Марина

МАРИНА
баллада
 
1.
Давно это было, читатель мой строгий –
Стояла деревня себе при дороге.
Теперь её нет, и не стоит искать,
Но в ней родилась моя добрая мать.
Бывал там и я, у отца её – деда,
Где травы косил земляничного лета…
Деревня в две улицы вся умещалась
И Марьинкой нежно у нас величалась.
Ах, Марьинка, Марьинка – чудо деревня!
Твоей заполнялся я удалью древней.
Влюбился в людей твоих добрых, красивых,
Твоих лошадей полюбил златогривых.
Тайгою твоею пленился – и что ж? –
Деревни не стало, и где этот нож,
Что сердце мне ранит, и ранит, и ранит?..
Ни дома не сыщешь, ни улья, ни бани.
И кто это выдумал – «не перспективность»,
Что древний уклад в наше время – наивность?!
И кто это выдумал, кто сочинил, –
Что атомный век всё на свете сменил?!
Компьютерной техникой мир очарован,
Ракетами шарик земли нашпигован.
А люди, что кнопки…
- Не правда! Не верю, -
Что этим захлопнуты в прошлое двери.
И не нужны нам совсем деревушки,
Точно согбенные старцы, старушки.
2.
Я в прошлое – чашу души опускаю,
И прошлое пью, и над ним вырастаю.
Как маленький стебель от мощного корня –
Тянусь, и расту я над тем, кто нас кормит.
Кто поит живительным соком преданий,
И опытом горьким всевечных исканий.
А прошлое: льётся и сказкой, и былью,
Мерцающим космосом, звёздною пылью.
Мне видятся древние, чудные лики,
Мне слышатся песни, и плачи, и крики…
Баллады так сказочной вышло начало.
поверьте - и сердце моё не молчало.

Что будет дальше? – скоро узнаем.
С тобою, читатель мой, звёзды считаем.
С тобою, читатель мой, вспомним о давнем;
Смешном ли, наивном, загадочно-странном.
Начну же с деревни – ни с крупной, ни с бедной…
У каждого, знаю, есть край свой заветный.
Своя деревушка, и речка, и поле…
Свой лес… И законно то – вольному воля!
Деревня же наша к тайге прижималась,
И Марьинкой нежно у нас называлась.
3.
Откуда названье красивое это
В сибирскую глушь занесло за пол света?
В гудение пчёл, разнотравье, да пенье…
Кто первым забрёл и поставил селенье?
Не пахарь ли, пасечник, бондарь весёлый,
Матрос ли за мачты бор принял сосновый,
Купец ли осел по фамилии Марьин?
Детинки ль старушки неведомой Марьи
Здесь начали первыми ставить дома,
Овины, омёты, с зерном закрома…
Иль Марьи коренья – лесные пионы
Вложили в названье писцы-почтальоны?
От Марьина корня светло было в рощах.
Вовеки цветов не росло здесь попроще.
Ромашки размерами с блюдца… сараны, –
Как люстры в подвесках кроваво-багряных.
Жарки заливали распадки, лога…
Зарёво алели вверху облака.
А в старый колодец, замшелый и чистый,
В Купалу звезда опускалась лучисто.
Серебряный змей прилетал, и ночами –
В тёмную воду гляделся очами.
Грустя и вздыхая, ронял змей слезу…
А может, за змея кто принял…козу,
Сопревши на солнце, иль с медовухи…
Иль всё сочинили от скуки старухи.
4.
Была моя мама тогда молодою, –
Ходила к колодцу она за водою.
И видела змея!.. и в страхе дрожала...
И, выронив вёдра, в избу убежала!
Я ей обяснял из учебника физики,
Что там, у колодца, не вижу я мистики.
Была то лишь молния, что шаровая...
И мама кивала мне, то признавая.
А я хотел верить – что всё так и было...
Ни что моя мама не сочинила.
Был огненный змей в серебре чешуи...
И воду он пил из широкой бадьи.

