Весной сорок пятого года. на южном направлении бои

Ким Кутахин


К 65-летию  Победы в Великой Отечественной
войне (1941-1945гг.)




ВЕСНОЙ СОРОК ПЯТОГО ГОДА.
На южном направлении бои.





ПОЭМА


10.11.09-10.01.2010
















Ким Кутахин

Весной сорок пятого года.
(На южном направлении бои).


Введение.

В невзрачных осени одеждах
Зима стояла во дворе.
Все ждали снега, но напрасно:
    Она была в одной поре.

Сухой, морозный, колкий ветер
Порошу пыльную тянул,
А в проводах, деревьях голых
Застрял протяжный, нудный гул.

Но город суетно, мятежно
Своей привычной жизнью жил,
Под ритм подстраивал любого
Приезжий то, иль старожил.

Он был большой и суетливый.
У каждого дела свои:
Туда-сюда сновали люди
Точно трудяги – муравьи.

Но мысли, как магнит вселенной,
Вели людей в свои места,
Где ждало их святое дело
Или заветная мечта.

2

В потоке этом бесконечном
Шагал задумчиво Сергей,
Как все, наверно, в этом мире
Он занят жизнью был своей.

В уме перебирал сначала
Он институтские дела,
Какие жизнь ему на завтра
Свои задания дала.

А если честно, все решает
Безумный, вездесущий быт.
Порой такое вытворяет,
Что и до смерти не забыть.

Голодный морок предвоенный
По детской прокатил судьбе,
И только свет чуть-чуть забрезжил,
Война является уже.

От зверств её кроваво-жадных
Земля испуганно дрожит,
Затем пора восстановленья
Ах, Боже мой, когда же жить.

3

Когда подумаешь – выходит:
Не жизнь, а черный юмор сплошь.
Вдруг магазин с названьем «Книги».
Ну как тут мимо ты пройдешь?


"Для внука посмотрю - я книжки",-
Сверкнула мысль в его уме.
"А, может быть, в новинках свежих
Чего-нибудь найду себе».

В мир чистый, светлый и прекрасный
Он с чувством радостным шагнул,
Где, как в семье пчелиной, дружной,
Стоял протяжный, ровный гул.

Вот где была его стихия!
Мир книг всегда его манил,
Своей фантазией и правдой
Он сердце доброе пленил.

Зажав тугой портфель подмышкой,
Он книги новые листал,
И мир с заботами, реальный
Существовать вдруг перестал.

4

Пока герой листает книги
О настоящем  и былом,
Я вам сейчас его представлю:
Сергей Петрович Рыбаков.

Передо мною был мужчина
За пятьдесят, быть может, лет.
И жизнь роскошной сединою
На нем оставила свой след.

Глаза веселые, живые,
Продолговатое лицо,
А на руке с особым шиком
Носил заветное кольцо.

Но чтоб полнее и наглядней
Портрет его дорисовать,
Скажу вам: молодость и зрелость
Ему не нужно занимать.

Он был подвижен, интересен,
И шел ему высокий рост
А в обращении с друзьями
Был откровенен, добр и прост.

5

Когда на улицу он вышел
И продолжал свой прежний путь,
То вдруг услышал: где-то сзади
Его по имени зовут.

Он оглянулся и  увидел:
Толпу прохожих обгонял
Его друг детства, Петька - рыжий.
Сергея с ходу он обнял.
 
-Серега!
-Петька! Вот нежданно!
Как говорят сто лет и зим!
-Зайдем в кафе, дружище, Петька,
О том, о сем поговорим.

-Слыхал: преподаешь немецкий?
А я заядлый агроном:
И день и ночь, зимой и летом,
Все мысли только о земном.

И в раздевалке, и в застолье
Лились рекой его басы.
Он оживился весь от счастья
И все поглаживал усы.

6

Их диалог не прерывался.
Опять вопрос, опять ответ.
А что ж вы думаете, люди:
Друзья не виделись сто лет.

Но вот мобильник у Сергея
Прервал их мирный разговор,
Который весело, азартно
Меж ними длился до сих пор.

«Сижу в кафе я с другом детства»,-
Сергея краткий был ответ.
- Передают жена и дочка
Тебе, Иванович, привет.

-«Спасибо! Но откуда дочка?
Слыхал я: нет у вас детей,
Что у жены твоей проблемы,
Других не слышал я вестей».

Сергей Петрович рассмеялся
«А надо, Петенька, уметь
И не чадить угарным газом,
А ярким пламенем гореть.

7

«Ну ладно, друже, не юродствуй
Где, с кем, когда и почему?
Выкладывай, а то терпенью
Конец приходит моему».

«Ох, дорогой Петро Иванович,
Прошло с поры той столько лет,
А ты настойчиво, дружище,
Конкретный требуешь ответ».

Сергей Петрович стал серьезным,
Веселье, как рукой, смело
Воспоминание о прошлом
Его куда-то увело.

Он машинально светлый галстук
Поправил, расстегнул костюм,
А на лицо прозрачной дымкой
Легла тень мрачная от дум.

«Но так и быть, тебе раскрою
Далекой юности секрет,
Который сердце не забудет
За чередою долгих лет»

Глава 1. В Альпах.

8

То было в славном сорок пятом
В ночи не светят огоньки.
Австро-венгерскую границу
Проходят грозные полки.

Наш корпус получил задачу:
Южнее Вену обойти
И всей фашистской группировке
Отрезать к западу пути.

А ночь стоит темнее сажи,
Лишь поступь мерная слышна.
Вот и сюда, в чужие Альпы,
Пришла незваная война.

А где-то северней, под Веной,
Гремят бои, глуша шаги,
То наши хлопцы из девятой
Фашистам отдают долги.

Торопится войну прикончить
И триста тридцать первый полк,
А командир её отважный
В делах военных знает толк.

9

Идут солдаты в неизвестность.
Одно лишь ясно: на врага.
И по земле, теперь австрийской,
Ступает твердая нога.

И кажется, что проседает
Земля под тяжестью сапог
Солдатских, крепких скороходов,
От тысячи усталых ног.

Все думы только о привале,
Который где-то впереди,
А сердце к трудностям приучено -
Стучится в ритм ногам в груди.

Все знали: муки за победу
Над темной силою врагов -
Священный долг, а за отчизну
Солдат отдаст и жизнь, и кровь.

Но жизнь свою приберегая,
Он хитрость, волю шлет вперед.
Вот почему своим геройством
Российский славится народ.

10

Мы из второго эшелона
Упорно шли к передовой,
Чтобы сменить солдат уставших,
Успех продлить их боевой.

Уж ясно слышались разрывы,
Ночного боя трескотня,
Солдатской жизни перемены
Не волновали здесь меня.

Была ли в том виной привычка
И три раненья за спиной,
Или устал от ожиданья
Своей судьбы – пули шальной.

Но только и мои солдаты
Привыкли к будням фронтовым
И радовались, точно дети,
Своим успехам боевым.

И даже смерть друзей по духу
Недолго сковывала нас,
Хоть каждый знал и тайно помнил:
Придет и наш последний час.

11

Война! И кто её придумал,
Какой отчаянный злодей,
Чтоб разрешать войною споры,
Возникшие между людей?

А жизнь – она как драгоценность,
Как первая любовь – одна.
В бою последнем всем дороже
Вдвойне становится она.

Но долг главенствует над смыслом,
А на войне, как на войне,
И должен ты без разговоров
Ей соответствовать вполне.

