Баклан
подгоняемый в танце кружащейся пылью.
Мир был общим движеньем. И только баклан,
разметав по пространству усталые крылья,
оставался стоять, как извечный вопрос,
под ласкающим солнцем, садящимся криво,
оставался стоять как распятый Христос -
как распятый Христос над сверкающим Рио.
Он стоял, никаким не подвержен страстям,
не в пример самому мне и этим прохожим,
он величием был уподоблен вождям –
созерцающим бога вождям краснокожих.
Он объятья раскинул и был недвижим.
Я смотрел на него, бесконечно терзаем
безответным вопросом: куда ж мы спешим?
И зачем мы куда-то всегда ускользаем?
Впрочем, всё, что я смог, - это бросить ему,
поражённый на миг этой выходкой птичьей:
«Так и стой, чтоб не сдвинуть тебя никому!».
Но, вздохнув от серьёзности наших отличий,
я прошёл и забыл. Остывая от дел,
город долго стонал ещё в пылком намазе.
А баклан этот, видимо, всё же взлетел,
не расслышав моих полудетских фантазий.
Свидетельство о публикации №110051603085
Максим и ещё интересно кто вы по вероисповеданию?
Игорь Гонохов 09.06.2010 18:17 Заявить о нарушении
Стишок писался в Стамбуле, баклан сидел там же – отсюда и намаз. Что касается Рио, то он всплывает в стишке лишь в той связи, что поза баклана удивительно напоминала статую Христа, возведённую на скале, над этим бразильским городом, откуда Он буквально раскрывает свои объятия каждому, - разумеется, каждому, кто в них нуждается. Таким же образом, то есть краем, присутствует здесь и сам Христос. Да и краснокожие вожди в данном повествовании тоже не бог весть какие герои. Кроме баклана и противопоставленного ему города, по сути, всё остальное здесь есть не более чем декорации или в чисто художественных целях призванные реминисценции.
Что ж, теперь скажу пару слов о вероисповедании. В этом вопросе, увы, мне особо похвастаться нечем, ибо я до сих пор остаюсь буквально слепорождённым ко всему, что касается каких-либо внешних проявлений религиозности. Полагаю, это происходит как раз потому, что само отношение к религиозному во мне до сих пор не потеряло надлежащей серьёзности. Но религиозное – это всегда сокровенное внутреннее, и пытаться выразить его внешне неминуемо приводит к недоразумению. И этот факт неизменно рождает на моих устах невольную улыбку всякий раз, когда я – прямо или косвенно – соприкасаюсь с любого рода ортодоксией. Скажу так: я считаю христианство высшим из всего, что я способен помыслить. Но соотносить себя с ним, к сожалению, я никак не могу, поскольку прекрасно отдаю себе отчёт в том, что значит быть христианином. Я могу лишь изумлённо взирать на те высоты духа, которые таит в себе приятие того грандиозного парадокса, на котором зиждется христианство. Иначе это можно выразить следующим образом: если бы я, Игорь, заявил сейчас Вам, что являюсь верующим христианином, то это должно было бы означать, что я действительно ПОВЕРИЛ в Благую весть, т.е. что Бог тогда-то и там-то сошёл на землю, возвестил людям то-то и экзистенциально донёс это-то. Но что значит «поверил»? Ведь «поверить» в данном случае означало бы коренным образом преобразовать свою жизнь сообразно тому, во что ты поверил. Если же ты поверил, но не преобразовал, то здесь налицо уже будет чистая профанация понятия «вера» и полное пренебрежение понятием «Бог». Поэтому термин «вера», на мой взгляд, и приобретает свою законность вовсе не тогда, когда мы с высоты своего глубокомыслия признаём за истину ту или иную доктрину, но лишь тогда, когда в этой истине мы НЕПРЕРЫВНО пытаемся существовать. Так вот, экстраполируя всё это на себя, я констатирую, что христианство уже давно стало для меня непреложной истиной, в плане, так сказать, постижения, но вот жить в этом – здесь я ещё нахожусь на уровне самого жалкого ученичества. Тем комичнее, мне представляются все эти потуги разноконфессиональной прыти, практикующие в отношении паствы коллективное лечение электрическим током и еженедельный воскресный взгляд в вечность, крестовые ходы и душеспасительные бдения. Если бы человек, стремясь внести в собственную религиозность хоть толику серьёзного отношения, попытался сформулировать себе, в чём же отличие христианства от язычества (естественно, я подразумеваю не только терминологическое отличие), то он бы мгновенно понял, что то, чем он сегодня занимается, - чистой воды язычество, в эстетических целях лишь обрамлённое христианской терминологией. У любой религиозности – будь то христианство, ислам или буддизм – есть непременное условие возникновения, и это условие – наличие духа. Ложная же религиозность произрастает как раз из бездуховности, имея предпосылкой традиции общины, веяния времени и прочую чушь. Но бездуховность – это стагнирующий дух и, как следствие, искажённый образ идеальности. Таким образом, то, что было «для иудеев соблазн и для эллинов безумие», у сегодняшних верующих вызывает умиление и почти восхищение. Но умиляться или восхищаться парадоксом – это похоже на тест, который мгновенно выводит любого религиозного шарлатана на чистую воду. В парадокс можно только верить, и эта вера может быть выражена исключительно экзистенциально – и уж никак не эстетически.
Ну вот, примерно такой ответ.
С уважением,
Максим Седунов 11.06.2010 12:43 Заявить о нарушении
Дима Пучков 01.07.2010 06:05 Заявить о нарушении