Помнится – сам я бежал, что есть силы,
Чтобы схватиться за крепкие вилы.
Спасаясь от чёрного злого быка…
Качнулся забор!.. но калитка крепка.
Бабочкой сердце в груди колотилось. –
Ух, пронеслось кошмаром, и не сбылось!
Может тот бык – был колдун, или ведьма?
Был, и пропал! – ну не страшно ли это?!
Но страхи не долгие в детскую пору.
Казалась жизнь вечной и чистой, без сору.
Плескался я звёздной водой из колодца –
И брызгалось смехом девчоночьим солнце!
Пустого, тоскливого не было дня…
И было светло на душе у меня.
Синели деревья, и крыши блестели,
Хлеба за околицей в поле желтели…
Лишь гикнешь – и скачешь на палке-коне!..
И ветер навстречу, и пятки в огне!
Стремишься очами в широкое небо,
Мчишься мечтою туда, где ты не был!
5.
Где в пожнях – туманов волшебные змеи.
По рощам русалки, игривые феи…
Где в кедрачах не пройдёт даже пеший –
В дупла восторженно ухает леший:
-У-ух… у-у-ух… или это сова?
Следы укрывает густая трава.
В царствие мхов, медведей и лосей
Ещё не ворвалась пора скоростей.
Тишь заповедную не разорвали
Рёвы бульдозеров, высверки стали.
Не зачеркнуло бетоном шоссе:
Ни ягод угодья, ни грузди в росе.
Живучий мой край незаметный, родной:
Струится родник под заветной сосной.
Глухарь из-под ног шуранул по кустам…
Иду к незабвенным кладбища крестам.
В траве выше пояса след от двуколки…
Cмотрю Робинзона дичей, как мальчонка.
И вспоминаю – всё, всё вспоминаю:
Деревней бегу, и в «пристенок» играю.
Вот с дедою Ромой, не старым пока,
Качаем мы в мёд золотые луга.
Вот баба Павлина в большом чугуне
Варит таёжную дань на огне.
6.
В куреве наша деревня, не в гари –
Плыла словно парусник в утренней рани.
И шишки варила, а рядом – варенье…
Ох, ну и запах стоял над деревней!
Ласточки вольные вились, шмели,
Гуси торжественный гогот вели.
Многоголосие, тыщедвиженье,
Мычанье, кудахтанье, блеянье, пенье…
Молочное утро в малиновых зорях.
Пастух с кнутовищем – в живом идёт море.
И светятся окнами избы умытые…
Рябины под окнами жаром увиты.
Над клубом, как водится, алый флажок.
С забора кричит молодой петушок…
Парни, как водится, в белых рубашках.
После кино, мы играем в «пятнашки».
Девок гоняем – они в смехе нас!..
И весело после пускаемся в пляс!
Под патефон ли, гармошку – едино.
Танец танцуем «Чарльстон» - вот что дивно!
Но более «Полечка» нравилась мне,–
Чтоб с переходом, чтоб ручка в руке.
Гулял, хороводил я с Дашей, и с Глашей,
И с тою, что год была – всех в мире краше!
7.
Намеренно я изменил имена.
Да и давно ушли те времена.
Когда паренька меня мир тот пленил…
А может, я это всё вам сочинил?
Здесь рос я, и зрел – как ячменное семя.
Нет в мире чудесней, и сказочней время,
Чем детство и юность!.. Пусть я ненароком
украсил их чуть, но ей богу – немного.
А повесть о Марьинке или Маринке –
Всё ещё будто бы девочка в зыбке.

