1. Я тебя люблю!

   
     Бегу в обеденный перерыв, сокращая путь по привычной утоптанной дорожке, как раз мимо дома одной знакомой бабушки. Встречаю и саму хозяйку с ведром чернозема.
     - Вот несу землицы, подсыпать в цветочки! Выпросила у Семеныча, - Раиса Ивановна кивает на свежую кучу перегноя у соседнего дома.
     Останавливаюсь. Рассказываю о том, что фиалки, которые она мне дала, цветут непрерывно третий год. Спрашиваю, обязательно ли их обрезать на зиму. Я не обрезаю.
     - А и не срезай, не надо. У меня-то перевелись. Знаешь А.Х.? Дала ей сдуру, с тех пор у меня все пропали. Есть такие люди, у которых рука тяжелая...
     - Так давайте я вам принесу! У меня же есть. Ваши.
     - Не надо, дочка, пусть у тебя будут.
     Подошел молоденький котик, трется об ноги.
     - А прежний умер... И Бимка умер... Тоже старый был. Семнадцать лет. Отходил долго. Глаза мои тянул. И все голодный был. Вставать не мог. Жадно так хватал, еду-то.
     Бимка - верный пес. Еще зимой можно было встретить их, двух одиноких стариков, бредущих по улице в какой-либо неспешной надобности.
     Как-то увидела Бимку одного. Шел он, пошатываясь, припадая на задние лапы и останавливаясь. Белая шерсть пожелтела и, местами, сделалась бурой. Худой, поджарый, на высоких ногах.
     - Би-и-има... Бима! - позвала я.
     Пес остановился, печально поглядел в мою сторону, но сил приблизиться, видимо, не было.
     Умер Бимка.
     - Глаза совсем не видят, - сетует Раиса Ивановна. - Лет-то  не много, семьдесят. Можно было бы еще... А вот поди ж ты... Ты иди, иди! Торопишься ведь. Я тебя люблю!
     Старушка подняла отставленное на время нашей беседы ведро и пошла по дорожке дальше.
Я же, вся вдруг вспыхнула, загорелась от последних ее слов, заулыбалась непонятно чему, распахнулась навстречу этому весеннему ветру.