Далеко ли твоя звезда?

Сегодня я узнала, что умер Ронни Джеймс Дио. Так, скоренько забежав в Интернет за каким-то письмишком, я напоролась на эту новость, как на кусок ржавой арматуры. И все, день кончился. Спустя какое-то время я обнаружила, что стою, схватившись за голову, и тупо повторяю: «Твою мать!… Твою мать!… Твою мать!…»
Вот так буднично я потеряла человека, который строил со мной мой мир – по минутке, по кирпичику. Среди книг, прочитанных мной, среди плакатов, висевших у меня на стене, среди людей, прошедших через мою жизнь, не было никого, кто дал бы мне больше, чем он. Как бы это ни прозвучало, но именно Ронни – человек, которого я никогда в жизни не видела, помог мне создать себя и стал по-настоящему близким.
Единомыслящим.
Единочувствующим.
А началось все в середине девяностых – железные ларьки, хаос, удивительное ощущение того, что все вокруг разрушено и уже никогда не будет целым. И посреди этого - я, нелепое, одинокое и никому не нужное существо. Родители мои только что развелись после двадцати лет тихой ненависти друг к другу, и занялись выпиливанием мозгов себе и мне. А я… я слонялась по улицам и мечтала, ибо это был мой единственный полезный навык. И тогда появился Ронни, сошел с запиленных кассет и стал моим другом. Стал откровением - оказалось, что есть в мире человек, который мыслит и чувствует точно так же, как и я. Он шел вместе со мной и создавал фантастическую реальность, в которой мешались серебряные ложки и золотые цепи, хрустальные дворцы и заплеванные подъезды.
И тогда мой город принял форму, стал дышащим и мыслящим существом, открыл свои глаза-фонарики, а подзаборные кошки обзавелись ангельскими крыльями, на разбитом асфальте появилась бриллиантовая пыль! Сквозь дыру в заборе я залезла в этот мир, а Ронни улыбнулся и подтолкнул: «Иди…»
И я все еще там.
А он вчера ушел – и это большое горе для меня. Я чувствую себя так, как будто потеряла отца. И пусть я уже давно не в том возрасте, чтобы устраивать истерики по этому поводу, но я была рада, что сегодня шел дождь – и моих слез никто не видел. Как-то неудобно взрослой тетке плакать оттого, что на другом конце земли умер какой-то поэт и музыкант. И поди объясни кому, что все это для меня значит…
Я не хочу писать никаких эпитафий, никаких посвящений – зачем? Все равно во всем, что я делаю, есть его часть. В каждом моем стихе, рисунке или рассказе - это как отпечатки пальцев, которые невозможно изменить. Теперь мне нести дальше то, что он мне дал, и нести это одной.
Тяжело. Горько. Но я сейчас допечатаю, вытру слезы и сопли и пойду, Ронни.
Даст Бог, где-нибудь пересечемся.