За мною, читатель мой, смело туда, –
Где в дальнем-далёком клубятся года!
Всё помню, и славлю, и всё-всё приемлю –
Сказаньям былого внимаю, и внемлю.
Оно и острее, оно и чуднее…
Деревни вот нет уж – а будто бы с нею, –
С вышедшей в поле дивчиной Мариной…
(коса до порога, и стан лебединый).
Я слышу сказанья негромкие струны –
о девушке милой, прекрасной и юной.
Я вижу сей стан, косы девы ловлю…
Уж слогом старинным играю, шалю.
Век девятнадцатый ближе, и ближе…
Вот уж и двор крепко срубленный вижу!
8.
Я вижу в деревне избу, ту, что с краю.
Гостям дорогим – там врата отворяют.
-Почтенные гости, Вас милости просим!..
Входи мой читатель… и я с тобой. Впрочем –
Признаюсь, что я в старину ту не жил,
Лишь байку о ней, как сумел, изложил.
Можно считать эту байку балладой,
Можно поэмой – было бы ладно!
А может легендой, мой труд сей назвать?..
Деревни той нет – у кого бы узнать.
И подтвердить уже некому боле…
Но было то, было, как солнышко в поле!
Про то нашептали мне листья берёз,
С какими я, в детстве ровесником рос.
А те, это слышали от ветерков,
А те – те подслушали у стариков.
О чём же баллада? – о дивной красе,
Такую в мечтах разве видим во сне!
О, дамы! О, женщины! Юные девы!..
О вас все сказанья! Для вас все напевы!
Смешались в балладе: и горе, и радость…
Мой сказ о Марине не будет вам в тягость.
Марине, Маринке – сельчанке красивой.
Ещё бы родиться Марине счастливой!
9.
Смотри мой читатель, и примечай –
Сейчас выйдет чудо... (чуть что – выручай!).
Гляди – вон идут по деревне сваты!..
Подруги невесты цветут, что цветы!..
С дружками напротив – нарядный жених!..
Играют гармошки… и я, против них:
На пуговки белые, как заворожено,
Смотрю отрешённо, но и восторженно!
Накрыты столы. Хлебосольный народ –
Всеобщно, деревнею свадьбу ведёт!
Вот незадача – меня не приметили.
Не-то; как пляшу, и пою я – отметили б!
Сибирские песни, старинный обряд…
И мёртвый воскреснет, когда застучат
В присядке и в кружеве – пол ходуном!..
А запоют – сердце вывернут дном!
А небо всё в звёздах; пушистых, огромных...
Как снег первый чисто, и тайно, и вольно!
Эх, свадеб раздолье: лихие гармони!..
Седые от инея резвые кони!..
Завалишься в сани, в овчины… – Пошёл!..
И – снег из-под полоза! – звон во весь дол!
И мари закатов, и мари рассветов…
-Ах, Марьинка, Маря! – откликнись мне – где ты?!
10.
Чу, трель бубенцов замолчала у дома.
В пять окон изба, мезонинчик с балконом…
Рябины, мальвины, смородин кусты…
Стёкла в окошках до блеска чисты.
Пестрят занавески, побелены стены.
Лики святых… всё здесь обыкновенно.
Крестьянская доля, простая судьба…
Топится печь, и дымится труба…
Лето к исходу, осень уж рядом…
У старых родителей дочка – услада.
Сон ли не сон – вот и снег повалил…
И санный след, след от телеги сменил.
Маринка проснулась – красавица … что ты!
Таких поискать!.. а уж девичьи годы
То же уходят… - Пора б на конец
Мариночке замуж идти под венец!
Но гордо красавица хмурит лишь брови:
-Идти за крестьянского парня? – да что вы!
В глуши стародавней, сидит у окна…
Откуда такая? – да кто же она?!
И кой бес накаркал на девушку свыше? –
Ни кто с ней сравниться обличьем не вышел!
Кто ж видел её, был на век очарован
Красой неземной, и как в цепи закован.
11.
Такой неприступной Марина была –
Немало парней красотой извела!
Румянец пылает на зависть заре!
Глаза так и манят, как бездна в огне!
Чуть бровью Марина своей поведёт –
Не девка – царица, и всё тут, идёт!
Читатель, прошу тебя – будь осторожен –
