец, мой незыблемый глобус

Случай жизни  прокрутил.

Я выезжаю, пусть  пропущу первый урок.

Но теперь я  к истине уже не далёк!

И стала в  его руках тлеть

Вся блокадная  доброты власть.

И разум начал  сладостно петь:

–Моя борьба только началась