Из Шекспира

Ромео

Джульетта! Тебя обманули: я жив!
Не то чтоб "любимая, не принимай яда",-
но: до чего же тупы ножи;
и - хочется жить, когда ты рядом.
Пусть недвижимое, но - тепло. Руки
пусть от груди твоей не отнять,
ты знаешь: умирают и языки;
идеи же - просто перестают считать
необходимым использовать кислород -
этот клей между прошлым и – вот-вот... нет! – вчерашним.
Нектар позволяет смотреть вперед,
амброзия - заставляет шагать дальше.

Дальше - темно. Ну и пусть! Уж ка'к-нить.
Приборы сбоят, недоступна карта.
Только крови речится нить,
в начале которой - труп Тибальта.
Джульетта! Я потерял им счет:
лиц не разобрать между равно горячих
сердец. Я - это тот, что тебе поет,
или тот, что рядом, из вечно спящих?
Но в смешении лиц хорошо бежать,
схватив тебя за руку, мимо смерти:
здесь не Шекспир, и не ей решать,
где тут Монтекки, и где Капулетти.

Милая! Что означает боль
пред береденьем любимой раны?
Коль умереть положила роль -
выйдем с тобою за рамки драмы!

Стиснем зубы, и пусть король
не протолкнет ни единой драхмы.


Король

Нет глупостей прекраснее на свете,
чем те, которые вещают дети.
И света нет прекраснее, чем тот,
где детям жизнь не затыкает рот.
Но можно, лишь покажется слеза,
увы, навеки им закрыть глаза.

Жесток сюжет, отлившийся в граните,
где каждый побежденный - победитель,
поскольку за задернутою ширмой
окажутся злодеи снова живы;
и где любовь, влекомая игрой,
не признает себя актеркой и - живой.

Когда б не столь тверда была натура
у ищущего крови трубадура,
тогда рецепт спасенья был бы прост:
успеть уйти за дверь, что некий холст
с холодным очагом собой скрывает,
и про который режиссер не знает.

Как некое подобье карантина -
картина, в кою вписана картина.


Мать

Мужчины бесятся, когда
не отвлеченные понятья
мы им твердим, а правду. Да:
от непорочного зачатья
и до распятья. Не от той
воронки от большого взрыва,
но от Земли во тьме пустой;
и дале, вплоть до Хиросимы.

Несчастье - в наши времена
тебе в Италии родиться,
Ромео, где лишь пить до дна,
и невозможно - застрелиться;
где даже мужества клинок
тупит беззлобно скучный рок.

Где учит Библия тому,
что быть Марией - вот призванье,
где плоть подобна терему,
где дух томится в наказанье
за то, что клеть на растерзанье
обречена, а потому
круг замыкается.
               
               Джульетта
твоя, не стряпая, сыта.
Не надо мне: любовь, обеты...
Ведь не познавши живота -
что "жизни" на востоке где-то... -
нельзя потребовать отнять
(см. наоборот) у сына мать!
...........................
Тебе не видно, но прошло
неслышно пятое столетье.
Теперь травиться не грешно,
подавно - быть из Капулетти.
И знаешь, здесь, на этом свете
все хорошо. И ты - большой.

Простила все твоей Джульетте:
не быв ни девой, ни святой,
она дала тебе покой
счастливой, непорочной смерти.