Подвержен и ты ведь красе женской тоже.
Если мужчина, а женщины, всё же –
Завидывать ей – упаси вас всех Боже!
Краса эта страшная – нет ей предела.
Лучше б закрытой Маринка сидела.
Или попортила оспой лицо
Нос бы сломала, упав на крыльцо.
Глядишь, зажила бы счастливо и мирно.
Впряглась бы в работу – стала б двужильной.
Но не было бы и легенды тогда,
Какою красивой Марина была.
12.
К ней сваталось много купцов родовитых.
И сам губернатор заехал со свитой,
Как будто по срочным делам… - увидал –
И сон, и покой, и весь ум потерял!
Но всё понапрасну! – коль сердце не любит!..
Немало несчастных изгрызло здесь губы!
Посохнув, поохав, разъехались всё же…
Ни кто из них долго потом и не пожил.
Был странной красой, как болезнью объятый.
Умытый росой, но на чёрном заклятый.
Точно вселилась в Марину дивчину
Тёмная нечисть, сосущая силу.
В деревни однако, народ был не хворый.
Парни о ней повели разговоры,
Да и оставили – Бог с ней, с Мариной!..
Надо смотреть за домашней скотиной.
Пахали, да сеяли, да молотили,
Дивчин работящих, те парни любили.
И прадед мой древний, из Белой РУси –
Вовсе не думал о гордой Марусе.
Свистал пастушком на весёленькой дудке,
Пахал мужичком, да крутил самокрутки.
Гулял, хороводил; то с Глашей, то с Дашей…
К чему ему та; что ни вашим, ни нашим.
Встретил Матрёну – её и сосватал...
Много ль крестьянскому парню надо.
Она ж народила ему семерых…
И дед мой Роман был четвёртым средь них.
А у Романа родилась Надежда –
То моя матушка, юная прежде.
13 Промчались года и седой бородой
Порос дед Корней, а ведь был молодой.
Он и поведал внучке Надюшке
Байку о Марьинке – их деревушке.
Стареют и дети, и внуки стареют.
А всё ж – жизнь идёт, и во всю молодеет!
Смотрит Марина в окно на меня –
Весенней природой, сиянием дня.
Такая краса мне совсем не вредна…
Вдруг свечкою вспыхнула рядом сосна!
Отпрянул я в сторону – и всё исчезло.
Что за напасть?! – место как расчудесно!
Тучи сгущаются над Балахтоном,
Зарницы мерцают над древним Солгоном…
Молния выжгла в ночи страшный знак:
-Марина, Марина – за что же ты так?!
Прекрасней не знали за тысячи весей,
Но не был от этого дом её весел.
Похоже, нечистый тот дом заприметил…
Картинка Маринка, а сердце как ветер!
Не этот ли ветер гуляет, как плачет
По прежней деревне?.. Она не иначе!..
Маринка листвою берёз шелестит,
Маринка из капищ черёмух глядит.
За Поперечкой в мерцанье зарниц
Маринка глядит краше тысяч девиц.
В Талатке речушке, блеснув ли ручьём,
Маринка нет-нет отразится челом.
В Рябиновом прудике шумные гуси –
И те лишь гогочут о дивной Марусе.
14.
О многом ты знаешь, читатель мой милый.
Конечно, не веришь в нечистые силы.
И правильно! – мудрствуй на лоне прогресса…
Но в море познаний есть брег интереса!
Есть брег возвращенья к седой старине,
Как после зимы возвращенье к весне.
Пускай о Марине ты знать не желаешь,
От удивления ахать не станешь.
Ни чем-то тебя, дорогой, не пронять,
Тем более нечем тебя испугать!..
А всё ж, согласись – без волшебного сказа –
Скучна была б жизнь, как разбитая ваза.
Не смейся читатель над байкой старинной –
Дорога без байки покажется длинной.
И в наш современный, продвинутый век –
Двуличен бывает порой человек.
И в тихом болоте все черти живут.
Маринка же вот, на виду у нас тут.
Могла она быть и приветной, и нежной.
И первой плясуньей, и в деле прилежной…
Ткала и вязала, как мастерица…
Пела, как лучшая в мире певица!
Да видно краса её сердце сгубила –
Себя только гордая дева любила!