Колонна вдруг остановилась,
 И мы ушли к передовой.
Из-за вершин, чужих и мрачных,
Вставал рассвет над головой.

Над всем, еще дремавшем миром,
Торжествовала тишина,
Как будто набиралась силы
Для черных дел своих война.

12

Я группу вел в разведку лесом,
Где буки, вязы и дубы,
Ветвями голыми обнявшись,
Дремали на руках судьбы.

Мы шли бесшумно, рысьим шагом:
Не хрустнет сук, не дрогнет лист,
Но вот в кустах, совсем некстати
Свой голос пробует солист.

У птиц свой мир, свои заботы,
Им ни к чему наша война.
Их жизнь гуманнее, чем наша,
Делами мирными полна.

А где-то там за трассой, лесом,
У края горного села
Раздался выстрел. Группу к дому
Тропа лесная привела.

Из-за кустов нам было видно:
Два немца потрошат свинью,
Хозяйка с руганью, отважно
Стоит за собственность свою.

13

Во дворик внутренний
Я   с ходу
Перемахнул через забор.
И неожиданно и резко
Я встретился с врагом в упор.

Он был испуган. Нет, пожалуй,
Давно готов он ко всему,
И не казалось чем-то страшным
Уже пленение ему.

За годы долгих отступлений
Нарушен, смят военный быт,
И в этом хаосе безумном
Солдат по норме не был сыт.

В худобе скулы обнажились,
От грязи – фронтовой загар.
Во всем сквозила отрешенность,
Хотя и был солдат не стар.

Война в своей жестокой силе
Представилась в плененном мне:
Маньяк один, а миллионы
Страдают по его вине.

14

Мне в миг представилась картина
Как отступали скопом мы,
Когда враг гнал нас к нашей Волге
Под визг снарядов, лязг брони.

Мы долго с силой собирались
И, наконец, был даден бой.
И с той поры от Сталинграда
Вы не владеете собой.

Куда вас гнал надменный фюрер?
Какие калачи сулил?
И вот, выходит, что напрасно
Он кровь народную пролил.

Сейчас ты радостно лопочешь:
«Гитлер капут, Гитлер капут»
И для тебя к большому счастью,
Война закончилася тут.

«- Снесешь, Березкин, в часть трофеи,
Двух пленных у меня прими,
Да прежде, чем вести к начальству,
На кухне ты их накорми».

15. Встреча с Мари.

Пока сержант с хозяйкой дома
В порядок тушу приводил,
Я по окрестным горным склонам
Биноклем медленно водил.

Ложбину окружали горы,
Внизу сверкала гладь воды,
По склонам зависали села,
В кипеньи белые сады.

Правей от озера, где горы
Безмолвно рвали цепь свою,
Теснился город, город Баден,
В уютном, но глухом краю.

К нему по берегам озерным
Устало пленные брели,
А жизнь вокруг торжествовала:
Весна. Сады во всю цвели.

Я опустил бинокль и вижу:
У дома девушка стоит
И на меня, на незнакомца,
С тревогой, пристально глядит.

Я подошел к ней и с улыбкой
Свою ей руку протянул,
С волненьем, трепетно и нежно
В глаза веселые взглянул.

Как яркий луч, попав в темницу,
Уводит спящего от сна,
И, точно так, своим явленьем
Меня встревожила она.

Я все смотрю на её руку,
На стройный стан, на шелк волос
И от её очарованья,
Как будто бы к земле прирос.

С дежурною своей улыбкой
Я руку все держал её.
И почему-то в грудь стучало
Сердце отчаянно мое.

Я эту нежную ручонку
Боялся смять рукой своей
И причинить, пусть ненароком,
Неловкость, боль, страданье ей.

17

Какие длинненькие пальцы…
И  вдруг соломинка нашлась:
Рука по клавишам воздушным
Мгновенно перед ней прошлась.

Она сердечно рассмеялась
И за руку меня взяла,
Раскованно, уже хозяйкой
В дом черным ходом повела.

«Как звать тебя?- спросил я тихо:
«Я Мари, а тебя?»
«Сергей».
Она раскрыла дверь широко.
«Вот мы и в комнате моей».

Здесь все подобрано со вкусом:
Комоды, шкафчики, диван,
Окно широкое высоко
С цветущим садом,
Как экран.

Вблизи стоял рояль блестящий.
Стесняясь кресло замарать,
Я сел. Она – к роялю:
«Я буду для тебя играть».


18

Вот пальцы клавишей коснулись,
Задорно звуки полились.
Волненьем, негой и весельем
В душе моей отозвались.

То медленно, а то метелью
Кружили звуки надо мной
И я унесся в мир волшебный
Её игрою неземной.

Четыре года, Боже правый!
Я слушал музыку войны,
А эта, что волнует душу,
Не приходила даже в сны.

Я уж забыл, что есть иная,
Не схожая с моею жизнь,
Какую по вине злодеев
Я не успел еще прожить.

Под звуки мирные рояля
Я наслаждался, отдыхал,
И кажется, что здесь впервые
Их в этом доме услыхал.

19

Я все еще смотрел на руки,
На пальцы шустрые её,
Что исторгали море звуков
И сердце трогали мое.

Но вот мой взгляд переместился,
За ним последовали вмиг
И мои мысли озорные,
И музыкальный шторм утих.

Теперь я видел лишь Марию.
Она – предмет моих очей,
Она меня навек пленила
Девичьей прелестью своей.

Я любовался её статью,
Кудрями, грудью и лицом,
Улыбкой, что была, наверно,
Её короной и венцом.

Она глубины открывала
Её пленительной души.
И незнакомые мне чувства
В моей душе покой нашли.

20

Глаза с небесной синевою,
Казалось: видят вас до дна.
Была красивейшей из женщин
На целом свете лишь она.

И понял я: любовь  без боя
Меня в плен «тепленьким» взяла,
Бороться с нею бесполезно:
У ней стратегия своя.

Умолкли трепетные звуки,
Я девушку благодарил.
Мне что-то от дверей открытых
Сержант Величко говорил.

Я все держал Мари за руки
И улыбался только ей.
Мне не хотелось выбираться
Из девичьих её сетей.

- Если судьба  моя позволит,
Я, может быть, приду к тебе.
Прости, прекрасная Мария:
Война зовет меня к себе.

Глава 2

21

Апрель, еще как юный мальчик
По  горным тропам ковылял,
И от бессилия на землю
Слезу обильную ронял.

Дороги горные и тропы –
Сплошное месиво весны,
Но все ж следы её в природе
Повсюду наяву видны.

Набухли почки, вот-вот лопнут
Вдруг толщу туч распорет луч
И лава солнечного света
В долину хлынет с горных круч.

Слышнее щебетанье птичье
В высоких буковых лесах.
По горным склонам алым ситцем
Весна расправила свой стяг.

Идет она, как половодье,
Ничем её уж не сдержать.
И будет жизнь теперь солдата
С мгновеньем каждым дорожать.

22

Мы не стояли ни минуты,
Наш полк в движенье был всегда:
То с флангов обходят села,
То сходу брали города.

Вот перед станцией Пресбаум 
Разведка наша залегла.
Танкоремонтного завода
Погрузка полным ходом шла.

Грузили все добро завода:
Фашисты увезти хотят
Орудия, станки и танки 
И паровозы уж пыхтят.

Мы разделились на две группы,
На въезде-выезде пути
Туманным утром подорвали,
Чтоб не могли враги уйти.

Мы годных семьдесят два танка
В трофеи к вечеру зачли,
А к ночи вновь за новый город
Уже сражение вели.

