Предрассветный сон

Одиночество бывает разным.
Грусть таит в себе зарок.
Пусть овеян ласковым соблазном
Мой животный, низменный порок.
Не склонив коленей пред святыми,
Зная боль житейски-торных бед,
Женщина с глазами голубыми
Занята, чтоб верить в Божий Свет.

Все зовутся смертными простыми,
На подонков не влияет ум.
Женщина с глазами голубыми
Взбудоражила затишье дум.
Перед ней все люди лишь названья,
Душит нас остервенелый страх.
Для неё нет счастья и страданья,
Потому что время  —  это прах.

                * 

Я в печали, я в большой печали!
Ветер вновь обдал меня листвой!
Все мои святыни, боги пали,
Как иголки с застарелых хвой.
Но меня обходит стороною
Осень-гибель, что мне пожелать?
Посадить святыни новой хвою
Иль найти среди растений мать?

Завывает вьюга, южный ветер,
И рождает холод частый снег.
Словно на истерзанной планете
Виден мне крысиный полубег.
Новый день несёт иную вьюгу.
Снежный бог свирепствует во мгле.
Вдруг, предавшись слабости испуга,
Начинаю мыслить я о зле...
Страшно мне! Какой тяжёлый случай!
Слышу въявь ужасный хриплый глас!
Оттого ль темнеют в небе тучи?
Потому ль тоскливо мне сейчас?

«Человек! Узри свою печать!
Кто ты есть? Ты  —  прародитель бед!
Ты считал, что можно всё познать
Из вульгарных бытовых бесед?
Но как горько нынче вспоминать  —
Слово «бред» рифмуется с «поэт»!»

                *

Лейся, лейся, песня, на просторы!
Кто поймёт весенний перезвон?
На глаза накину счастья шторы
И забуду этот странный сон.

Лето, лето! Наступило лето!
Радость брызг от солнечных лучей.
Холод ветра пропадает где-то,
Ну и пусть...
Остаток бренных дней...
Мой июль, меня принёс земле ты!
Почему же гибель ты несёшь?
Я лечу по жизни, как комета,
И сгораю. Даже счастье  —  ложь!
Сердце знает, здесь я был когда-то,
Ощущаю странный я озноб,
И гляжу на местность виновато,
Слыша как колотит кто-то гроб...
Да ещё, забив глухою дверью
Все обиды в сердце и грехи,
Виден мне блеск солнца и я верю,
Что читают эти вот стихи.

С истлевающей зарёй багряной
Открываю дверь своей души,
И дымится небо облаками,
И тоскует сердце грустью рьяной,
И о чувстве не сказать словами,
Остаётся тягостно грешить...

Кто живёт, не думая о многом,
Только к тем я завистью горю.
Для меня теперь одна дорога  —
Словно в печь, душой влететь в зарю.

                *

Чей-то взор мелькнул полуусмешкой,
Отразили лик мои глаза...
Колыхнулись, дрогнули уста,
И она рукой своею нежной
Провела по русым волосам.
«Пусть сгорят неистовые боли,
Пусть издохнет судорга души!
Лишь бы раствориться в вольной воле,
Только б чувствовать, дышать и жить!
Только б солнце вечно улыбалось
И шептала нежная луна,
Разгоняя чувств моих усталость!
Лишь бы грустью не была больна!
Освящать хочу своей любовью,
Я людей хочу спасти от бед!
Чтоб зажглось предназначенье новью,
Чтоб горел всепониманья свет!

Оттого пришла я за тобою:
Ты не нужен с горечью поэм!
Ты подверг сомненью всё земное,
Лучше б был ты от рожденья нем!»

                *   

«Нет, не может быть,
Всё это лживость!
Я о горе в жизни не просил!..
Не меня Иуда средь осин
Манит пальцем в гибельную сырость!
Разве я, обещанный Руси,
Словно падаль, словно сволочь сгину?
Или я, забывши неба синь,
Попаду в болотную трясину?

Мне в глаза земная муть не лезет,
У меня на всё готов ответ.
Вся душа  —  кровавое месиво,
Принимай свою судьбу, поэт!
Вечность! Вечность!
Я  —  душа народа!
В одеянье клятвы я одет!

Иль забыла, сучье ты отродье,
Что к «поэту» в рифму будет «свет»!»

                *

Тишина в сто раз ночи ужасней!..
Небо стынет,
Чахлый ветер сгиб.
Средь людей, как меж бездушных глыб,
Моё пламя, пламя жизни гаснет.

Мне теперь ни капельки не нужно,
Я прошу согреться от огня.
Застывают на лице глаз лужи...
И лишь женщина
             осталась у меня.


15 сентября 1998–11 апреля 1999