15.
И вдруг, как-то вечером, тройка коней –
Примчала в санях под окошко парней!
Три парня, три чудных красавца румяных,
Маринку зовут – Покатайся, мол, с нами!..
Украшены сани персидским ковром.
Вся сбруя блестит на конях серебром.
Один на гармони играет, смеётся –
Пригожее всех он Марине сдаётся!
Другие раскрыли богатый сундук…
И захватило у девоньки дух!
Румяным огнём загорелась душа –
Головку Маринки восторгом кружа!
Не хмурится гордая бровь у Марины.
Уже сапожком не пристукнет спесиво.
Вот-вот она в пляску с парнями пойдёт –
Сама, наглядевшись на них, пропадёт!
Ресницы трепещут, коса расплелась…
Всем существом она к ним подалась.
У батюшки с матушкой просит юла –
Пустить покататься у края села!
Совсем не узнать неприступной Маринки.
-Ох, доченька – будто б торопишь поминки!
Всю ночь мы не спали, прилечь не могли…
Ну, как разрешим – чтоб тебя увезли?!
16. А парни, смеются! А парни, зовут!..
Вот-вот развернутся – уедут, уйдут!..
Поклоны отвешены низко по чести;
И тёплые взгляды, и добрые вести…
Подносят дары – каждый тысячи стоит!..
-А вдруг, то воры?! – что на тройке их гонит?
Стоят на крыльце, лбов же не перекрестят…
Точно не видят себе в этом чести.
Зайти под иконы, и так что прикрыты.
Точно святые в деревне забыты.
Собрался народ подле дивных саней
И топчется тяжко, как стадо свиней.
Шумно дыша и вздыхая близ дива:
– Ах, что за кони такие красивые!
А парни, вино разливают в стаканы –
Пьют вместе со всеми, а всё как не пьяны!
И так мужиков угостив, напоили,
Что, кто, где стоял – как снопы повалили!
А кто устоял от вина – до завязки
Тогда наплясался, без всякой острастки.
Кудрявые ж парни стоят на крылечке,
А в дом всё не входят… смеются беспечно.
-Зашли б, покрестились на образа…
Нет, не идут… что-то тут неспроста.
Попятились чуть, но опять за своё!..
А в небе чего-то кричит вороньё…
Коровы как будто напуганы чем-то –
Поджавши хвосты, псы попрятались где-то.
Из-под заборов тявкают, воют…
Кошки, как кролики, норы уж роют.
Куры и голуби точно во сне,
Глаза закатив пали в обморок все!
17.
А трое красавцев тех, пуще того
Марину зовут, как в музей иль в кино.
Засыпали двор золотою монетой…
Швырнули по крышам сверкать самоцветы!
Лишь просят одно – прокатиться в награду
С прекрасной княжною – Мариной усладой!
Часок с небольшим… у села за околицей…
За серебро-злато – их просьба не колется.
Уж тройка готова, и ждёт терпеливо –
Упитаны кони, расчёсаны гривы.
Совсем помутилось у старых в мозгах.
Как слово худое сказать при гостях?!
Не знали родные, кто тройку запряг.
Крестом осенили – Ну, что ж, коли так.
Хорошие парни, видать барчуки.
Богато одеты… не нашей руки.
Но клятву дают – не обидеть тебя…
Ступай ужё с Богом – а вдруг то судьба!
Сказали и сели – как будто хотели
Сказать что иное, да губы немели.
Крестик нательный хотели достать
Но руки упали – не приподнять? -
Чтобы на Шею-то доне одети.
Висят старых руки, сухие, как плети.
А Маря, уже и шубейку одела.
Сказала – Простите! – и полетела!
18.
Стремительно тройка сорвалась от дома.
Копыта забили в дорогу как громы!
Мелькнули огни… под неистовый свист:
Играет, смеётся, поёт гармонист!
И нет уж желанней его во всём свете!..
Ах, Маря, неужто она им не бредит?!
Ах, как горячи его сладкие губы!
Ах, как он трясёт своим вьющимся чубом!
И песни поёт, и читает стихи…
Целует влюблено её пальцы руки!
На пальцах горят им дарёные кольца,
На ушках Маринки два огненных солнца!
Глаза же у парня – тепло излучают.
Сердце Маринке огнём опаляют!
Забыла Маринка: деревню, родных…
(те двое, не смотрят на эти двоих).
Будто вдвоём Маря с парнем красивым…
А звать величать как его – не спросила.
Мелькают леса, и поля, и деревни…
Рассвет уже начал рассеивать тени.
Тускней в небе звёзды. Улыбки парней
Как будто бы в скорби – прощаются с ней.
Чу, петухи будто б вскрикнули робко…
И встала, горячая тройка близ сопки.
19.
Села и не видно… лишь снег в поле вьётся…
Сердце у Марьи затравленно бьётся!
И видит она цепенеющим взором –
Снимают они свои шапки бобровые…
Во вьющихся длинных кудрях замечает
Рога!.. и сознание тот час теряет!
Не помнит уж, как добралась до ворот.
В лице ни кровинки: и мутит, и жжёт.
-Кого без ума я всю ночь целовала?!
-Кого как чумная за друга считала?!
Простите родные – несчастная я! –
Совсем не пускайте на волю меня!
Сорвала с ушей золотые серёжки –
Запрыгали по полу чёрные блошки!
Все кольца забросила в русскую печь –
В трубу улетел завывающий смерч!
Хватились даров – а даров нет следа…
Одни тараканы. – Дави их! Беда!..
Двор в головёшках, крыши в навозе…
С карманов течёт… В общем, всё в мрачной прозе.
Хоть вызывай разгребать грязь бульдозер.
Впрочем, тогда не знавали такого
Коня посильнее и чёрта любого.
Лица не видать на Марине от горя.
Ужас в глазах, как засохшее поле.
Глядит на всех Марья бледней полотна,
Да как захохочет – Одна я, одна!..
20.
Вдруг вечером, снова та тройка коней…
И парни всё те же ей машут с саней.
А сбруя, богаче, чем прежде, блестит!..
Ковёр на ковре во все сани лежит!
А тот, что с гармонью, так ласково смотрит,
Так нежно, так страстно ей сердце изводит!
Весь мир закружился – ах, друг ты мой милый!..
И бросила в угол тяжёлые вилы.
Как не держали её, всё ж отбилась.
Точно в Марине самой тройка взвилась!
Схватила шубейку – да прыгнула в сани…
И только её в снежном вихре видали!

