Там лона глин обречены рожать...

Буквы



Когда мне землекопы в лоб твердят,
что я - всего лишь бык, а не Юпитер,
я отвожу непримиримо взгляд
и мну в ладони соль и зёрна литер.
И слышу шорох, волхованье букв,
Египет слышу, пиктограммы детство,
и клинописных глин звенящий лук -
тугих волов и львиных лап наследство.

Шуршит папирус. Нильские поля
телят лелеют, чтоб скоблить пергамент
для музыки, для чудодейства, для
звериных войн и птичьих моногамий.
О, слишком много в ней заключено,
в коровке божьей, в буквице священной!
Дымится слова красное вино,
целя надеждой и горча изменой.

Когда меня алхимией корят
историк, археолог и географ,
я вижу золотых династий ряд,
где в  синих косах тайный иероглиф -
тяжёл и полновесен, как нефрит...
Где мандарина ротик вероломный
улыбкой кислой пришлого дарит,
скрывая расы разум многотомный.

О, слишком много в ней предрешено -
в повадке теплокровной взлётной речи!
Лишь певчей птице долететь дано
до почвы плодоносных Междуречий.
Там лона глин обречены рожать!
Там слово, словно лён и воздух льётся,
и там последний черноротый тать
с тарантуловой нитки вниз сорвётся...