Но не намерен был противник
Дорогу к Вене отдавать.
И, подтянув большие силы,
Упорно стал атаковать.

23

Атака новою атакой
Сменялась каждых полчаса.
От раскаленного метала
Огнем пылала полоса.

Враг наседал на нас от Вены
И от Пресбаума гремел
И силы, явно было видно,
Превосходящие имел.

Горели танки, транспортеры,
Пристанционные дома.
Весь день в своей смертельной схватке
Гремела эта кутерьма.

Уж девятнадцатой атакой
Враг захлебнулся от свинца.
Казалось будто бы вовеки
Не будет этому конца.

Комдив застыл от напряженья.
И в этот миг решает он
В атаку бросить для победы
Свой пушечный дивизион.

24

Резерв. Последняя надежда.
Судьбу решают вожаки:
Не подвели в минуты боя
Артиллеристы – смельчаки.

Они ворвались на машинах
В  поселок, пушки развернув,
Прямой наводкой били в сердце,
Огонь над немцами взметнув.

Горят умолкнувшие танки
И транспортеры их горят,
А пушки бьют, не умолкая:
С врагом по-русски говорят.

Разрушен штаб, бегут солдаты,
Повсюду паника и страх.
И только вот теперь, под вечер,
Рассеян, уничтожен враг.

Трофеи – семьдесят два танка
И целый пушечный завод.
Но главное: теперь до Вены
Уж подкрепленье не придет.

25

В тот день я получил нежданно
Раненье легкое руки –
Не задержался в медсанбате:
Ушел оттуда от тоски.

На фронте есть свои привычки:
Там рота, взвод, как дом родной,
Там командир свой и ребята –
Все дети мы судьбы одной.

Не дай вам Бог от них отбиться
От фронтовой своей родни
И испытать по полной мере
Тоской наполненные дни.

Нет! Лучше уж свои ребята,
Чем незнакомые друзья.
Свои – мне преданы до гроба
И им - до гроба предан я.

26

В минуты редкие затишья,
Между походов и боев,
Чтоб дать душе отдохновенье,
Я часто думал о своем.

Попасть бы снова в город Баден
И встретить там Марию вновь.
Я и не ведал, что стучится
В мою грудь первая любовь.

Тогда Марии было двадцать –
Вполне оформленная стать,
С высокой шеей лебединой,
Во всем похожая на мать.

Я полюбил ее всем сердцем,
Как только любят в первый раз,
Мне не забыть желанный образ,
Разлив небесный ее глаз.

И надо ж так: случайно встретил,
Случайно крепко полюбил
И навсегда неосторожно
В себе спокойствие убил.

Мне видится ее улыбка,
И музыка ее звучит,
И в такт волшебному роялю,
В моей груди любовь стучит.
27

Вот так уйдешь с полком к Дунаю
И чувства добрые умрут.
И в юном сердце охладелом
Им не найти уж вновь приют.

Любовь, любовь – души отрада!
Как без тебя на свете жить?
Ты – высочайшая награда
И можешь наповал убить.

Кому она дана судьбою,
Тот будет счастлив с ней навек,
Порой и без нее бывает,
Живет, не тужит человек.

Живет практично, здравым смыслом,
Жизнь не дает ему скучать.
Она, быть может, на закате
Захочет в двери постучать.

И вдруг поймешь: жизнь пролетела,
И ничему возврата нет.
А ведь была, была возможность,
Чтоб на земле оставить след.

28

Но разогнал, как ветер тучи,
Мечты лишь фразою одной
Знакомый и веселый голос,
Что прозвучал вдруг надо мной.

«А я ищу тебя повсюду.
Забился – сразу не найдешь.
Что? Беспокоит, видно, рана
Что и обедать не идешь?

Ко мне подсел сержант Величко,
Мой подчиненный и мой друг.
Чем интересен был мне Сашка,
Он знал и видел все вокруг.

Каким – то чудом неизвестным
Стекались новости к нему,
Как информацию заудить,
Ему известно одному.

Вот и сейчас, усевшись рядом,
Он сообщил, что наш начпрод,
Собрался ехать в город Баден,
А мы не тронемся вперед.

29

Снова в Баден

Я что подумал: «Может, съездишь?»
Нарушен Марьей твой покой
Комбат отпустит, я уверен,
 Хотя куда тебе с рукой …?

И вот, усевшись в тряский кузов,
Я мчусь к неведомой судьбе,
В своем воображенье строю
Из хрусталя дворцы себе.

Настрой души – животворящий.
А чувств – волнующий подъем
И кажется, что мы с природой
Одну симфонию поем.

Трезвонит солнышко лучами,
Сады купаются в цвету,
Пернатый хищник нынче добрый:
Стремит полет свой в высоту.

И горы синие застыли
На фоне голубых небес,
Под солнцем ярким красовался
В нежно – зеленой дымке лес.

30

Мне не понятно: как все это
Здесь уживается с войной,
Смерть – с торжествующей природой,
С восторгом, радостью, весной?

Ах, люди, люди, что творите,
Зачем же разум даден вам?
Вы перед Богом показали
Свое невежество и срам.

Европа, алчная Европа!
Когда ж угомонишься ты
И в память о сынах в чужбине
Не будешь оставлять кресты?

Пытал огнем в запрошлом веке
Россию ваш Наполеон,
Теперь вот - Гитлер кровожадный.
Народ страдать заставил он.

Кто будет третьим живодером?
Кого родишь, Европа, ты,
Кто будет холить и лелеять
Твои коварные мечты?

31

А вы куда ж смотрели, люди?
Вы, добрые, как мать, отец,
Ведь в тайне верили, признайтесь:
Придет господство, наконец.

Какая детская наивность!
Какой кощунственный порыв!
Вы неожиданно сорвались
В бездонный каменный обрыв.

И, как итог звериной страсти,
Растоптана, как червь, страна.
Своею щедростью смертельной
Не обошла и вас война.

Чего ж ты, бесишься, Европа,
Меня своим не признаешь,
И на меня,  и моих братьев
Из века в век войной идешь?

А я ведь тоже из Европы:
Ее предел – седой Урал.
А за плохую память вашу
Вас  Бог уж много раз карал.

32

Машина, скрипнув тормозами,
Остановилась у ворот.
- Заедем завтра, рано утром -
Сказал, прощаясь, мне начпрод

В смятеньи, я открыл калитку
И, сделав шаг, вдруг оробел,
Не зная, что с собою делать,
Растерянно вокруг глядел.

Зачем я здесь, какая сила
Меня невольно привела
Сюда и голосом душевным
Все эти дни к себе звала?

А что скажу я ее  маме? –
Мне не идет на ум ответ.
Какой кощунственный поступок!
И оправданья ему нет.

О, если можно бы сквозь землю
Мне провалиться и истлеть,
Я бы не стал в тот миг последний
О бренной жизни сожалеть.

33

Но наяву мое явленье –
И я шаг делаю назад.
А в этот миг я слышу возглас
И слов неясных водопад.

Мария, милая Мария!
Она неслась навстречу мне,
А я почувствовал впервые
Себя счастливым, как во сне.

И мной, восторженным и смелым,
Не правил здравый смысл уже, -
Я был во власти чувств горячих,
       Что родились в моей душе.
  Она неслась, раскинув руки,
Как птица, с радостью, на взлет,
Но я объятьями своими
Прервал ее души полет.