Явился священник, как лунь белый, древний. –
Святою водой окропил всю деревню.
Велел забить ставни, чтоб бесов не слышать…
Уехал, молясь – как бы хуже не вышло.
Совсем распоясалась нечисть в округе!..
Помогут ли грешным святые услуги?
Явилась Марина под утро, хромая.
На встречу священнику – дева седая.
Шубейка разорвана, и без платка…
Свернулся священник в кибитке возка…
Лишь возчику крикнул – Гони, погоняй!..
Уехал в позёмку…-Ну, чёрт, не замай!
Не будем читатель вдаваться в подробности –
Как поп тот доехал. Дай Бог, чтоб без сложностей.

21.
Марина до дома одна добрела…
Родные Марину узнали едва.
И ставни забиты, и двери на кольях…
Да видно вселилось в Маринкин дом горе.
И так же каталась она в третью ночь…
Но только уж было ей вовсе невмочь.
В одном сарафане, в окошко она,
Отбившись от близких, сбежала тогда.
Ставни сорвала, порвала замки...
Как ни кого не убила с тоски!
Вернулась под утро – упала в сенцах
На кучу сопревшего с лета сенца…
Три месяца чахла, потом – умерла.
Все три эти месяца «Друга» звала!
И друг приезжал, но попасть к ней не мог:
За прочные ставни, за крепкий замок.
Святою водой обливались углы.
Иконы сияли, как только могли!
Испуганно люди молились в домах…
И злобных собак одолел дикий страх.
Всю улицу взрыли копытами черти –
Что значит «любовь настоящая» - верьте!

