П. П. Пазолини. Вот и я иду к термам Каракаллы...

Вот я тоже иду к термам Каракаллы,
окрылённый старинным,
великолепным правом погрузиться в свои мысли...
(Думать от том, что бог
всё ещё может жить во мне,
уязвимый, стыдливый, ребячливый,
с таким человечьим голосом,
которым он будто бы поёт песню.)
Бежать из этого плена вечной боли!
Освободить себя от тревоги, что придаёт
этим древним ночам такое великолепие!
Есть кое-что, объединяющее тех,
кто знает жажду, с теми, кто её не знает.
Потребности человека скромны:
прежде всего, нужна безупречная рубашка.
Затем — приличные ботинки, прочая одежда.
Дом в таком районе, где жильцы
не будут тебя ежечасно доставать.
Квартира, залитая солнечным светом —
три или четыре комнаты и балкон —
уединённый, но с лимонами и розами...

Одинокий до мозга костей, я всё же мечтаю
о вещах, связывающих меня с этим миром,
глядя на него так, будто я — одно сплошное око...
Мечтаю о собственном доме в Джаниколо,
невдалеке от виллы Памфили —
зелёное море до самой кромки лазури,
веранда, наполненная светом древнего солнца,
всегда сиявшего в Риме с жестокостью новизны.
Я бы покрыл свой балкон навесом,
заслонил бы всё занавесками из неосязаемой ткани.
Я бы сделал на заказ лёгкий стол,
поставил бы его в угол.
В нём была бы тысяча ящичков —
по одному для каждой моей рукописи.
Они бы не разрушали
жадной иерархии моего вдохновения...
Чуть-чуть порядка, чуть-чуть сладости
в работе и в жизни...
Я бы повсюду расставил стулья и кресла,
а ещё — маленький антикварный столик,
несколько старых полотен грубых маньеристов
в золочённых рамах, прикреплённых прямо
к голым стенам веранды.
В спальне стояла бы простая кровать
с бельём из цветастой ткани работы сардинских
и калабрийских мастериц.
Там я повесил бы картины, которые люблю:
рядом с Цигаиной, прекрасного Моранди,
Мафаи сороковых годов, Де Писиса,
маленького Розаи и большого Гуттузо.