Она в моих руках притихла,
Как сон, доверчива, мила.
И вдруг сказала с облегченьем:
«А я тебя ждала, ждала»

34

В порыве чувств, владевших мною,
Волшебных дум и юных грез,
Я подхватил ее на руки
И к дому бережно понес.

А мать стояла и смотрела
С душевной радостью на нас,
И слезы счастья и печали
Катились по щекам из глаз.

Я перед ней поставил Мари
Целуя руку, краток был:
«Простите, мать, я вашу дочку
Любовью первой полюбил»

За плечи Мари обнимая,
Я вдруг прижал ее к себе,
Еще вполне не понимая
Ее судьбу в моей судьбе.

«Ох, дети!   Головою в омут.
Прозренье  к вам придет потом
Да что ж стоим мы у порога?
Веди же гостя, дочка, в дом.

35

Покой, уют нарушен дома
Несется в нем посуды звон,
А мне в присутствии Марии,
Казался музыкою он.

И в ней бурлило вдохновенье: 
Она была, как день, светла,
А чувства, что ко мне питала,
Открыто на лице несла.

Я, по желанию хозяйки,
Бокалы наполнял вином.
И это все: застолье, встреча
Казались мне волшебным сном.

Но из фантазии в реальность
Меня вернула тотчас мать:
«Нет, не дадут вам власти счастья:
Они привыкли отнимать.

Все под себя у них законы,
Не сокрушить вам стену лбом,
Но все ж, назло судьбе – злодейке,
 Давайте выпьем за любовь».

36

«Никто судьбы своей не знает.
И я не в праве вам мешать.
Любовь, как дева, своенравна,
Она не любит долго ждать.

Но если уж пришла однажды, -
Волнует, мучает, бодрит,
Посредников, как я, не любит
И только с сердцем говорит.

И мы познали с мужем счастье,
Хоть рано смерть его взяла,
Но первая любовь святая -
Мне силы на всю жизнь дала.

У сердца я, с ее рожденья,
Мечту заветную ношу,
И дочери своей любимой
У Бога счастья я прошу.

Быть может, Бог моей Марии
Подарит лучшую судьбу.
И я хочу и в тайне верю:
Услышит он мою мольбу».

37

После семейного обеда
Мать убирала со стола,
А Мари, взяв меня за руку,
В свой мир тихонько увела.

Лишь дверь за нами затворилась,
В объятьях растворились мы,
А если б это не случилось,
Мы б с нею не были людьми.


Наши взволнованные чувства
Звенели тонкою струной.
В весенний этот вечер синий
Она была мила со мной.

Без лишних слов и без раздумий
Она себя мне отдала
И от волнующего счастья,
Как роза алая, цвела.

Ее доверчивость и нежность
Меня сразили наповал,
И я, как и она, наверно,
Любил и страстно ликовал.

38

Уж плотно ночь глаза смежила,
И с Мари мы зажгли свечу,
И я, любовь опьяненный,
В ее объятия лечу. 

О! Как она была прекрасна
В ночной сорочке кружевной!
Недаром, видно, Мари стала,
Моей влюбленности виной.

Как часто мы порой бываем
С любимой женщиной грубы!
А наша жизнь и вдохновенье
Зависят от ее судьбы.

В ее душе покой и счастье –
И ваша рядом жизнь кипит.
Счастливчик тот, кто полной чашей
Мог той гармонии испить.

Кто знал  покой и вдохновенье
От первой сладостной любви,
В ком не напрасно билось сердце
И хмель бродил в его крови.


39

Мы долго с ней в ту ночь не спали
И лишь на миг, забывшись сном,
Открыв глаза, я вдруг увидел;
Заря стояла у окна.

Я тотчас разбудил Марию,
Начались сборы, суетня,
И вышли женщины из дома
В дорогу проводить меня.

Простившись с матерью степенно,
С волненьем Мари я обнял.
«Спасибо за любовь родная», -
Я ей тихонько прошептал.

«Коль сердце дрогнуло при встрече,
Его в любви тебе дарю,
За чувства, жар души ответный
Тебя, мой друг, благодарю.

Не знаю, что в грядущей жизни,
Нам предназначено судьбой,
Но нити памяти навечно
Соединили нас с тобой».
 
«Сережа, милый мой Сережа,
Я прожила ночь, как во сне.
Была она предназначеньем,
То Бог послал тебя ко мне!

Пусть Он космическою силой
Тебя опять вернет ко мне
И жизнь твою от пуль, осколков
Оберегает на войне.

Я у него прошу немного:
Чтоб нас с тобой не разлучал
И все грехи наши земные
Он, как отец родной, прощал».

40

Легко вскочив в груженый кузов,
Я угнездился в нем. И вот –
Мария с матерью своею
За первый скрылись поворот.

А думы чередой сменялись.
Я от неясности уснул.
И только в части, по привычке,
Меня поднял воздушный гул.

Шла в небе вражья эскадрилья.
Она несла на Вену смерть,
И от такого её груза
Земная содрогалась твердь.

Зениток слышен говор частый
И пулеметов трескотня,
К земле понесся юнкер сбитый,
Весь в клубах дыма и огня.

Затем – второй, за ним и третий,
Пошли к земле. Вот прах взлетел.
Идет между землей и небом
Остервенелая дуэль.

41

( На Тульбинг )

Когда явился я к комбату,
Он в лоб вопросом: «Что с рукой?»
«У тещи сделал перевязку,
И доктор, видно, неплохой.

Ну… повезло!
Вот что, Серега.
Идем на Тульбинг нынче  в ночь.
Всего превыше безопасность
И ты мне должен в том помочь.

Мы впереди, по бездорожью ….
Готовь две группы. Ты - с одной …
С другой пойдет сержант Величко,
Он у нас умный, боевой.

Пойдете впереди по флангам.
Чуть что, мне срочно шлите весть.
И вот еще, предупреждаю:
Все – тихо, на рожон не лезть.

Ответственность на нас большая,
За нами движется весь полк.
Да что учит тебя – такого:
Ты сам хитер и смел, как волк.




42

Прошло уж времени немало,
Но ночь ту вижу, как сейчас.
Она, под шум дождя унылый,
Мгновенно поглотила нас.

Успех задания комбата
В наших натруженных ногах,
А грязь липучая, чужая
Висит, как груз, на сапогах.

И только перед самым утром
Очнулись мы от разных дум.
Из темно – синей мокрой ночи
До нас дошел неясный шум.

Мы ход прибавили, и скоро
Все поняли :  аэродром.
Рев прогреваемых моторов
До нас дошел, как дальний гром.

Связной принес комбату новость
И он решил атаковать,
Свое решение в походе
Успел с полком согласовать.

 43 

Комбат поротно и повзводно
Всех по объектам разослал.
Над летным полем беспокойным
В туманной мгле рассвет вставал.

Никто не ждал нас здесь так рано.
И вот взвилась ракета ввысь.
Ответный гром над летным полем
Атаки яростной повис.

Строчили злобно автоматы,
Ура неслось со всех сторон,
Взрывались мины и гранаты,
И враг понес большой урон.

Но все ж один красавец – Юнкерс
Берет разгон по полосе,
Отчаянно к свободе рвется
В своей немыслимой красе.

Но не дремали и минеры –
Не ждал подвоха лютый враг,
И, клюнув за воронкой носом,
Взлетел на воздух дым и прах.

44

Торжествовать победу рано:
Всего прошел от штурма час –
Из Вены танки и пехоту
Фашисты бросили на нас.

И снова бой. Теперь уж ясно,
За что нам было постоять.
Стрельбою частой и прицельной
Старались пыл врага унять.

