любить железную дорогу

Чувства человека и его разум очень трудно привести в равновесие друг с другом – сделать их друзьями или хотя бы союзниками.

Вот я сейчас смотрю, куда бы вы думали?

На свой компьютер.

Он находится в полном равновесии с самим собой.

Активна память, установлены и идеально функционируют логические связи, выстроена система приоритетов, противовесов и контроля.

В то же время: у него ласково мигают какие-то лампочки, приятным светом горит экран, мягко, но с обещающим щелчком, нажимаются клавиши.

Всё это свидетельствует, что мой компьютер полностью сбалансирован по функции «чувства-разум».

Я не таков и, наверное, любой человек не таков.

Встречаются среди людей и крайние, последние случаи.

Среди финансистов, юристов, математиков и налоговых инспекторов мне попадались абсолютно бесчувственные кликуши.

Кстати, пора бы прекратить называть таких людей: компьютеры.

Не надо обижать хорошие вещи, сравнивая их с равнодушными людьми.

Встречались мне люди с горящими навыкате глазами, трясущимися руками и губами, а также – с часто моргающими слезящимися глазами и тоже – трясущимися руками.

Я их называю для краткости: люди искусства.

Хотя это необъективное название, а временное – рабочее, как рабочее название фильма.

Считается, в том числе – мной, что люди искусства воодушевлены, а кликуши – наоборот – погружены.

Что греха таить, я сам бываю среди тех и других, как свой.

Но есть одна единственная сфера, где я совершенно иной.

Там, на этой сфере, я нравлюсь себе больше всего.

Там я никогда не впадаю в крайности, не становлюсь притчей во языцех или венценосным.

Сфера эта – железная дорога.

Я вырос на одной из крупнейших в стране и мире железнодорожной станции и всё детство слушал гул и грохот поездов, крики локомотивов, наслаждался видом мужчин в железнодорожной форме с петлицами, околышками и лампасами и – в фуражке, предвкушая себя на их месте, изучал мир по этикеткам, пустым бутылкам и иным предметам, выпавшим из скорых и дальних поездов, которых через мой город проходило в сутки 35 назначением только на одну Москву.

На всякий случай сообщу: тридцать пять поездов в сутки на Москву означает ровно столько же назад – поезда всегда возвращаются назад, причём, в тот же день.

Это не очень очевидный закон.

Однажды, примерно 20 июля, я прочёл на харьковском вокзале объявление: «Поезд Хабаровск-Калининград за 16 июля ожидается прибытием 22 июля, а поезд Хабаровск-Калининград за 17 июля ожидается прибытием 21 июля».

В этот момент по динамику объявили прибытие поезда Хабаровск-Калининград за 19 июля.

Данный случай объясняет мне, почему я так неравнодушен к творчеству Игоря Царёва.

Кроме, упомянутых выше семидесяти поездов, через наш город следовало ещё полсотни поездов, а с ними – десятки прицепных вагонов с совершенно немыслимыми адресами: Венеция, Турин, Салоники, Братислава.

Всё это происходило тогда, когда в телевизоре было два канала и по ним показывали Ленинский университет миллионов и экранизацию «Вождя краснокожих».

Это было невыносимо и невыразимо.

Невыносимо и невыразимо прекрасно и ужасно одновременно.

Это до сих пор невыразимо. Я очень дорого готов заплатить, чтобы это выразить так, как оно того достойно.

Через много лет, изучая предмет «Эстетика» по курсу философии в железнодорожном институте я узнал, что прекрасное и ужасное одинаково притягательны для человека.

Но пожилая, потерявшая фигуру, доцент-женщина ничего не сказала об одновременности этих ощущений.

Пришлось доходить своим умом.

Своим умом я добрался до аспирантуры, которая мне ничего особого не добавила и ряда должностей на транспорте, сдав в своей жизни более ста различных экзаменов по специальной тематике, включая военную доктрину, гражданскую оборону и эпидемиологическую защиту на транспорте и, даже, предмет с удивительным названием - Фумигация, и стал не чужим в узком кругу профессионалов-железнодорожников.

Бахвалюсь я только для того, чтобы описать свой случайный визит в Общество любителей железных дорог в Киеве.

По всему миру и в Интернете существуют подобные клубы.

Они собирают модели паровозиков и вагончиков, старые железнодорожные карты и расписания, учреждают и начиняют железнодорожные музеи, собирают игрушечные железные дороги с мостами и тоннелями, организовывая на этих полигонах интенсивное движение поездов из компьютерных пультов управления, путешествуют в поездах по всему миру.

В США они построили дорогущую гостинцу с видом из окон на крупнейшую железнодорожную сортировочную станцию и с наслаждением наблюдают за работой муравьёв на разветвлённой древоподобной плоской «рыбке» железнодорожной станции.

В общем, занимаются какой-то чушью.

Киевские любители поразили моё воображение рассказами о виденных ими лично железнодорожных красотах: они посещали самые высокогорные в мире станции в Перу, забирались на монорельсовые подвесные фуникулёры…

В полном экстазе, они подарили мне музейную карту железных дорог Российской Империи стоимостью не менее пятисот долларов – в безумном обрамлении.

Я никогда в жизни до этого не встречал людей, которые настолько сильно бы любили железную дорогу и одновременно так мало – ничтожно мало – знали о ней.

У этих людей не было ни малейшего представления о тех невидимых процессах, которые одновременно и круглосуточно протекают в недрах системы.

О тех проблемах, бедах, авариях и трагедиях, которые подстерегают транспортные сети и людей, попавших в эти сети.

О самой сути того, что составляет историю и жизнь красивейшей словесной и зрительной оболочки: «Транс Сибирская Магистраль».

Зато они живо обсуждали строительство железнодорожного парома через Берингов пролив и соединение Евразийской системы с Американской.

Придя в себя, я ещё раз убедился, что моя бабушка была права: «Чем бы дитя не тешилось, а лишь бы не плакало».

Для чего я всё это написал, заставляя себя немного хвастаться?

С чем-то подобным мы ежедневно сталкиваемся в литературе.

Люди, знающие, чем дактиль отличается от хорея, а я к ним не отношусь; члены творческих союзов, издавшие несколько книг (своих или чужих) проявляют неоправданный, с моей точки зрения, снобизм к пишущей шатии-братии и шайке-лейке.

Воюя между собой за право считаться авторитетом, они требуют от членов неорганизованных банд «войти в круг», соблазняя их примкнуть к регулярной армии, на чьей либо стороне.

Когда викинги начинают нести службу в городах по охране подступов от печенегов, князья стравливают викингов между собой, осуществляя власть.

Ничего военного в этом я не вижу – реализуется один из многочисленных законов природы, не все из которых мы знаем и, тем более, не всеми из которых можем управлять.

Но можем чувствовать и дистанцироваться.

Поблагодарим Бога, что никто из любителей железных дорог не пытается сунуть свой нос в паровой котёл работающего паровоза, поцеловать контактный провод над электричкой, в котором 27 тысяч вольт, или возглавить ночное дежурство во время снежной бури.

А тех из нас, кто понял, чем отличается дактиль от хорея, я бы попросил любить железную дорогу.


-------
И для того, чтобы окончательно подвести черту, сообщу: я ни разу не остался на вокзале без билета – пусть и в тамбуре.

Как я это делаю, кому и как улыбаюсь и что говорю…

Пусть останется секретом – не стоит же, в самом деле, предлагать занятым людям читать подобные тексты.