22.
Зарыли Марину у белой берёзы.
Отпелись поминки, отлились все слёзы.
Но, долго ночами та тройка носилась,
Сверкая очами; и ржала, и билась!
И слышали люди все, как наваждение:
И смех развесёлый, и чудное пение.
Смеялась Марина, и парни смеялись…
Да только вот сани пустыми казались.
И кони, как тени от тёмных дерев…
Рычал в небе гром, как прожорливый лев.
А утром в трубу головёшка влетала…
Лишь эхо бубенчиком в небе дрожало.

23.
Такую вот сказку, а может быть быль,
Я слышал в деревне, где часто гостил.
Давно это было, ещё при Горохе…
И вот той деревни уж нет при дороге.
Менялись цари и вожди – жизнь текла,
Пока у дороги деревня была.
К тайге, словно к мамке она прижималась,
И нежно по девичьи Марьинкой звалась.
Бывал там и я у родимого деда,
Где травы косил земляничного лета,
Где копны свозил – чтобы вырос зарод,
Где жил православный славянский народ.
Ах, как ещё хочется снова туда, –
Где милого детства промчались года,
Где с краю деревни сгорел ветхий дом –
Тот самый!.. и сказку кончаю на том.
Напомню, что я в старину ту не жил,
Лишь сказ о деревне своей изложил.
Его нашептали мне листья берёз,
С какими я в детстве ровесником рос.
А те его слышали от ветерков,
А те, те подслушали у стариков...

Пришла ещё новость из Балахтона, –
Что страшная жуть там продолжилась снова.

Не будь слишком строг, мой читатель, к рассказу.
Ведь там не побудишь и ты брат ни разу.
Красавиц таких, и теперь нет в помине, –
Раз вывелись черти с тоски по Марине.
По-правде сказать – их и не было вовсе…
Да мало ли ряженых по свету носит.
Чудес всюду много – хоть шли их по почте…
Но все чудеса – люди делают, вот что!
Оно и спокойней без нечисти всякой,
Удобней – не-то, далеко ли до драки?!
Напьются до чёртиков и ловят змея...
Такое творить у нас люди умеют!
 
Рога обломать у нас дело не станет.
Другая, хоть в юбке, и то – так оттянет
Своим каблучищем-копытом, что – ой!..
Ещё хорошо, что остался живой!
Другая, махнёт языком-помелом –
Так уши заткнув, исчезаешь бегом!
И охая, думаешь – ну вас, чертовки!..
И, просто не веришь в счастья подковки.

Прости мой читатель прекрасного пола –
Тебя не хотел я обидеть укором.
И в русских селеньях есть женщины всё же,
Не меньше Марины прекрасны на ложе.

Закончилась сказка. Спасибо за честь! -
В тебе мой читатель прекрасное есть!
Ты чувствуешь сказку крылатым умом…
А если не чувствуешь? – что ж, поделом!
Значит, не вышла баллада о прошлом…
Об огненном змее, о солнце в лукошке,
О тройке с чертями, и о Марине…
Не овладел ещё слогом старинным.

С тобою читатель я не прощаюсь.
Из этого мира я в тот возвращаюсь.
Давно нет деревни, но так же беспечно –
Цветёт Марьин корень, цветёт мой сердечный!

1974г.