От городских окраин тоже
Широкой цепью немцы шли.
Нам – смерть, а вот себе – победу
Они уверенно несли.

Комбат обходит оборону,
Дает последний свой наказ:
«Солдаты, впереди – победа.
Назад ни шагу. Вот приказ».

А враг все яростней и ближе …
И силы явно не равны.
И наша злоба нарастает:
Сердца отвагою полны.

45

Но вот по вражьим флангам пушки
Открыли беглый свой огонь,
И черным пламенем отрадным
Горит фашистских танков бронь.

До нас симфонией победной
Неслося грозное «Ура!».
И нам из-за своих укрытий
Подняться в полный рост пора.

И дрогнул враг, ряды расстроив,
И в страхе пятится назад.
Огнем подмоги подоспевшей
Рассеян враг, разбит и смят.

И вот над всем аэродромом
Вдруг воцарилась тишина.
И наступило облегченье,
Как будто кончилась война.

Стояли мирно самолеты,
Блестели краской и стеклом,
Как будто и они, как люди,
Решили сдаться всем полком.

46

А день и солнечный, и ясный
Над всей землей торжествовал,
Старался возродить природу,
Пока я с немцем воевал.

Солдаты весело смеялись,
Решали мирные дела,
«Всем жить и радоваться жизни», -
Такой приказ весна дала.

Одни спешат к походной кухне,
Другие уж несут обед.
Как будто не были у смерти,
Не испытали горечь бед.

И я, забыв в бою о ране,
В руке боль ощущаю вновь.
От напряженья в ходе боя
На марле выступила кровь.

Надо сходить на перевязку,
Но почему-то не иду
Сижу, апатией плененный,
И неизвестно, чего жду.

47

Глаза и смотрят, но не видят,
А мозг работает за них:
Хороним с почестями спешно
Погибших воинов своих.

И я в почетном карауле
Командую за залпом залп.
И от такой работы трудной
Смертельно, видимо, устал.

Я вижу: пленные солдаты
Несут своих в последний путь,
И от такой простой работы
Меня охватывает жуть.

Я подошел позднее к пленным
(Их скорбный вид меня скосил)
И голосом почти беззвучным
Уж с грустью тяжкою спросил:

«Мы умираем за Отчизну,
А вы – то гибните за что,
За что ж вы жизни отдаете,
За чьи бредовые мечты?»

Плечами немец передернул,
А по щеке ползла слеза,
И он закрыл от посторонних
Руками мокрые глаза.

Другой ответил: « Он сегодня
Родного брата схоронил.
Совсем мальчишка, самый младший
В семье, совсем еще не жил».

«Прости. Не знал. Такое дело.
Да, это долгая печаль».
И мне невольного убийцу
По-человечьи стало жаль.

48 

Населенный пункт
Герцогенбург

Мои разрозненные мысли
Прервал вошедший адъютант.
Он показал рукой на двери:
« Прошу, старший сержант».

Комбат сидел, склонясь над картой,
И оторвав на миг свой взгляд,
Сказал с сердечным сожаленьем:
«Придется в ночь идти, мой брат».

«Вот здесь Герцогенбург какой-то,
Он в карту ткнул карандашом, -
А перед пунктом этим, видишь?
Река беснуется ужом».

«Мост охраняется, конечно,
И полноводная река,
Но хоть умри, вот этой ночью
Достать нам нужно «языка».

Он обстоятельно, спокойно
Вел стратегический рассказ,
А я – то знал, что для разведки –
Это решительный приказ.


49

Старшой был славным человеком.
Он был и добр ко мне и строг.
Немало с ним за эти годы
Исколесили мы дорог.

Его глаза  в бровях тонули.
В них доброта была видна
И вызывала у солдата
Любовь ответную она.

Его все звали – наш Васильич,
Официально – капитан.
Я сделал к выходу движенье,
Раз боевой приказ мне дан.


Он задержал. «Будь осторожней.
Кончается уже война,
А впереди нас ожидают
Победа, радость, жизнь, весна».

50

Ночь. Берег. Речка, Трайзен
Играет зло у берегов.
И десять молодцев плечистых
Здесь раздеваются без слов.


Вода пришла с крутых отрогов,
Где тают вешние снега.
И в это ледяное пекло
Ступает голая нога.

Пошли. Рука над головою,
Свободная - гребет волну,
Что тело больно обжигала.
Солдат тайком клянет войну.

На берег вышли осторожно
( Стекает капля, как слеза)
Переоделись – не согрелись,
Но волю дрожи дать нельзя.

Я молча вверх взмахнул рукою.
И вот уже наверх ползем.
Что: смерть или освобожденье
Своим врагам с собой несем?

51

Пологий склон ведет в долину,
А ночь, хоть выколи глаза,
Лишь на заснеженных вершинах
Чуть-чуть светлеет полоса.

Идем, пригнувшись, лисьим шагом
Чу! Остановка, вновь вперед.
По молчаливому согласью
На слух нацелился весь взвод.

До слуха вдруг донесся говор.
Рука приказывает: «Стоп!»
По мановению чьему-то
У всех прошел речной озноб.

Дозор безмолвно окружаем.
По-русски прозвучала речь:
«Бросай оружье, руки вверх»,-
Как приговор и кары меч.

Конвойных я, как можно тише,
Просил комбату передать,
Чтоб у моста был на рассвете:
Мы с тыла можем поддержать.

52

Свернув с асфальтовой дороги
И, вглядываясь в темноту,
Мы осторожно, точно волки,
В глухую ночь ползем к мосту.

Вот и землянка, и окопы.
Удачно с нашей стороны,
Но жизни признаков не слышно
И силуэты не видны.

Толкнув бойца, шепнул: «Бикфордов...
Разрежешь…Доделаешь потом.
А сделаешь, кинь камень в воду»,-
Он быстро скрылся за кустом.

Шлепок об воду – мы в окопе.
И постовой бесшумно снят.
При свете сумрачной коптилки
В землянке немцы мирно спят.

Зарею сумрачной и мглистой
Полк тишину в горах взорвал
От неожиданной атаки
Враг в городе паниковал.

53
На Мукендорф

Наш полк нацелен был на Тульбинг,
А там Дунай и Мукендорф.
Мы неожиданно, незванно
Ступали к немцам на порог.

Мы отсекали все дороги
Всей венской группировке «ЮГ»
И, выйдя к берегам Дуная,
Смертельный замыкали круг.

Дивизии названье «Венская»
Было присвоено страной,
А вместе с ней и мне, конечно,
Суровой юности моей.

Как ликовал сержант Величко!
Покоя он не находил,
Как будто Вену для австрийцев
Сам лично им освободил.

Всему Украинскому фронту
Салют на запад шлет Москва!
И от величия и славы
Слегка кружилась голова.

54

Теперь, когда свободна Вена,
Все наши взгляды – на Берлин
Устремлены. Там, там Победа!
А жду её не я один.

Там враг поставлен на колени
 И сочтены его уж дни,
Но только там решиться должен
Факт окончания войны.

Мы ждали, ждали исступленно
И каждый день, и каждый час.
И были тяжким испытаньем
Минуты долгие для нас.

Четыре года долгих-долгих,
Четыре года кровь и смерть.
Какие ж это надо нервы
Солдату на войне иметь!?

Но все осилил русский воин,
В Европу дружбу, мир принес.
Сквозь испытанья огневые
Он сердце доброе пронес.

55
На Вену.

