Современный Миклухо-Маклай

Любой закон природы проявляется, как архитектура, музыка и литература – в больших и малых формах. И точно также неодинаково он нам нравится в своих формах.

Отсюда можно вывести, что человек миру безразличен, а можно предположить, что в природе мы играем роль эстетического фильтра и эстетического трансформатора. Воспринимая сигналы подаваемые синицей, мы пишем симфонию, а, услышав шум моря и крики чаек – сочиняем «Ты одессит, Мишка».

Для достижения всеобщей гармонии детей в детском садике обучают петь, танцевать и рисовать.

А также, в угоду военной доктрине, переучивают мальчиков-левшей писать правой рукой, ибо все виды стрелкового оружия созданы для правшей.

Вырастая, дети в большинстве своём не поют, не танцуют и не рисуют, но… вынуждены платить налоги.

Платить налоги детей в садике не обучали, и они не понимают, какое отношение налоги имеют ко всеобщей гармонии.

Родители тоже не разговаривают с детьми о налогах.

В Советском Союзе был довольно странный налог на бездетность, но откуда бы дети могли узнать о его существовании?

Сакральный смысл налога на бездетность проявлялся и умирал в одном поколении, не оставляя после себя эволюционной цепочки развития.

Необходимо вводить детские налоги: на фломастеры, на право петь весёлые песни…

Пусть бы дети рассчитывались за эти привилегии, изучая, например, алфавит. Главное, чтобы слово «налог» дети слышали, начиная с яслей.

Я, например, воспринимаю налоговую систему как монголо-татарское иго или нашествие рогатых яйцеголовых инопланетян: когда-то началось, значит – обязательно закончится.

Это совершенно не способствует достижению личного счастья и всеобщей гармонии.

Человечество хранит память о Золотом Веке, когда все были счастливы.

Современная наука дала ответ на эту загадку истории.

Древний человек-собиратель – даже ещё не охотник-собиратель – расходовал на поиски пищи не более четырёх часов в сутки, а в условиях, когда нужно было тратить больше времени, он откочёвывал в иные места или вымирал, не оставляя исторической памяти.

Как себя мог чувствовать сытый и не очень усталый человек, сидя или лёжа среди едкой зелени пальм, слушая лёгкий ветерок, заплутавший среди их крон?

Он был счастлив.

Если ему на голову падал кокосовый орех, человек не успевал испытать горя.

Современный Миклухо-Маклай беседует в джунглях Суматры с аборигенкой.
Первого её мужа убил мужчина, хотевший взять её себе в жёны. Второго мужа убил брат первого мужа, совершая акт мести.

По закону предков, женщина досталась брату убитого, которого загрыз тигр.

Большинство детей этой женщины умерли в младенчестве, но она, рассказывая обо всём этом, абсолютно счастлива.

Состояние счастливой эйфории среди племён Амазонской сельвы отмечают все путешественники.

В тоже время, моя мама, выйдя на днях из кафе, где отмечала юбилей подруги, почувствовала себя усталой и решила ехать домой на такси.

Потратив на такси менее двух долларов, мама сообщила мне на следующий день, что испытывает муки за впустую потраченные деньги.

Я сказал маме, что вся наша цивилизация, государство, речь, литература, деньги, кафе, юбилеи, Паустовский и Куприн, двадцать два тома которых я ей прислал, купив их у букинистов в хорошем состоянии и без запаха старых книг за 25 долларов, таксопарки, телефон, по которому мы с ней говорим – есть провокация и выдумка древних шумеров и египтян, у которых ни с того ни с сего резко возросла урожайность зерновых культур типа сорго.

Никакого отношения к счастью всё это иметь не может и не должно.

Мама очень удивилась, согласилась и успокоилась, заметив, что Паустовский из всего этого ей нравится больше всего, а я - её сын - чистой воды болтун.

Отсюда я вывожу, что чем примитивней человек, тем он более счастлив, а наша ожидаемая всеобщая гармония – есть транзитный пункт по типу пересылочной тюрьмы на карте истории, дорогу к которому прокладывают люди малоприятные: скряги, циники, вечно чем-то недовольные ворчуны и, даже, эдакие Гамлеты, вечно мучающие себя, а главное близких бессмысленным вопросом «Быть им или не быть, а если быть, то – с кем, когда и как».

С другой стороны, я вдруг осознал, что выдержанный человек – он как выдержанное вино: не играет, не заигрывает, не взрывает пробки, слегка покрыт пылью и от того не слишком блестит на солнце, хранится в прохладном тёмном месте, мало реагирует на суету вокруг себя, а, будучи выпитым, оставляет о себе добрую память.