ФеМиДа -опять про СтАтую

             - Рассказ деда Манюни -

   Живу я, брательники, в пятиэтажке напроть скверика, и с балкона своей «хрущёвки» всяких чудес нагляделси, так что есть чего потомкам порассказать.

Дело в том, что в скверике с прошлых времен осталась ностальгическая достопримечательность, - некая мраморная девица, то ли с веслом, то ли с ломом,  теперь уж и не разберешь, ибо шибко она пострадала в переходный период от коммунизма к рыночной экономии, ядрешь тя в корень!

Не известно, в честь какой передовички сооружено сие чудо в штанишках, но уж больно она смахивает на грозную тетку с проходной нашего законсервированного завода. За такой ущербный вид старожилы давно прозвали сию дамочку «баб Ягой».

 И если сами были к ней равнодушны, то пташки,,.

Те ее просто обожали, ну, прям, стаями  посещали... Хи-хи-хи, особо в это сухое лето,,,   

   Да... Так вот, намедни гляжу я с насиженного местечка, как к баб Яге мужичок один пришкандыбал. Самого туды-сюды ветер качает, а черный пакет и авоська с надгрызенным яблоком в руках болтаются, а сам языком чего-то невообразимое лепечет:

- О! Ттёща моя рразлюбезныя! А тты как сюда поппала а? — Появившийся зять с кандибобером обходит «СВОЮ тещу».

- Н-ну, здорово1 Чет-то тя не узнать, понимашь. Уж больно пташки тя, мма-мманя, загримировали, ну прям, мм-ца! - смачно прищелкнул языком зятек.

- Ну, эт мы щас поправим, маммуля, ёшь твою вошь!

С превеликим трудом мужичок вскарабкался на замызганный постамент и, вытащив из темного пакета зонт, уравновесил его в разбитых руках статуи, и на него с двух сторон распределил и пакет, и авоську - для равновесия, значится.

Что-то ласково бормоча, зятек заботливо завязал галстуком «тещины» глаза, а в раскрытый ее рот запихал грязный носовой платок.

   - Т-так ты луччей выглядишь, маманя, - икнул он. - И в спальню подглядывать не будешь, - хихикнул хулиганистый зять, — и советов давать мми - нне не станешь, - ёрничал мститель, строя пьяные рожи «матери жены».

Желая усилить эффект произведенной процедурой, он, видимо, хотел отвесить прощальный реверанс, да не удержался и шмякнулся с постамента.

Из пыльной травы я услышал торжествующее: «Адью!» и просто уморился хохотать.
 
На сей несерьезный момент, братцы, вижу, шествует какая-т иностранная дилюгация и прямиком к «приодетой» чьей-то «теще» направляется, зять которой, валяясь в репейниках, продолжает внушения непереводимыми предложениями.

Чудно разодетая группа иностранцев стала с любопытством рассматривать баб Ягу.

- Вас ист дас? - воскликнул толстенький немец.

- Да, цито ето? - поддержал его приземистый японец.

- Шерше ля фам! - констатировала стройная француженка, кося глаза на грязного «зятя», который с силой отдирал от брюк репьяхи, ругая их на чем свет стоит: - Нну,  ккозлы, ччего вы ко мне прицце-ппились?

- А мозет ето монумента-слюжянка? - предположил то ли кореец, то ли китаец, снимая с головы нечто похожее на шляпу.

- Наин, найн! - запротестовал высокий субъект, - Наверна ето ист обелиска Совецка птишница: витали мнёго-мнёго птишкин пометы?

- Нихьт, нихьт! - зажестикулировал самый активный германец, - Ви не понймайт русищ юмора, коспода! Это жи пародий на Фемида!

- Та-та, - поддержал его сухопарый сэр. - Так-так, Фемита: и глас завязан, и два вага на руки дерьжяль! Я, я, точно Фемита!

 - Тогда зачем Фемиту рог исопилия? - посеяла семя сомнения тощая мадама.

-Ви што, протофольствен корзин не витали? Вон на весах повесилься, фидите? Видима, ето и ес русиш рог исопилия...

   Может, иностранцы еще долго бы блистали своей эрудицией в знании русской архитектуры и символике правосудия, но закрапавший вдруг долгожданный дождь отбил это желание, и туристы ретировались в поджидавший их автобус. Видать, поехали на объявленный аукцион нашего завода.

   Пришкандыбавший к автобусу хромой "Зять" бабЯги тоже спешил втиснуться в автобус.
Но перед замызганным, в репьяхах субьектом дверь испуганно закрылась, чуть не прищемив сизый нос... 

   Выхлопная труба мстительно обдала его клубами ядовитого дыма. "Зять" не остался в долгу- грозно помахал кулаком убегавшему виду транспорта и с досадой поплёлся под навес. 

   Я до слез нахохотался и тоже было хотел спрятаться от дождя, но тут увидел шлепающую по лужам пару согбенных пенсионеров. Бабуля своим всевидящим оком окинула грязно-мраморную деву и притормозила старикана:

- Дед, а дед, - тонко пропела она, - а ну, глянь: нешто, загранишники зонтик и сумки придарили баб Яге? Заглянь-ка, чево там, а?

   А дождь, меж тем, не то, что ведрами - ливнем расхохотался, словно старался за весь ЖЭК смыть многолетнюю грязь с нашего поселка, особенно остатки птичьего пребывания с нашей достопримечательности.

Так что пока дед, кряхтя и матерясь, исполнял супружний каприз, весь и промок, и измазался, из дырявого пакета на него ручьем текло что-то темное и липкое, и я с него обсмеялся: сущий кур во щах побывал!

Мало того, с самой статуи на бедного деда шматьями падали последствия птичьего пребывания, обильно смываемые усиливающимся дождем. Смотреть на это с балкона было до колик уморительно!

- Кабы не зонтик, так не акробатничал бы, - ворчал старик, оправдываясь, - Накосн-выкуси прибыль-то..- И подал супружнице добытое добро.

   Бабулька проворно заглянула в темный пакет и разочаровано охнула:

-Ой, де-ед, да здесь не иначе, как наша добавка к пенсии,,, - плюнула она с досады, вытряхнув из пакета сухарь и размокшие сигареты вперемешку с накапавшим со статуи «бульоном» из удобрений, да пустую чекушку.

- Яблочко-то, Вань, обрезать можно, а плетенка вот в целости, пригодится - чай, продовольственная!

   Спрятавшись под обретенный зонтик, пенсионная парочка скрылась в пелене дождя.
                1992г.