Апрель уверенно и быстро
Весенней мощи набирал,
А я, после ночей бессонных,
В тени деревьев крепко спал.

Без сновидений мимолетных
Я спал. То был не сон – провал.
Тогда, после боев вчерашних,
Полк в Мукендорфе отдыхал.

Да, сон – действительное чудо:
Давал нам силы для Побед.
И был порою поважнее,
Чем старшины сытный обед.

Я знал бойца, что спал в походе.
И на ходу к нему мог сон прийти.
Мы ставили его в средину,
Чтоб в сторону не мог уйти.

Он, потолкавшись между нами
С полкилометра, километр,
Вдруг просыпался, ободрялся -
И сна уж не было примет.

И снова шутки, прибаутки,
То анекдот, а то и быль.
И мы шагали веселее,
Взметая кирзовыми пыль.






56

Меня трясут. Я просыпаюсь.
«Сон перебил, да? Виноват.
Солдат склонился надо мной:
«Вас вызывает в штаб комбат».

«Хочу порадовать разведку:
Мы возвращаемся назад.
На Вену дан приказ на завтра.
Что этой новости не рад?»

«Не может быть. Шутишь, Васильич.
У нас теперь есть путь один –
После побед наших на юге
Видней дорога на Берлин».

Видать, без нас там обойдутся.
Да и к возврату есть резон:
Идем не просто, а с заданьем:
Пополнить венский гарнизон».

57

Теплынь! Весны благоуханье!
Природа награждает нас
За те издержки, что бывало
На нас лила из туч не раз.

За те походы в слякоть, в ночи,
Что совершали мы порой,
И за атаки громовые,
Рассветной мглистою зарей.

Сейчас не то – открыто, мирно,
Царил во всем иной настрой,
Под солнцем ласковым на Вену
Шагал вперед за строем строй.

Широким шагом шла пехота –
Царица грозная войны.
Шли танки, потрясая мощью,
Под музыку своей брони.

Кряхтели тягачи под ношей
Снарядов, пушек прицепных.
Гудела, сотрясалась трасса
От тысячи колес стальных.

58

Текла дивизия на Вену
Неудержимо, как река,
Вела её, что в бой водила,
Та ж генеральская рука.

 От гордости сжималось сердце.
Спасибо, Родина, тебе,
Что ты под горем не сломалась
Назло врагам, назло судьбе.

Дивизия все эти годы
Была семьей и домом мне.
Я с нею рос и закалялся
На этой проклятой войне.

Я все издержки ей прощаю
За торжество моих идей,
За долгожданную Победу,
За свет и радость майских дней.

На марше наша боевая
Идет дивизия родная,
Сто пятая Гвардейская,
К тому ж ещё и Венская,
Войною закаленная –
Гроза Краснознаменная.

59

Без пышных почестей и шума
Нас Вена встретила тогда.
Она жила своею жизнью
Как все большие города!

А я, сложив свои пожитки,
Предался весь своим мечтам
Какие времени седому
Я на забвенье не отдам.

Они мне были вспышкой света,
Сияньем юношеских дней,
Душе – отрадой и надеждой
И смыслом жизни всей моей.

А утром я уж мчался в Баден,
Хоть там меня никто не ждал.
Излишней скромностью, как видишь,
Я в молодости не страдал.

Нежданным гостем, но желанным
Предстал пред женщинами я.
Они притихли и с вниманьем
Серьезно слушали меня.

60

Я торопился, суетился,
Старался убедить их в том,
Что Мари надо ехать в Вену:
Труднее будет ей потом
Устроится. А Мари нужно,
Мать, учиться. После войны
Специалисты, как известно,
Будут хорошие нужны.

Помочь мне хочется Марии.
Я и квартиру уж нашел 
(Такая добрая старушка!)
И сад красивый и большой.

Я постараюсь и с пропиской,
Ты только паспорт не забудь.
Сейчас… Но я надеюсь:
Мы встретимся когда-нибудь.

И тут пришла на помощь Мари:
«Мам, я поеду, ты прости.
А ты ко мне приедешь позже.
Прошу, родная, отпусти…»

61

Я в такт случайному моменту
Свой венский адрес записал
И, успокоенный исходом,
С почтеньем матери подал.

«Вот здесь найдете вы нас с Мари,
Все будет, верьте, хорошо».
И как-то буднично промолвил:
«Нам собираться ведь  еще».

И началася суматоха,
Не просто спешка, а содом:
Что взять сейчас необходимо,
А что оставить на потом.

Закончив сборы и простившись,
Мы в Вену катим, как домой,
А день заполнен был сияньем,
И мы довольные собой.

Мы что-то пели и смеялись,
На небе были с ней седьмом,
Весь необъятный мир любили
И были счастливы вдвоем.

62

Ничто беды не предвещало.
Казалось: будет ясный день –
Наперерез с горы сползала
От темно-синей тучи тень.

Я жал на газ, но бесполезно:
Не торопился вездеход,
Когда была нужна мне скорость,
Он выбрал черепаший ход.

Но самым главным недостатком,
Его трагедией, бедой
То было, что ушел с завода
Без крыши он над головой.

И мы, как с берега, нырнули
В седую пелену дождя:
В потемках ехать было трудно
И бесполезно было ждать.

Когда мы выскочили к свету,
С нас все еще текла вода.
Одна была у нас отрада:
Столица впереди видна.

Вот к легкомыслию какому
Ведет поэзия любви:
Ведь говорил же мне Величко:
«Брезент у старшины возьми».

63

Пока в сухое одевались,
Унять старалась Мари дрожь,
Я ужин женщинам горячий
И спирт спасительный принес.

Заставил Мари растираться,
А ноги я ей сам растер.
Невольно Пушкина припомнил:
«О, Александр, ты был хитер».

Она смеялась: «Ой, щекотно».
Касание её руки.
По завершению работы
Хозяйка подала носки.

Я уложил в постель Марию,
Укутал с ног до головы,
А если скажете: «С любовью», -
Вы в этом будете правы.

Когда я вновь пришел из части,
Она здоровым сном спала –
Боязнь за Марьину простуду
От сердца сразу отлегла.

64

Она проснулась утром первой,
Боясь меня не разбудить,
На цыпочках прошла на кухню,
Чтоб мне хоть чем-то угодить.

И скоро звон пустой посуды
Дошел до слуха моего.
А я - то знал: там у хозяйки,
Кроме воды, нет ничего.

Я появился в этом доме,
Когда в нем не было еды,
И стал спасителем желанным
От неминуемой беды.

Хозяйка это понимала –
Меня, как сына, приняла,
Бразды правления по дому
Она мне сразу отдала.

И я , чем мог, делился щедро:
Из одного с ней котелка
Питались мирно, как солдаты,
И не было проблем пока.

65

Но нас теперь уже не двое…
Я, как ужаленный, вскочил –
Как мне сберечь, что сердцу мило,
Чем я безмерно дорожил?

Я об ответственности, чести
Совсем не думал. Этот быт
Меня пред истиной поставил
И я сейчас не знал, как быть.

Такого жуткого волненья
Я не испытывал давно,
Еще не знал, что надо делать,
Но делать надо все равно.

Я в часть явился до подъема
И долго там еще бродил,
Но выхода из положенья
Я, как назло, не находил.

Задумавшись, я сел на лавку,
Во всех грехах судьбу кляня,
И вдруг припомнил о начпроде,
Что в Баден подвозил меня.

66

Увидев гостя на пороге,
Он искренне возликовал:
«Ну, как живет твоя красотка,
В гостях еще не побывал?»

