Дядя Ваня

Иван Семёныч может выпить литр,
Почти не дрогнув мускулами век.
Он вам не гомик и не аудитор,
Вполне себе приличный человек.

Ещё не стар, хотя не слишком молод.
Фанат Ротару, но при том не жлоб…
В глазах его горит любовный голод
При виде грациозных женских жоп.

По-разному себе мы душу греем,
Но то, что с ним случилось, это жуть:
Он вдруг себя почувствовал евреем,
Купив брошюрку «Иудейский путь».

Припев:
И вот лежит он бедный на диване,
В тоске еврейской и в хмельном дыму.
Созрели вишни в саду у дядя Вани.
Да только на хрена они ему!

По шкафу, как по гробу барабаня
Костлявым пальцем с ногтем расписным,
Жена сказала: «Как же это Ваня?
Ведь ты мне был уже почти родным…

Выходит, что любила я иуду,
И оливье строгала подлецу…
Я спать с тобой с обрезанным не буду
И жрать не буду я твою мацу!»

Припев:
И вот лежит он бедный на диване,
В тоске еврейской и в хмельном дыму.
Созрели вишни в саду у дядя Вани.
Да только на хрена они ему!

А друг Петрович, алкоголик гордый
Подвёл черту ещё на берегу:
«Ведь я теперь с тобой, с жидовской мордой,
Ни то что пить, а какать не смогу!

И свой позор ты унесёшь в могилу,
Подохнув на израильских хлебах…
Давай пляши свою хава-нагилу
Ты на святых родительских гробах!»

Припев:
И вот лежит он бедный на диване,
В тоске еврейской и в хмельном дыму.
Созрели вишни в саду у дядя Вани.
Да только на хрена они ему!