Почувствовав расположенье,
Я руку крепкую пожал
И, как на исповеди в церкви,
Все без утайки рассказал.

«Да, ситуация…, конечно,
Нельзя сказать, чтоб из простых.
Но, откровенно, обещаний
Я не могу вам дать пустых.

Я помогу совсем немного:
Дней несколько кой-как прожить,
Но мизерной такой подачкой
Твоей проблемы не решить.

Тут вот в трофеи склад достался,
Хотят для города отдать,
Так, может, там тебе, дружище,
Для его нужд и помощь взять?»

67

И я взмолился: «Помогите!
Мне контингент ваш не знаком,
Не справиться мне в одиночку,
Тем более в деле таком».

«Чего не сделаешь порою
Во имя истинной любви!»
Он улыбнулся, приподнялся,
Надел фуражку: «Ну, пошли».

И вот уже отрадно слушать
Его слова: «Туда, сюда».
И тут, как и у нас в России,
Все в закоулках города.

И, несмотря на день чудесный,
В разгаре солнечного дня
Подслеповатое строенье
Взглянуло хмуро на меня.

Но вот старшой за дверью скрылся,
А я остался здесь гадать.
На свете нет подлее дела,
Чем догонять, кого-то ждать.

68

Минуты долгие, как вечность,
При ожидании текли,
Они терзали мою душу
И нетерпеньем сердце жгли.

Уже я вдоволь настрадался,
От ожиданья изнемог,
Лишь с появлением старшого
Вздохнуть я с облегченьем смог.

Он шел с каким-то незнакомцем,
Который сел рядом со мной:
«Поехали», - сказал он тихо, -
И указал рукой в тупик.

Складские открывая двери,
Он также тихо вновь спросил:
«Что нужно?» - и налег на двери
Что было в его теле сил.

И я ответил машинально:
«Любые крупы, хлеб, жиры», -
И с завистью слепой подумал:
«Вот они – боговы дары».

69

Он, точно гид, все знал и видел,
Как будто здесь служил всю жизнь.
Ему наскучило все это.
Он этим всем не дорожил.

«Вот здесь крупа, тут хлеб, галеты,
Копченый шпик, а вот мука», - 
Застоявшийся  пронзала воздух
Рапирою его рука.

Когда я укрывал продукты,
Из склада вышел мой начпрод:
«И до чего же ненасытный,
Иль просто жадный мы народ»

Он нес еще две упаковки
И, сунув пачки под брезент,
Сказал с улыбкой: «Шоколадки.
Пусть Мари примет мой презент.

Ну, вот, теперь езжай, пожалуй.
Да на патруль не напорись,
Не нарушай дорожных правил,
А главное – не торопись».


70

Но я его понял дословно:
« Не угоди под трибунал
За расхищение трофеев».
Я это все, конечно, знал.

И, тронув старый вездеходик,
Я вклинился в поток машин
И успокоился мгновенно
Под торопливый шелест шин.

И вот на первом перекрестке
Раздался свист, конечно, мне,
Но я прикинулся наивным,
Что обосновано вполне.

Нельзя мне к ним, в руки закона:
Меня ведь ждет любовь моя,
Зачем мне к ним в комендатуру,
Когда к любимой еду я.

Среди длиннющей вереницы,
Стараясь скрыть свои следы,
Свернул в ненужный переулок
От неминуемой беды.

71

Уткнув машину носом в двери
Хозяйкиного гаража,
Я торопился поскорее
Убрать груз важный с витража.

И только, водрузив на место
Засов и скобы запихнув,
Как после тягостной работы,
Я от трудов своих вздохнул.

Нет, лучше уж ходить в разведку,
Своею жизнью рисковать,
Чем так, отчаянно и низко,
В дни мира честью торговать.

Но дело сделано успешно,
И совесть пусть теперь молчит,
Хотя от подвига такого
На сердце и в душе горчит.

72

Жизнь в Вене в колею входила,
А за Берлин шел смертный бой
Над вражьей силой меч возмездья
Уж занесен над головой.


И странным было ощущенье:
Здесь полный мир, а там война,
Летает смерть над головами,
Как хищник, жертву ждет она.

Но мысль нас всех не покидала,
Мы были верою полны,
Что до Победы долгожданной
Остались считанные дни.

Природа с нами ликовала:
Сиял апрель во всей красе,
И птицы в рощах посвящали
Свои мелодии весне.


Увольнение.

73

Сегодня в доме бабы Анны
Царит подъем и суета.
Мы с Мари посетить решили
Святые венские места.

Она усердно платье гладит,
Я чищу блеском сапоги,
Которые еще не знали
Моей растоптанной ноги.

А баба Анна бутерброды
На целый день готовит нам.
«Ведь сколько времени - не знаем
Придется проторчать вам там».

Вот, наконец, явилась Мари
В сиянии вечной красоты,
Какую не могли представить
Фантазии моей мечты.

Как много образов прекрасных
В себе любимые таят.
Не языком, а чувством, страстью
С мужчиной нежно говорят.

Но Мари, пыл мой поумерив,
С улыбкой молвила: «Пошли».
А над порогом, в полисаде
Цветы улыбками цвели.

74

В тот день я был, как птица, вольный,
К себе звала весна меня.
Она красуется пред нами
В сияньи солнечного дня.

Прекрасен город мира -  Вена!
Он нас встречает суетой.
Порой мне кажется: он старый,
Через минуту – молодой.

Даже собор Святого Марка
Глядится вычурно, свежо.
Его наружной панорамой
Я был изрядно поражен.

А Мари за руку упорно
Меня влечет в священный храм,
И музыка уж тихо льется
Торжественно навстречу нам.

Какой-то трепет ощущаю
В атеистической душе:
Я незаметно оказался
Во власти боговой уже.

Какое чувство внеземное,
Еще не ясное вполне,
Под этим куполом высоким
Здесь испытать придется мне.

75

«Проси у Марка, что желаешь» , -
Тихонько шепчет Мари мне.
И я шепчу, завороженный,
Как заклинанье, как во сне:

«Прошу тебя, посланник Бога,
Нам за разлукой встречу дай,
И не суди нас с Мари строго,
От бед житейских ограждай.

Еще прошу: дай людям разум
Все споры мирно разрешать,
Чтоб не могли опять войною
Самих себя уничтожать.
               
Ты наделен могучей властью,
Ты всемогущ, ты – властелин,
Сдружи, прошу, все веры наши,
 Ведь Бог - то у людей  один».

Лицо у Мари посветлело.
Она была довольна мной.
Как ни надеялась на Марка-
О жизни думала земной.

76

Великий Моцарт здесь венчался
С Констанцией. Звучит клавир.
Из Вены – музыкальной Вены,
Узнал о гении весь мир.

Звучал здесь Шуберт и Бетховен,
Отсюда мир о них узнал.
Россини, Верди и Беллини –
Всем оперный рукоплескал.

Когда-то здесь и наш Чайковский
На сцене оперной блистал,
Своей пленительною музой
Над Веной  соколом летал.

О, вотчина святого Марка!
Здесь звуки всей земли слились
И музыкой очарованья
В сердцах людей отозвались.

О Вена – нотная столица!
Какие чудные слова!
С тобой созвучно, рьяно вторит
Моя любимая Москва.

77

Какою нотою волшебной
Звала ты, Вена, их к себе,
Что стала на века отныне
Ключом – загадкой в их судьбе?

Зачем они к тебе стремились,
Чтоб песнь последнюю пропеть
И, совершив свой чудный подвиг,
Прославиться и умереть?

Что в этой песне лебединой,
Какая тягостная сласть,
Иль это свыше диктовалась
Им необузданная власть?

И, покорив мир музыкальный,
Ушли от нас в небытиё.
Лежат под плитами спокойно,
Оставив дело нам свое.

«Я перед ними преклоняюсь,
И ты им, Мари, поклонись.
Они иль вольно, иль невольно
В судьбе твоей отозвались».

78

«Я вижу: ты уже устала
На этих модных каблучках.
Пойдем на ринг, пусть он прошепчет
О пролетевших здесь веках.

И ваш Дунай немало знает
О ратных подвигах людей,
Которые и в наше время
Известны храбростью своей.

Когда-то на брегах Дуная,
Гулял великий Святослав.
Его сам Бог героя – князя
За героизм Руси послал.

Он мог армаду в сотни тысяч
Десятком -  в бегство обратить,
В открытой схватке, в честной битве
Не мог враг князя победить.

Как жаль, что гордый наш воитель
Не мог свою жизнь уберечь,
Сейчас бы не висел над нами
На волоске дамоклов меч».

79

Монолог Мари

«Я знаю: Бог пошлет разлуку
И с этим уж смирилась я,
Но я ему и благодарна,
Что в жизни встретила тебя.

Никто из всех мужчин на свете
Не трогал сердца моего,
Лишь только ты, Сережа милый,
Заставил вздрогнуть вдруг его.

Ты шел, я помню, мне навстречу
Решительный, красив, как Бог,
Еще никто, как ты, мгновенно,
Очаровать меня не мог.

Мне с той минуты нет покоя:
Все мысли заняты тобой.
Тебя теперь до самой смерти
Мне не забыть, любимый мой.

Пройдут года, судьба, быть может,
Пошлет мне испытанье вновь,
И уж ничто мне не заменит
Вот эту первую любовь.

80

На Прагу.

Мы две недели жили в Вене,
Метался я меж двух огней:
Между своим священным долгом
И жизнью личною своей.

И мной владело вдохновенье,
Подогревало мой азарт.
Как будто бы на финиш первым
Пришел я и безумно рад.

Но вот однажды майским утром,
Когда зари венец пылал,
Над мирно дремлющей землею
Нарушен был на день мой план!

Пришел запрет на увольненья,
И сразу стала скучной жизнь.
Но ты - солдат, а это значит –
Порядка строгого держись.

81

С попавшим первым мальчуганом
Записку Мари передал.
Получит ли она посланье?
Я этого, мой друг, не знал.

А в полдень, потрясая воздух,
Горнист трубит всеобщий сбор.
И птиц испуганные стаи
Взлетели прочь с окрестных гор.

Колонны уж готовы к маршу.
И вдруг: «К комбату, Рыбаков».
И сердце екнуло тревожно,
Я понял все без лишних слов.

Она стояла у ограды,
Как нежный, розовый цветок,
И от неё к сердцам солдатским
Шел будораживший их ток.

Когда она к груди прижалась,
Взорвали сдержанность свою
Солдаты. Им комбат ответил:
«Отставить вольности в строю».

82

А Мари, вытирая слезы,
Старалась высказать свое
Все то, что накопилось в сердце
За это время у неё.

«Знай, Сережа, я навеки
Тебя лишь одного люблю,
Тебе, если б возможно было,
Жизнь посвятила бы свою.

Но все равно, чтоб не случилось,
Здесь сердце только для тебя.
(Она прижала руку к сердцу)
Все остальное – лишь судьба.

Пусть не послал нам Бог удачу, -
Мы расстаемся навсегда,
Но только эту нашу встречу
Я не забуду никогда.

И ты любил, и я любила,
Мы были счастливы с тобой.
Я не смогу на этом свете
Забыть тебя, любимый мой.

Вот этот перстень дорогущий
От бабы Анны и меня,
Чтоб помнило твое сердечко
Меня. Дарю его любя.

83

«А что ж я подарю на память?
Вот разве что – часы свои»
«А мне и ничего не надо:
Наверно, здесь дитя любви»

И положила свои руки
Она с улыбкой на живот.
«О, Мари. Правда, дорогая?
Пускай на радость нам живет!

Проверься и пиши мне на дом.
Приятно будет для меня
Знать, что где-то в Альпах
Живет, растет мое дитя.

А по колонне уж команда,
Как хлыст, отрывисто звучит.
«Давай до нас, сюда, Серега!» -
Сержант Величко мне кричит.

Я ухожу от Мари, пятясь.
А сам шепчу: Люблю, люблю»
Стараясь навсегда запомнить
Её, и взгляд Мари ловлю.

84

Колонны ход неумолимый.
Чем дальше Вена – ближе дом.
Но я, взволнованный разлукой,
Не думал в этот миг о нем.

А Вена, как мираж в пустыне,
Уже чуть-чуть видна вдали.
В тот миг её родней и ближе
На свете не было земли.

Прощай же, город музыкальный!
Мгновеньем каждым дорожа,
С тобой я долго не расстанусь.
Здесь будет жить моя душа.

По улицам в тоске печальной
Будет бродить моя любовь,
И позовет она, быть может,
Меня к себе с улыбкой вновь.

И я приду. Пока с Победой
Навстречу поспешаю я.
Она ждала четыре года
Солдата русского, меня.

85

И мир пришел в сиянье света.
Будь счастлив, человек! Живи!
Ты заслужил ценою жизни
Успехов добрых и любви.

Но жизнь весенним половодьем
Одну судьбу поднять спешит,
Другую – по своим законам
Ломает и в щепу крошит.

Послевоенный мир  нелегкий.
Все унесла с собой война.
Вставала трудно, очень трудно
Из пепла и руин страна.

И я в её круговороте:
Ученью – день, работе – ночь.
И мысли о вольготной жизни
Сами собой летели прочь.

И встал передо мной барьером
Закон безжалостен и строг:
Тогда поехать заграницу
Даже артист не каждый мог.

И понял я: пришел печальный
Роману нашему конец.
Сказать боялся Мари правду,
А не сказать – буду подлец.

И я из города другого
(И сердцем и душой скрипя)
Послал письмо своей любимой,
Чтоб строила жизнь без меня.



86

Прошло немало зим и весен.
Однажды прихожу домой.
Ключ в скважину – не лезет,
«Жена не вытащила свой».

Звоню. И ключ зашевелился.
Открылась дверь. О, боль моя!
Я обомлел, воскликнув: «Мари!»
«Я Анна, папа, дочь твоя.»

И мысль, как молния, блеснула:
Дочь повторяет мамин путь.
«А я тебя сразу узнала» , -
Дочь с плачем бросилась на грудь.

И, обнимая дочь родную,
Я на жену взглянул в пылу,
Она улыбкою сияла
И с Анной нас звала к столу.

Еще б! Хотели взять чужую,
А тут, вот на тебе, своя!
Не говорю, как ликовала
В тот миг во мне душа моя.

87

«А что же Мари? Не встречались?»
«Гостили мы у них втроем.
Теперь к себе вот этим летом
Их в гости с нетерпеньем ждем»

У Мари муж – мужик душевный
И сын на радость им растет,
А как играет на рояле!
Наверно, в мать свою пойдет.

Что до любви… Жизнь коррективы
Тогда в судьбу нашу внесла,
Но счастьем и меня и Мари
Она нас, друг, не обошла.




10.11.09 – 10.01.10 гг.